Страница 39 из 69
Неужели этот проделанный путь был напрасным? Где он опять просчитался? Этот мир день ото дня нравился Эду всё меньше и меньше, хотя желание спасти его только крепло в его душе. Порой самому Элрику казалось, что это стало своего рода сверхидеей его пребывания здесь, а стремление не допустить катастрофы было продиктовано не только благородными гуманистическими порывами, но и некоторым почти что спортивным азартом. Конечно, признавать подобное было не слишком приятно, поэтому Эд часто погружался в мысленные споры с собственным внутренним голосом, приводя всё новые и новые доводы в пользу собственного альтруизма, убеждая в нём по большей части самого же себя.
— Брат, ну кто же знал, — Ал развёл руками. — Ты уверен, что он сказал нам правду?
Конечно, Эд был уверен, что Хаусхоффер врал, как сивый мерин. Опять тонкие политические игры. Игры с жизнями сотен тысяч людей никогда не были по душе ни одному из братьев Элриков — в том числе поэтому они и были здесь.
— Может, напустить на него Ноа? — Эдвард был готов хвататься за соломинку.
— Ты же сам говорил, что он всё о ней знает, — протянул Ал. — Нужен кто-то ещё.
Эд задумался — у них был Энви, но доверять вот так судьбу людей гомункулу…
— Я не уверен, что Энви — это хорошая идея, — покачал головой Альфонс, словно прочитав мысли брата.
— Есть идея получше? — огрызнулся старший. — Может, еще предложишь найти Кимбли? Как ты это видишь? «Уважаемый Багровый алхимик, вы, конечно, садюга и сумасшедший убийца, но не поможете ли вы нам спасти мир?» Звучит дерьмово.
Младший не мог не согласиться, что звучит, мягко говоря, не очень. Значит, оставалось искать варианты. К тому же у них был ещё один новоявленный союзник, которого не стоило списывать со счетов.
Комментарий к Глава 25: Discipulus est prioris posterior dies/Следующий день — ученик предыдущего
*Hahn - петух, также курок (нем.)
========== Глава 26: Ut sementem feceris, ita metes/Что посеешь, то и пожнёшь ==========
You have set something in motion
Much greater than you’ve ever known
Standing there in all your grand naïveté
About to reap what you have sown
Time will feed upon your weaknesses
And soon you’ll lose the will to care
When you return to the place that you call home
We will be there, we will be there
Nine Inch Nails «My Violent Heart»
— Я понимаю, вам неприятно об этом говорить, — комиссар Маттиас Хан спрятал глаза.
Он терпеть не мог допрашивать жертв преступлений и их родственников. Тот факт, что сейчас он говорил с пострадавшим от несчастного случая не слишком поменял отношения Хана к ситуации.
— Но… — он закусил губу, — расскажите, пожалуйста, еще раз обо всем, что произошло на складе.
Зачем Кугер еще раз послал его на это дело, несчастный комиссар не понимал — вроде, разобрались уже! Да, сторонние лица оказались любопытными идиотами и оплатили собственную глупость непомерной ценой.
Чунта вздохнул и ещё раз изложил события злополучной ночи по порядку. Он прекратил в своем монологе давать негативную оценку личности ненавистного ему химика, однако не умолчал как о факте его нахождения ночью на складе, так и о том, что его безвременно погибший брат Норбу был знаком с невестой Кимблера и некоторое время переписывался с ней. Тибетец, порывшись в вещах брата, даже нашел пару фотокарточек демоницы из его кошмаров. Одну из них он отдал полицейскому, вторую же оставил себе: хотя эта женщина пугала его, но она и влекла и манила его, как магнит.
