Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 71

Алаксару удалось застать врага врасплох и напасть со спины. Он, точно ураган, ворвался в их строй, метким ударом тяжелого кулака — прямо в висок! — нейтрализовал одного, в развороте приложил локтем в челюсть второго — у того в шее что-то хрустнуло, — вцепился обеими руками в штыковую винтовку третьего и пнул его в живот, добивая сверху прикладом — соломенные волосы окрасились багрянцем.

— Чего пялишься? Стреляй! — завопил кто-то с офицерскими погонами, поспешно отступая назад.

— Болван! — совершенно не по-уставному огрызнулся солдат. — Я же задену своих!

Офицер уже хотел было пригрозить трибуналом, но через пару мгновений стращать было уже некого. Орудуя руками, ногами и штыком, Алаксар в одиночку уничтожил весь отряд и уже подбирался к офицеру.

— Ублюдок! — выплюнул Алаксар, протыкая прикрытую синим мундиром грудь. Офицер булькнул, кашлянул кровью и со стоном осел на землю.

Алаксар прошел дальше и огляделся. У одной из стен лежали расстрелянные — от мала до велика. Кто ничком, кто смотрел куда-то в небо остекленевшими глазами; а глаза отражали или злость и бессильную ненависть, или один-единственный немой вопрос: “За что?”

Алаксар наклонился к каждому из павших, бережно опустил веки, беззвучно помолился Ишваре. Где-то вдалеке стреляли, и он уже принялся определять, в каком направлении ему стоит двигаться дальше, как в совершенно другой стороне грянул взрыв. Алаксар почувствовал, как во рту становится солоно, а спина покрывается холодным потом. Что-то рвануло неподалеку от его дома.

С бьющимся в горле сердцем, на негнущихся ногах он побежал; побежал, не разбирая сам: молится ли он о заступничестве Ишвары или проклинает аместрийских солдат, их фюрера, демонов-алхимиков и их треклятое учение.

— Брат! Отец! Мама! — крики смешивались с грохотом канонады в чудовищную какофонию. — Эй!!!

Он затормозил — поднявшиеся клубами пыль и дым мешали рассмотреть хотя бы что-то. Впереди показались знакомые силуэты; кто-то махал руками.

— Слава Ишваре… — Алаксар остановился и попытался отдышаться. — Вы живы!

На том месте, где некогда была узкая улочка, теперь меж руин гулял пустынный ветер. Вместе с семьей Алаксара там же стояла еще пара десятков ишваритов, в основном, детей и женщин.

— Да, все обошлось, — кивнул Арон. — К счастью, мы уже были готовы бежать и многие повыходили из домов, — он обвел руками дымящиеся развалины. — Здесь целая группа…

— Их основные силы атакуют с запада! — начала объяснять молодая женщина, у нее на закорках сидел ребенок лет пяти. — Нужно идти на восток!

Алаксар недоуменно воззрился на нее. Он знал, что подобные группы беженцев организовывали многие монахи, и они же провожали людей туда, где было, по их мнению, безопасно. Но после того, как прибыли алхимики и в Аэруго отказали в приюте, безопасно не было нигде.

— Все бегут на восток, — возразил Арон. — Сдается мне, что там мы будем легкой мишенью.

— Может, стоит разделиться? — проскрипел дряхлый старец. — Останемся все вместе — всех разом и прихлопнут.

— Я ни за что не оставлю свою семью, — упрямо мотнул головой Алаксар.

— Брат, — Соломон был серьезен как никогда. — Возьми это, — он протянул Алаксару пухлую тетрадь со сшитыми суровой нитью листами. — Позаботься о них.

— Что это? — Алаксар уставился на тетрадь, как на ядовитую змею.

— Мои исследования, — кивнул Соломон. — Здесь все, что я успел спасти.





Лия прикрыла рот руками, Арон отвел глаза.

— Возьми их, — продолжил Соломон и сунул тетрадь брату за пазуху, — и беги отсюда. Сохрани их.

— Почему бы тебе не бежать с ними самому? — нахмурился Алаксар.

— Если со мной что-то случится, все мои труды пойдут прахом, — Соломон отвернулся, стараясь не смотреть на брата. — Ты — непревзойденный воин-монах, прошедший через жесточайшие тренировки. Ты — гордость нашей семьи. У тебя куда как больше шансов выжить, чем у меня.

Ребенок на руках у женщины всхлипнул. Остальные бросились его успокаивать — это казалось им более уместным, нежели наблюдать за разговором братьев.

