Страница 33 из 59
— Цыганка, с последнего эшелона… Хауптштурмфюрер передал, что вы срочно требуете её в медблок, — он старался говорить ровно, чтобы ничто не выдало ту бурю, срывавшую последние покровы самообладания с его внутренней сути.
Кимблер уставилась на него необычными глазами испытующе, словно изучая. Горло сжалось в спазме — Кёниг чувствовал себя нашкодившим щенком, а не пусть и младшим, но офицером СС. Молчание затягивалось.
— Принято, — наконец бесцветно ответила Кимблер, изогнув накрашенные губы в брезгливом подобии улыбки. — Свободны.
Гора свалилась с плеч незадачливого эсэсовца. Стараясь ничем не выдать облегчения, он вежливо попрощался и стремительно пошёл прочь, подальше от кабинета проклятой ведьмы.
Отойдя на приличное расстояние, Кёниг чертовски разозлился на себя: что же за напасть такая? Почему он так теряется в присутствии какой-то женщины? Ему ещё больше захотелось отомстить этой высокомерной офицерше за его унижение, отвести её в ту же мастерскую, выбить плёткой всю спесь, поставить на колени и упиваться её слезами, смотреть и слушать, как она будет умолять его о пощаде… Ради того, чтобы предаться этим фантазиям, Кёниг был готов даже пропустить обед.
*
В этот день Энви с самого утра переполняло предвкушение. Он сам не знал, что же такое особенное предвосхищал его разум, и не мог даже догадываться, но где-то в глубине души его зрела уверенность, что так или иначе, но это нечто связано с братьями Элриками. Его тоска по ним была острой, неизбывной, день ото дня он больше и больше хотел встречи с ними, и день ото дня меньше и меньше верил в её возможность.
Когда же кто-то из надзирателей вскользь не без удивления упомянул, что, оказывается, есть ещё цыгане на земле европейской, и одну такую, лет тридцати пяти или немногим более, как раз привезли, его сердце подпрыгнуло в груди и ускорило бег. На тот момент он не думал ни о чём: он отчаянно жаждал, чтобы этой цыганкой оказалась Ноа, чтобы она вывела его на Элриков — ну, или же Элрики бы сами нашли её, а с ней и Энви. Поэтому он тут же очертя голову бросился на поиски.
Зрелище, увиденное им, вернуло его из эмпирей фантазий в грязный пропахший кровью, потом и человеческой болью барак. И снова всё пошло не так: вместо того, чтобы по своему обыкновению насладиться подобным зрелищем, Энви испытал укол жалости, перемешанной с восторженным ужасом. Всё же люди подчас бывали достаточно изобретательными.
Он не мог узнать в избитой обнажённой женщине кого-либо: её лицо скрывали длинные перепутанные волосы, а само оно было обезображено отёком и залито кровью. Но что-то внутри него отчаянно кричало: это та, кого ты ищешь! Судорожно облизнув губы, он выпалил первое, что пришло ему в голову. Ох, и надерёт же ему уши сестричка за самодеятельность!
Кое-как спровадив больного извращенца — хотя в иной ситуации Энви бы не был столь категоричен, — гомункул осторожно, боясь спугнуть свой мираж, приблизился к стоящей на коленях и покачивавшейся из стороны в сторону фигурке. Убрал налипшие на лицо тяжёлые от воды и крови волосы и вгляделся в такие знакомые черты. Из её тёмных мутных глаз на него смотрела сама бездна. Он ошарашенно отшатнулся, вспомнив о её злом даре, стараясь не прикасаться.
— Ноа… — тихо проговорил он. — Ноа, это ты…
Он подавил абсолютно неуместный сентиментальный порыв обнять ее и прижать к себе, понимая, что лишь причинит ей новую боль, как физическую, так и душевную. Она была его каналом связи с Элриками, он не мог потерять её или чем-то навредить ей! Нужно было что-то сделать, причём срочно, но мысли, как назло, будто выветрились из головы.
Из ступора его вывел громкий стук упавшего тела: цыганка потеряла сознание и теперь лежала в неестественной позе с пугающим оскалом на лице. Энви опешил: вдруг умерла? Что, если этот Кёниг и правда замучил её до смерти? Выглядела она плохо…
Решив, что пусть с этим вопросом тоже разбирается его ненаглядная сестрица, Энви вздохнул, взвалил расслабленное и от того потяжелевшее тело цыганки себе на плечо и направился к выходу из барака.
