Ибо прежнее прошло

— Да уж, — засмеялся Зольф, — теперь у них вообще ничего не сойдётся. Если это дело попадётся гестаповским ищейкам…

— Кстати… — начала она, погладив по бархатной голове подошедшего к ней пса и переводя тему. — Отец всё ещё не назначил день, но я не уверена, что нам удастся забрать с собой Мустанга.

Зольф передёрнул плечами. Его куда как больше интересовало, как обойти равноценный обмен с Истиной, нежели судьба какого-то там пса, пусть даже и столь дорогого его жене.

— Может, есть кто надёжный, кто позаботится о нём здесь?

Ласт была не уверена в том, что в Аместрисе обрадуются доберману. Что говорить — она не была уверена, что в Аместрисе обрадуются им — не то что собаке.

— Вот Йоханне и можно пристроить, — подал идею Зольф. — А что? Людям она сострадает, может, и в собаке примет столь же живое участие.

Ласт кивнула, фиалковые глаза загорелись энтузиазмом: всё же она была очень привязана к четвероногому питомцу.

— К слову, по поводу возвращения… — Кимбли критически посмотрел на ладони. — Круги потеряли чёткость.

— Что ты будешь с этим делать? — Ласт, казалось, думала о своём и вопрос задала скорее из вежливости.

— Не я. Ты, — усмехнулся он, доставая из ящика стола тушь и медицинский лоток с завёрнутыми в марлю иголками.

Ласт непонимающе воззрилась на Зольфа и всё извлечённое им на свет.

— То есть как это — я?

— Ласт… — он подсел к ней, убирая со лба выбившуюся из пучка прядь и нежно гладя её щёку. — Я сам не смогу, неровно выйдет. Помнишь, однажды ты уже помогала мне…

Она скрестила руки на груди — она вспомнила, как уже обновляла рисунок на его ладонях. Опыт ей, конечно, понравился, но повторения здесь и сейчас она не слишком хотела.

— Зольф, может, после возвращения найдём того, кто профессионально этим занимается?

— А что я буду делать до этого? — возразил Зольф. — Ласт, пожалуйста. Я облегчил тебе работу. Смотри!

Он вытащил из ящика формы: два круга, треугольник и полумесяц, с углублениями под иголки.

— Смотри, на этот раз будет всё просто…

========== Глава 21: In vino veritas/Истина в вине ==========

Чтобы ближнего убить, придется много пить,

Тогда все хорошо, и сердце не болит,

И разум говорит, что было, то прошло.

Думаю, что теперь ты

Знаешь как убить врага посредством коньяка,

Налив его в стакан и выпив двести грамм

Во славу небесам, теперь попробуй сам,

И не забудь сказать:

Да здравствуй бог, это же я пришел,

И почему нам не напиться?

Я нашел, это же я нашел,

Это мой новый способ молиться!

Агата Кристи “Молитва”.

Клаус Дильс ехал на выходные в Тшебиню. Там осталась его младшая сестра, Гертруда, работавшая в трудовом лагере, который без малого месяц назад сравняли с землей во время очередной бомбёжки. Теперь она и ещё некоторое количество уцелевших немцев жили там в заброшенных домах, ожидая дальнейшего распределения, которое как назло затягивалось. У Дильса в запасе была целая неделя выходных, которую он рассчитывал провести просто — наконец-то выспаться.

Порывистый ветер кусал его за щёки, сырой воздух пробирал до костей, накладываясь на озноб от недосыпа. Город был мрачен и неприветлив.

— Клаус, наконец-то… — как-то непривычно сентиментально выдохнула его сестра, обняв на пороге обветшалого домишки с заклеенными крест-накрест окнами. — Проходи. Только вот… — она замялась, между светлых бровей пролегла складка.

— Что-то случилось?.. — сердце будто пропустило удар.

С того момента, как к нему в одном из “глухих” коридоров пристал этот юнец, Зайдлиц и, недобро сверкая странными глазами, приказал говорить, если кто спросит, что поступившую злосчастного седьмого числа ноября цыганку он, Дильс, отправил не направо, а налево, к смертникам, в его сердце поселился страх. Леденящий, сжимающий горло холодными лапами, вызывающий приступы дурноты и спазмы в животе. Клаус понимал, что допроси его хоть бы один-единственный раз рьяный пёс из гестапо, вывалит он всю правду-матку и даже больше. И ненавидел себя за подобное малодушие.

— У нас гости, — Гертруда опустила глаза, теребя пальцами накинутую на плечи шаль.

