Дух войны

— Никак… — она упрямо мотнула головой. — Да! Еще! — она сделала шаг навстречу ему и неестественно выпрямилась. — Неужели ты вот так просто оставишь меня? Ты воспользовался мной…

— Прекратите это немедленно! — Кимбли сузил глаза. — Я не желаю с вами об этом говорить, младший лейтенант. И буду счастлив, если вы, наконец, оставите меня в покое.

Джульетта, не веря происходящему, стремительно направилась прочь. Кровь прилила к лицу, сердце стучало где-то в глотке. Она проклинала собственный минутный порыв и собственную глупость, не понимая, чего боится больше: сгинуть в бою или вернуться домой, не сохранив чести. И правда — как она могла быть такой наивной и поверить, что кто-то так оценит ее порыв и согласится связать с ней жизнь? Да еще и тот, кто, по словам сослуживцев, с такой легкостью взрывал людей — пусть и врагов — живьем.

— Чего глаза такие красные? — поймала ее за руку Баретт. — Опять не выспалась?

— Пыль попала, — буркнула Джульетта.

— Ты приходи в себя, — Баретт как-то сочувственно полуулыбнулась. — Операция сейчас тяжелая будет, вернуться бы…

— Опять зачистка? — Джульетта тяжело вздохнула — с каждым днем идти в атаку становилось все тяжелее. Раньше казалось проще — заряжай снаряды да ленту подавай, а в окоп разве что небо заглянет или пепел насыплется. А теперь… Теперь враги стали подбираться ближе, и Дуглас видела не только технику и насыпь бруствера. Слышала не только выстрелы и взрывы. В такие минуты ей казалось, что сама пустота смотрела на нее распахнутыми от боли глазами, в которых полыхала адским пламенем жгучая ненависть.

— Угу, — кивнула Баретт. — В прошлый раз они нашли снайпера, — как-то отрешенно проговорила она. — Когда наши обнаружили несчастного Франца… Точнее, то, что от него осталось…

Баретт помолчала, оглянулась по сторонам и, сделав шаг к Джульетте, прошипела ей на ухо:

— Я не знаю, с кем из тех чудовищ ты якшаешься, но не для рапорта говорю: из-за них, — она кивнула в сторону лагеря алхимиков, — стало еще хуже! Их жестокость порождает ответные зверства! Разве Франц заслужил такой ужасной смерти? Он стрелял в них из укрытий! На поражение! Он не жег их живьем, не взрывал им головы, не обращал в лед, чтобы разбить на мелкие кусочки! Если кто и достоин…

Баретт облизала пересохшие губы и махнула рукой. Джульетта смотрела на нее с нескрываемым сочувствием: она знала, что Франц приходился Баретт кузеном, и та старательно оберегала его от всего, от чего только могла уберечь.

— Кэрол… — собственные проблемы Джульетты враз показались ей незначимыми. — Нам надо быть сильными.

— Зачем? — Баретт посмотрела Дуглас в глаза. — Ради кого, Джульетта?

— Ради будущего?.. — промямлила Дуглас, осознавая, как жалко в ее устах звучат эти слова.

— Твоя вера в него еще не разбилась? — усмехнулась Кэрол. — Какая же ты наивная, Джульетта…

*

Рой сидел на полу в углу палатки. На небольшом складном столе лежали серебряные часы на цепочке. В крышке застряло девять граммов свинца — стандартная пуля аместрийского пистолета, кем-то иронично названного Si vis pacem(1). Солдаты пошли дальше и иначе как “пацифист” эту пушку не именовали.

Часы спасли его жизнь, но Мустанг пока толком не осознал этого. В его голове одна за одной всплывали, как старые выцветшие кинокартины, эпизоды из военной академии, когда о войне никто и не говорил, когда он, Хеис и Маэс были друзьями. А теперь… Теперь Хеис был мертв — мало того, что у Хьюза не дрогнула рука, как и у Хеиса, так Маэс еще и силой уволок Роя обратно. Не дал ни попрощаться, ни похоронить. Так и оставил прежнего товарища на корм шакалам и стервятникам…

— Майор Мустанг!

Знакомый до тошноты голос. Режущая глаза полоска блеклого розоватого света — Маэс откинул полог палатки, которым Рой пытался отгородиться: от рядовых, от командования, от других алхимиков, от чертового неба, так некстати заглянувшего ему в самое нутро.

— У нас задание, майор Мустанг.

Рой украдкой посмотрел на Маэса — ровный, подтянутый, извечно поблескивающий стеклами очков. