Ибо прежнее прошло

— Хотя бы это не испортил, — притворно вздохнула сестра. — И на том спасибо.

Энви надулся: сколько можно было припоминать ему историю с цыганкой? Можно подумать, сама Ласт никогда не допускала промахов!

— Зато я понимаю, почему тебе так нравятся и Глаттони, и Кимбли, — мстительно ощерился Энви. — Оба вечно воют себе какие-то странные мелодии под нос!

— Возможно, — как-то слишком безразлично отозвалась Ласт. — Ты уверен, что нам нужно это цыганское недоразумение? Спешу напомнить — она двинутая.

— Ноа нам нужна! — Энви упрямо вскинул голову. — Так проще будет найти Элриков!

— Ты же слышал Отца, — Ласт скривилась, — Элрики — не наша забота.

Она уставилась на него немигающим взглядом пронзительных глаз, и Энви как-то смешался. Разумеется, ему было всё равно, что там говорил Отец — Элрики были нужны ему самому.

— Но нам надо подстраховаться! — упрямо прищурился он.

— Ладно, — она неожиданно тепло улыбнулась и взъерошила его волосы. — Перетащи комоды в машину. А я займусь остальным.

После наступления темноты Энви пробрался к яме в надежде вытащить оттуда Глаттони. Подходя к месту, где предположительно трапезничал братец, он услышал не только стоны тех несчастных, которые всё еще не умерли, но и характерный хруст и громкое чавканье.

— Эй, ненасытная утроба! — тихо позвал гомункул. — Кончай жрать!

— Я ещё не наелся! — голос Глаттони был полон неподдельного разочарования.

— Слышь ты, пузо, — разозлился Энви, у которого на счету была каждая секунда. — Быстро лезь сюда! И тихо там!

— А Ласт бы так не сделала! Ласт хорошая! Где моя Ласт? Почему за мной ты пришёл, а не она? — сыпал вопросами толстяк, семеня на коротеньких ножках вслед за голенастым братцем по неосвещённой богом забытой тропке между уже полузаброшенных бараков.

— Заткнись, а… — прошипел Энви, останавливаясь и прислушиваясь.

Толстяк лишь вздохнул и принялся обгладывать кусок чьей-то прихваченной из ямы руки.

— Сюда, быстро, — он открыл кузов небольшого грузовичка и помахал рукой Глаттони, чтобы тот поторапливался. — Залезай, живо. Ох, и смердит же от тебя, придурок… — Энви поджал губы, сообразив, что запах-то и может выдать их с головой.

— А Ласт где? — не унимался толстяк.

— Молчать, — процедил Энви. — Теперь тебе долго молчать, пока не приедем. Иначе никого из нас ничто не спасёт! — он зло посмотрел на брата. — Особенно твою Ласт.

Уродливое лицо Глаттони приобрело чудовищно испуганное выражение, он чуть не уронил руку, которую глодал; но вовремя подобрался, серьёзно покивал и позволил закрыть дверцу комода на ключ.

*

— Последите за ним, пока мы будем в увольнительной, пожалуйста, — обратилась Ласт к Йоханне, слегка наклонив голову и передавая поводок недоуменно смотрящего на обеих женщин добермана.

— Уезжаете… — понимающе поджала губы надзирательница.

— Да, завтра утром. Но мы

вернёмся, — с вымученной улыбкой на красивом лице кивнула Ласт.

Никто из собеседниц не верил последней реплике. И никто не подавал вида. Это было словно игра, словно танец.

— Конечно, — вздохнула Йоханна, погладив пса. — Я буду ждать вас. И он будет ждать…

— Да, — как-то неловко согласилась Ласт. — Проведите меня в двадцать четвёртый. Мне нужно взять кое-кого на медосмотр.

Лангефельд недоверчиво дёрнула головой — в такое-то время? С другой стороны, в какое же ещё время вести по лагерю ту, кого не существует ни в одном документе?

— Пойдёмте, — кивнула Йоханна, вглядываясь в собеседницу. Надзирательницу не покидало ощущение, что обер-арцтин Кимблер она видит в последний раз.

========== Глава 24: Optima fide/С полным доверием ==========

Have you ever been alone at night

Thought you heard footsteps behind.

And turned around and no one’s there?

And as you quicken up your pace

You find it hard to look again.

Because you’re sure there’s someone there.

Iron Maiden “Fear of the dark”.

Ноа едва успела сомкнуть глаза, когда в её комнатушку мягкой кошачьей поступью вошла красавица, что оказывала ей медицинскую помощь.