*
— Тебя кто-то видел? — глаза Ласт метали молнии.
Энви потупился, кусая красиво очерченные губы.
— Я тебя ещё раз спрашиваю: тебя кто-то видел, пока ты нёс свою драгоценную ношу через половину лагеря, обильно поливая всё её цыганской кровью?
Ласт была зла не на шутку. Сначала братец отправил к ней этого потливого идиота, который, судя по всему, не умеет держать себя в руках, даже не предупредив ни о чём, а теперь приволакивает цыганку, которой даже не успели сделать татуировку, и просит мало того, что вылечить, так ещё и пристроить куда-нибудь на непыльное место! Будто бы она всемогущая!
— Нет… Кажется…
Она вздохнула. Делать было нечего — если ей что-то предъявят, у неё было оправдание. Как раз накануне Менгеле очень жалел об отсутствии цыган, у него была какая-то идея относительно кожного пигмента. Но тогда придётся разменять эту фигуру.
— А давай скажем, что она умерла? — осенило Энви.
— Кто умерла? — из проёма приоткрытой двери в кабинет заглядывал Кимбли. — Леонор, обед скоро закончится…
Ласт сжала челюсти и, скользнув к двери, втащила Зольфа внутрь и прикрыла дверь, оглядываясь.
— Скажите спасибо, что здесь переустанавливают диктофоны и запись не ведётся, — зло прошипела она. — Энви, поганец чёртов, зачем она тебе понадобилась, объясни?
— Кто понадобился? — Зольф непонимающе и раздражённо оглядел кабинет.
Ласт метнула в него сочувственный взгляд: похоже, он был голоден.
— Это Ноа, — пояснил Энви. — Раз здесь она, значит, и Элрики поблизости.
— Это значит, нужно рисковать нами? — Ласт скрестила руки на груди.
Зольф внимательно рассматривал лежащую на кушетке женщину и вслушивался в диалог гомункулов.
— Нет… Нет, конечно… — Энви пошёл на попятную. — Просто… Надо её спасти… Этот Кёниг чуть не убил её…
— С каких это пор ты сочувствуешь людям? — брови Зольфа поползли вверх.
“С тех пор, как эти люди так или иначе связаны с Элриками”, — подумала Ласт, но промолчала.
— Так, я понял, мы сегодня без обеда, — констатировал факт Кимбли. — Что мы будем делать? И что с ней такое? Выглядит отвратительно. Кстати, а откуда ты её знаешь? — обратился он к Энви. — Кому-то покупал цветы? — глаза Кимбли словно смеялись.
— При чём тут цветы? — удивилась Ласт.
Зольф пожал плечами:
— Эта женщина в Мюнхене работала цветочницей. Вместе с женой полицейского инспектора.
Со стороны койки послышался едва слышный хриплый стон. Ласт и Энви метнулись на источник звука, Кимбли стоял поодаль и наблюдал. Более всего его беспокоил тот факт, что из-за импульсивной выходки завистливого гомункула на кон была поставлена их репутация. И, чего греха таить, жизнь — за укрывательство врагов Рейха можно было пополнить списки отправленных в газовые камеры.
*
Ноа открыла глаза в чистом и светлом помещении, настолько светлом, что из глаз моментально потекли слёзы. Всё тело болело и саднило, и снаружи, и внутри, плечевые суставы горели огнём. Голова нещадно кружилась, перед глазами плыло, но всё же ей удалось разглядеть два лица, склонившиеся над ней. Они показались ей чудовищными фантасмагорическими масками, бесами, что замедлили свою danse macabre, чтобы, хищно ощерившись, продемонстрировать ей свою опасность. Тысячи огней словно тлели в них, как будто…
Жуткие крики боли — впору зажать уши, но картина проясняется: она видит невероятно красивую женщину с длинными вьющимися волосами и толстого мужчину неопределенного возраста, сосущего палец, как младенец. Вместе они разглядывают карту несуществующей страны и туннеля под ней — скоро всё будет готово…
Туман слегка рассеялся, и она узнала эти лица: Эрвин Циммерман, её пути с которым разошлись словно бы вечность назад, и женщина из его воспоминаний, невероятно красивая и невероятно опасная. Теперь же эта женщина что-то говорила, но Ноа не слышала: в её ушах о чём-то спорили голоса, кто-то пел, выла сирена и свистела плеть Кёнига.