Сердце Дильса ухнуло в пятки.

— Здравствуйте, — из дверного проёма высунулся совсем молодой парень с длинными волосами, в гражданском. — Меня зовут Эдвард Элрик.

— Клаус Дильс, — он на ватных ногах подошёл к гостю и пожал ему руку.

— Это мой брат, Альфонс, — Эд махнул рукой в кухню, где сидел очень похожий на него юноша. — Простите за беспокойство, мы не отнимем много времени, просто нам очень нужно поговорить.

Клаус нервно сглотнул, придвинул стул и сел напротив.

— Клаус… Ты, наверное, голоден, — захлопотала Гертруда, собирая на тарелку скудную снедь. — У нас тоже напряжёнка…

— Нам фрау Дильс сказала, что вы работаете в Аушвице, — начал Эдвард. — У нас очень, очень важное дело, мы были бы весьма благодарны, если вы нам поможете…

— Угу, — не поднимая глаз от тарелки, отозвался Дильс. Дурное предчувствие, поселившееся у него на душе, разрасталось и разливалось по нутру неприятным холодом.

— Видите ли… — Эд закусил губу, — мы здесь были с шведской экспедицией. Ничего такого, просто научные изыскания. С нами была женщина, — он как-то замялся и смешался.

Сердце Дильса гулко стучало в висках.

— Цыганка, — продолжил второй, Альфонс. — Однажды, в начале ноября, она ушла и не вернулась. Мы искали, и нам сообщили, что её увезли в Аушвиц.

Клауса затошнило. Эти, конечно, не гестаповцы… Хотя, как знать — у тайной полиции всегда было множество самых разных агентов.

— Была одна, — выдавил Дильс, чувствуя, что вот-вот вместо голоса из его горла будут вырываться лишь нечленораздельные сдавленные хрипы. Отчего-то перед глазами встало злобное лицо Зайдлица. — Седьмого, вроде…

В глазах обоих Элриков засветилась надежда. Не то чтобы Клаус хорошо разбирался в людях, но было похоже, что эти двое просто ищут потерявшегося родного человека.

— Да, седьмого! — Эдвард вскочил и посмотрел на собеседника. — Вот эта! — он сунул в лицо Дильса фотокарточку.

У Клауса перехватило дыхание — на него, смеясь, смотрела та самая цыганка, которую куда-то из-под его носа увёл Кёниг.

— Она у вас? — допытывался Элрик. — Можно попросить вас отдать её нам? Она важный член экспедиции…

Гертруда стояла в углу, теребя шаль. Дильс почувствовал, что покраснел: всё лицо и даже уши пылали адским пламенем.

— Никак нет… — он отвёл глаза. Лгать он ещё с детства не умел и, как следствие, не любил.

— Почему? — Альфонс нахмурился. — Если нужны какие-то бумаги, или что-то ещё — мы всё предоставим.

— Потому что… — Дильс поперхнулся.

Похоже, этот Зайдлиц вёл какие-то мутные дела и попутно втянул в них Клауса. А теперь ему расхлёбывать…

— Потому что её, вроде бы, отправили на ликвидацию, — выпалил он, продолжая смотреть куда-то в сторону.

Эд и Ал переглянулись. Они словно видели во взглядах друг друга лица всех тех, кого потеряли, и это отдалось в сердцах братьев болью, к которой невозможно привыкнуть. Альфонс закрыл лицо руками, ощущая, что не в его силах сдержать слёзы. В этот момент он почти ненавидел тибетца жгучей, иррациональной ненавистью. Умом он понимал, что Чунта вовсе не при чём, но он же просил, просил его сберечь…

— Как? — Эд сжал кулаки. — Вот так просто?!

— Увы, — кусок не лез в горло. — Простите, я очень устал с дороги.

*

— Как же так?! — Эдвард мерил шагами кухоньку.

Гертруда не спешила выставлять гостей, поэтому этой ночью они беспрепятственно оставались под кровом этого дома.

— Может, он ошибся? — Альфонс и сам не верил своим словам, но ещё меньше он хотел верить в то, что их Ноа больше нет. — Или сам чего не знает…

— Что такое вообще этот их чёртов Аушвиц?! — глаза Эдварда метали молнии.

— Лагерь смерти, — шёпотом проговорил Ал. — Не представляю, сколько там народа…

— Вот завтра этого Дильса и порасспрашиваем! — Эд распалялся ещё больше. — Тебе не показалось, что он что-то скрывает?! У-у-у, мутный тип!