— Пойдём, — прошептала она. — Только накинь что-нибудь, очень холодно.

Цыганка одевалась, из-под ресниц рассматривая ночную гостью. Ей было не по себе, но она успокаивала себя тем, что красавица ей никогда не делала ничего плохого и, вообще, друг. Выскользнув в вязкую тьму холодной ночи вслед за Ласт, она только гадала, отчего та ведёт её максимально тёмными закоулками.

— Пришли, — прошептала красавица, указывая на грузовую машину и открывая заднюю дверь. — Тебе сюда. Только тихо. Больше ты не вернёшься сюда.

Ноа вздрогнула. Какая-то частичка внутри неё отчаянно вопила о том, что сказанное нежданной гостьей может означать не только счастливое избавление от тягот лагерной жизни, но и конец всему, смерть. И далеко не факт, что лёгкую.

— Вы там на какой стадии? — спросил появившийся из темноты Зольф, придирчиво оглядывая кузов машины. И скривился — откуда-то из глубины фургона отчётливо пахнуло кровью и гнилой плотью.

Оттуда же, похоже, что из одного из добротных деревянных комодов, донеслось противное чавканье. Ноа узнала говорившего. Страх парализовал её конечности, холодной цепкой лапой схватил за горло — враг! Теперь точно не ждать хорошего! Она встряхнулась, прикусила бледную губу и пронзительно закричала.

Зольф, оглядываясь, словно ночной вор, крепко выругался сквозь зубы; Ласт же, метнулась, как молния, схватила Ноа за волосы и впилась в её губы злым поцелуем. Прямо как некоторые из тех. Дыхание цыганки сбилось, из глаз потекли колючие слёзы.

— Заткнись, погань, — зло прошипела Ласт, отстраняясь, но не выпуская волос Ноа из тонкой сильной руки. — И чтобы не звука, поняла меня? Иначе все из-за тебя подохнем!

Ноа закрыла руками рот и часто закивала.

— Лезь в комод, — приказала Ласт. — И я ещё раз повторяю — чтобы ни звука! Иначе потом тебе всё, пережитое здесь, раем покажется!

Ключ дважды повернулся в замке. Внутри было темно, тесно и душно. Ноа не знала, сколько ей предстоит сидеть в проклятом ящике, словно в гробу, но решила повиноваться. Она никак не могла понять, как же вышло так, что красавица, её друг, смогла так поступить, предать… Хотя, если она, несмотря ни на что, была заодно с мужчиной с хвостом… Тяжёлые раздумья Ноа быстро перетекли в поверхностный беспокойный полусон-полубред.

— Всё готово? — шёпотом осведомился Кимбли. — До рассвета полтора часа. Поедем сейчас или с первыми лучами солнца?

— Сейчас, — тяжело выдохнул подоспевший Зайдлиц. — Формально уже второе, нас задержать не имеют права.

— Лишь бы не досматривали, — Кимбли облизнул пересохшие губы: он отчего-то чертовски нервничал, хотя и старался не подавать вида.

— Тогда я позову шофёра, — кивнула Ласт.

Кимблеры устроились в кабине, Зайдлиц облюбовал местечко на лавочке в кузове, сославшись, что там места больше и удастся поспать, хотя спать он, конечно, не собирался.

Шофёром оказался сухопарый парнишка лет двадцати от силы, улыбчивый, но невероятно блёклый, будто прежде чем написать его портрет, кто-то щедро вымазал палитру белилами.

— А кто орал-то? — добродушно осведомился блёклый, выруливая из ворот Аушвица.

— Я, — кокетливо наклонив голову, призналась Ласт. — Видите ли, мне показалось, что около машины была змея…

— В такое-то время года, — словоохотливый шофёр хохотнул. — Что-то вам и правда, похоже, отдохнуть не помешает.

— Да, моя жена очень много работает, — проговорил Кимбли, со стороны казавшийся абсолютно спокойным и немного сонным.

— Вас же в Тшебиню? — уточнил шофёр, приглядываясь к неровностям тёмной дороги, которую скупо освещали тусклые наполовину заклеенные фары.

— Да, — кивнула Ласт. — Нас намедни звал в гости к сестре Клаус Дильс, помните его? Вот мы и решились, до Мюнхена-то путь неблизкий…

— Да уж, — согласие отчего-то вышло таким же блёклым, как и его изъявитель, — сейчас то тут, то там бои, опасно дюже… Не подадите сигарет? А то я опять забыл в карман переложить…