Страница 57 из 67
— Мария… Закрой дверь. Нам надо поговорить.
— Да, — она кивнула и поджала губы.
— Ты можешь ничего не объяснять. Я все слышал.
Она встрепенулась и бросилась к нему:
— Что? Что ты слышал?
— Твой разговор с Вальтрауд. Кто бы мог подумать, что она…
Готтфрида вдруг охватило жгучее разочарование. Он всегда тепло относился к Вальтрауд Штайнбреннер, даже несмотря на то, кто был ее мужем. А оказалось, она еще хуже этого гада!
— Какой Вальтрауд? — Мария потрясла головой.
— Женщиной, с которой ты говорила.
— Ее зовут не Вальтрауд. Она Россвайсс Беккер.
Готтфрид потер затылок — он не мог ошибиться! Никак не мог!
— Как она выглядит? — догадка осенила его — конечно, Вальтрауд не стала бы открывать Марии своего настоящего имени.
Мария задумалась — даже вертикальная складка пролегла меж бровей. А потом заговорила. Готтфрид слушал описание и понимал: он не ошибся. Он совершенно точно не ошибся. Россвайсс Беккер и Вальтрауд Штанбреннер — одно лицо. Красивое лицо с приметной родинкой над губой справа и тонким, едва заметным, причудливым шрамом на левом виске.
— Мы собираемся и убегаем, Мария!
— Нам некуда бежать, — она покачала головой. — Они найдут нас повсюду. Не одни, так другие.
— А мы попробуем! Надень что-нибудь удобное и собери немного вещей, скорее! Я помогу. Главное, не забудь пистолет и патроны!
Мария схватила объемистую сумку и принялась скидывать туда белье, деньги, документы, какую-то одежду.
— Оружие!
— Сейчас! — она отперла нижний ящик стола и достала оттуда пистолет, сунула себе за пояс брюк, коробки с патронами передала Готтфриду: — Распихай их по карманам!
— Так точно, — отозвался он. — Это все? Давай сумку! Вальтрауд ушла?
— Да, совершенно точно, — Мария покивала. — Куда мы пойдем, Готтфрид?
— Подальше отсюда, — бросил он. — У меня флюкваген, мы не пойдем, мы полетим!
Он открыл дверь и нос к носу столкнулся с Тило. Тот на сей раз сменил фрак, который, казалось, к нему прирос, на совершенно иное одеяние — темно-синюю форму. Рядом с Тило стоял давешний оберрайтунгсрат Фукс.
— И куда вы собрались посреди ночи, арбайтсляйтер Веберн? Еще и в такой компании? — Фукс смерил Марию взглядом с ног до головы. — Кажется, вы все негодовали, что вас не вызывают? Теперь дождались. Вещи сдайте.
— Я арестован? — неверяще спросил Готтфрид.
— Да, — Тило неприятно усмехнулся. — И вы, и фрау Мария Вальдес.
*
Готтфрид понятия не имел, где находилась камера, в которую его посадили. Серые, точно каменные стены, две ледяных кушетки, сияющие стальным блеском, два жестких стула, столик с инструментами. Впрочем, взять оттуда что-то он бы все равно не смог: все инструменты — а кровь стыла в жилах от одного только взгляда на них — были надежно спрятаны под стеклянный купол. Готтфрид был убежден — стекло бронированное. Он, конечно, не проверял. Но его и не тянуло.
С потолка на него смотрели два круглых глаза камер наблюдения, а над дверью скромно висел небольшой динамик. Настолько небольшой, что Готтфрид удивился — разве что усилитель был упрятан куда-то в стену, хотя стена казалась глухой. Или отнесен на значительное расстояние. Готтфрид понятия не имел, что из этого всего работает, но ставил на то, что динамик был всего лишь муляжом.
Руки Готтфрида были скованы наручниками, благо хотя бы не за спиной. Пока его никто не допрашивал, и он даже не мог сказать, сколько времени он провел в одиночестве.
Его очень занимала судьба Марии. Он отчаянно хотел ей помочь, но не представлял себе, что может сделать — запертый и скованный.
Наконец дверь с противным лязгом отворилась и на пороге появился Фукс.
— Итак, арбайтсляйтер Веберн, — он усмехнулся. — Что тут у вас… Зараженные. Содействие доктору Адлеру. Скажите, что вам известно о проекте “Сверхчеловек”?
Готтфрид неверяще покачал головой. Он-то думал, его обвиняют в хранении антипартийных материалов, как то дневник его отца, а выходила какая-то форменная чушь.
— Ничего, — он растерянно пожал плечами.
На лице Фукса отразилось разочарование.
— Пойдем дальше. На нижних уровнях, когда на вас и на оберайнзацляйера Берга напали зараженные, вы обещали им рецепт антирадина. Откуда он вам известен?
— Он мне не известен! — выпалил Готтфрид.
— Тогда отчего вы говорили, что знаете его?
— Да если бы вам угрожали такие страховидла, вы бы тоже пообещали им хоть ночной горшок фюрера принести!
— Не хамите, Веберн. И не поминайте фюрера всуе. Особенно, — он поднял взгляд на камеры, — здесь. Итак, вы утверждаете, что блефовали? — на лице Фукса заиграла странная улыбка.
— Так точно!
— Именно поэтому, согласно досмотру и описям у вас в лаборатории недостача реактивов, из которых можно синтезировать антирадин?
— Что, простите? — Готтфрид потряс головой, ощущая, что еще немного, и ледяной пот закапает с кончиков его пальцев.
— С чем вы работали в лаборатории? — гавкнул Фукс.
— Я вас не понимаю, — покачал головой Готтфрид. — Все отчеты сданы своевременно.
— Да, только вот согласно отчетам, вы не работали в таких объемах с источниками радиации, Веберн. Ваши отчеты и отчеты дозиметристов не сходятся. Не проясните ли вы ситуацию?
— Откровенно говоря… — Готтфрида трясло. По спине градом тек пот, челюсть сводило, но он старался удержаться из последних сил. — Нет. Я попросту ничего не знаю. И хотел бы ознакомиться с результатами расследования, которое вы проведете. Вы же, я надеюсь, проведете его? Это моя лаборатория.
Он почувствовал, что его тошнит. Еще немного — и его вывернет наизнанку прямо на и без того покрытый подозрительными разводами пол. Бурыми разводами. Не думать о том, что это просто кровь впиталась в серый камень, не выходило.
— Вы знали, что Мария Вальдес — член экстремистской группировки, а также она сотрудничает с советской разведкой?
— Что? — Готтфрид аж подпрыгнул.
Фукс, похоже, счел, что он переигрывает, уж очень выразительно скривился. Готтфрид проклял себя в очередной раз. Но ведь он даже не соврал — доподлинно ни одного, ни второго Готтфрид и правда не знал.
— А что она хотела вас убить?
Готтфрид истерически рассмеялся. Он решил больше не сдерживаться и не играть. Он чувствовал, как горячие слезы текут по его щекам, как бешено стучит сердце в клетку ребер, как желудок выворачивается наизнанку, а по губам течет горькая желчь.
— Не хотите сотрудничать, — тяжело вздохнул Фукс. — А жаль… Такой талантливый ученый. Был. Придется с пристрастием.
— По… Почему? — Готтфрид поднял голову. Перспектива допроса с пристрастием чертовски испугала его. Тем более он видел инструменты.
— Видите ли, арбайстсляйтер Веберн… Согласно показаниям некоторых людей, в том числе Вальтрауд Штайнбреннер, Бруно Штайнбреннера, Магдалины Вронски, Тило Шутца и Алоиза Берга, у нас иные сведения.
Последнее имя было точно удар под дых: у Готтфрида разом выбило весь воздух из легких и теперь он напоминал себе рыбу, выброшенную на берег — должно быть он так же смешно разевал рот, силясь вдохнуть.
— Что ж… Не хотите говорить со мной, к вам придут другие. И они не будут столь вежливы, как я.
— Но я все сказал! — крикнул Готтфрид, не веря уже сам себе. Если у них были показания Алоиза…
На мгновение Готтфрид почувствовал, как падает в пропасть. Что же они сделали с ним? Что эти сволочи сделали с Алоизом?!
Фукс отмахнулся и вышел. Готтфрид вцепился скованными руками в волосы на макушке и завыл в голос. Его тошнило, он отчаянно хотел в туалет. Он осмотрелся в камере. Теперь предназначение углубления со сливом в углу стало ему яснее. Он скривился, глядя на то, насколько сток окрасился в бурый — должно быть, туда сливали и кровь. Готтфрид счел, что уж лучше глаза камеры застанут его за этим действием, чем он позорно обмочит портки во время допроса. Впрочем, наверняка он их и так обмочит.
Он мерил шагами камеру, гадая, когда же к нему придут. Он считал удары сердца — и уже минимум трижды или четырежды сбился со счета. Когда дверь наконец снова скрипнула, он едва не закричал от неожиданности.