…Он жадно целует её губы, она тонкими руками обвивает его мощное тело, фиалковые глаза призывно смотрят из-под опущенных ресниц, когда она, дразня, отстраняется. Страсть — беспредельная, лишающая разума, готовая перелиться через край — заполняет его существо, а демоница косо улыбается накрашенными губами и, подаваясь навстречу ему, обнимает, вонзив острые когти, преодолевая сопротивление плотной кожи и мощных мышц, сокрушая края ребер, причиняя нечеловеческую боль, заставляя захлебываться собственной кровью и жадно и бесплодно хватать воздух ртом…
…Он просыпается в холодном поту, дыша тяжело и часто, боль отдается легким эхом в перенапряженном теле; эрекция уже спала и белье перепачкано, но он, вытирая пот со лба, включает настольную лампу и вглядывается в старую выцветшую фотокарточку, с которой вовсе не развратно и призывно, а смущённо, улыбается фройляйн Леонор Шварц…
Комиссар нахмурился, разглядывая фото незнакомки, в которой он узнал посетительницу Кугера. Дело принимало странный оборот. Наскоро попрощавшись с тибетцем, он натянул фуражку и поспешил в участок. Наверняка полицайрат теперь не закроет дело, а завалит его дополнительной работой.
Хан был отличным следователем — он любил свою работу и умел находить и сопоставлять информацию. Но отчего-то этим делом заниматься ему решительно не хотелось — Маттиаса не покидало ощущение, что он вляпался в вязкую, липкую, дурно пахнущую субстанцию, от которой нет ни малейшего шанса отделаться так, чтобы не причинить себе и своим близким вреда. Более всего его тревожила судьба прекрасной цветочницы Грейсии, и он очень надеялся, что вся эта ситуация никак не отразится на её благополучии.
***
Одним прекрасным утром на пороге дома Безногого появился Веллер, как всегда, безукоризненно одетый, гладко выбритый и благоухающий одеколоном.
— Рад видеть вас, — он пожал инвалиду руку. — Хотел расспросить вас лично о новостях, а также посмотреть на обновленную коллекцию растений.
Безногий обрадовался нежданному гостю — несмотря на то, что до конца он не доверял никому, и даже себе, хороший сообщник всегда пригодится. Особенно когда сам ты ограничен в передвижениях.
— Проходите, конечно, — Шаттерханд повернулся и поехал по коридору, жестом приглашая гостя следовать за ним. — У меня для вас есть сюрприз.
Веллер отметил, что Шаттерханд свернул раньше — до поворота на оранжерею оставалось еще добрых метров пятнадцать, — отчего у Готтфрида засосало под ложечкой. Как знать, не решит ли этот человек, получив от него всё, что ему было надо, избавиться от него теперь. Особенно если Безногий все же получил какую-то ценную информацию об искомом предмете.
Однако страхи Веллера не оправдались — напротив. Шаттерханд завел его в маленькое помещение, сплошь уставленное приборами и затянутое проводами и разбросанными магнитофонными лентами, жестом предложил занять неказистое, но удобное кресло, и с видом триумфатора нажал на кнопку воспроизведения на одном из магнитофонов. Из похрипывающего динамика раздались искаженные, но знакомые голоса.
— Выходит, Циммерман переметнулся, — задумчиво сказал Веллер, поглаживая пальцем нижнюю губу. — А Хаусхоффер послал их ко всем чертям…
— К сожалению, момент измены Циммермана мне отследить не удалось, — посетовал Безногий, подкручивая какие-то ручки. — Пока я настроился на резервный передатчик, ушло некоторое время.
— Вы хотите домой?
— Что стало с Аместрисом?
— Об этом вам лучше поговорить с моим братом.
— Вы знаете, с кем он разговаривает? — Веллер нахмурился и постучал пальцами по подлокотнику кресла. — И кто такой этот… Багряный… Багровый…
Безногий повернулся лицом к собеседнику и усмехнулся.
— Я не узнаю голос этого человека. Аместрис — большая страна, поймите. Даже если мы виделись или знали друг друга — слишком много воды утекло. И техника пока не совершенна. Что же до Багрового алхимика, — его голос едва уловимо переменился, — знаю. Это ветеран войны в Ишваре, живое оружие, с количеством убитых им человек сравнятся послужные списки разве что еще пары-тройки таких же выдающихся.
Веллера передернуло — он не мог привыкнуть к тому, что всё это — реально. Что можно одним щелчком пальцев затопить огнём целую долину. Что можно превратить всё, что угодно, в оружие. Этот суеверный страх помешал ему отметить, как поджал губы его собеседник, говоря об этом ветеране, и что в голосе его проскользнуло нечто слабо уловимое, но явно не имеющее ничего общего с тёплыми чувствами.