— Посмотри на меня, — грустно улыбнувшись, продолжил Соломон. — С тех пор, как началась битва, я не могу даже унять дрожь в коленях. Никудышный из меня старший брат…

— Не говори так! — покачал головой Алаксар, машинально поднося руку к груди — там покоилась вложенная руками брата заветная тетрадь.

Алаксар хотел добавить, что они обязательно уйдут, выживут — назло всем смертям и злому року, но то, как изменилось лицо Соломона, теперь смотревшего куда-то поверх его левого плеча, вынудило его обернуться. Ребенок раскапризничался пуще прежнего.

— Военный… — ахнула какая-то старуха, прижав руки к щекам. — На крыше…

На крыше уцелевшего дома и правда стоял мужчина в синих форменных штанах, кителя отчего-то на нем не было, лишь белая безрукавка. Он развел руки в стороны — под светом солнечных лучей на ладонях показались вытатуированные символы.

— Преобразовательные круги! — крикнул Соломон. — Государственный алхимик!

Алаксар рванул вперед. Будь это отряд — да хотя бы два или три! — обыкновенных пехотинцев, он бы раскидал их всех, точно мелких псов. Но алхимик…

— Назад! Назад! — срывающимся голосом прокричал Соломон.

Алхимик соединил ладони и, присев, положил их на нагретую пустынным солнцем крышу. Земля затряслась мелкой дрожью, на стене здания появилась расщелина, сначала небольшая, но она разрасталась, ползла вниз стремительно, точно лавина. В ушах зашумело, крик Соломона “Ложись!” потонул в грохоте, которым наполнился воздух. Взметнулась пыль, закрывая солнце — оно теперь напоминало плывущую сквозь тучи луну, полную, зловещую. Каменистая поверхность под ногами пошла трещинами, вздыбилась и опрокинулась; небо оказалось где-то внизу, время разорвалось, все звуки потонули в чудовищном гуле. Кроме одного — звука шагов неумолимо надвигавшегося на него человека.

*

Зольф Кимбли достиг экстаза. Его преобразование оказалось прекрасным, совершенным — идеальный синтез звука, запаха, вкуса и, конечно, разрушения. Гигантская траншея от направленного взрыва, засыпанная камнями; то тут, то там торчали руки или ноги тех, кого завалило — или разорвало, это было уже неважно. Зольф дотронулся языком до камня — он научился взрывать еще более грандиозно и виртуозно, расходуя выданный ему ресурс бережно, с некоторым трепетом сродни любовному.

— Восхитительный звук! — Зольф упал на колени, касаясь ладонями земли, что все еще не уняла дрожь — для кого-то смертельную, а для кого-то любовную. — Восхитительно! — он, захлебываясь от восторга пыльным воздухом, нежно погладил горячую поверхность готовой вот-вот рухнуть крыши. — Великолепный философский камень!

Кимбли спустился вниз — им было поручено не оставлять в живых никого, и пренебрегать проверкой, несмотря на столь удачный взрыв, он не собирался. За его спиной с грохотом обрушился многострадальный дом.

Разрушения от его взрыва были огромны: в руинах теперь лежало как минимум два квартала. Тишина казалась оглушающей — в такой как раз проще было искать уцелевших. Кимбли ступал неслышно, казалось, он даже дышать перестал, лишь душа его негромко что-то пела. В стороне лежал и стонал полубессознательный человек — один из тех, кто ринулся навстречу Кимбли тогда, когда тот развел руки в стороны. Теперь на нем не было очков — похоже, они разбились и поранили ему лицо. Взгляд Зольфа зацепился за татуировку на руке, Кимбли даже подумал, не откопать ли завал и не осмотреть ли тело этого малого: вытатуированный рисунок напоминал модифицированный круг преобразования. “Интересно, зачем, — думал Кимбли. — Неужели у этих отсталых дикарей есть алхимия?” Ему на мгновение даже стало жаль, что этот человек перестал подавать признаки жизни — чудовищная рана на левом боку тоже уже почти не кровоточила, лицо, искаженное в гримасе невыносимой боли, словно слегка разгладилось.

Кимбли, отгоняя прочь возникшие было сомнения, пошел дальше. Вдруг за торчащим обломком стены ему послышалось хриплое надсадное дыхание. Зольф обогнул препятствие — корчась от боли, на истерзанной земле лежал человек. Его правую руку придавило тем самым торчащим обломком, который едва не послужил несчастному укрытием, а сам он вздрагивал и что-то неслышно шептал.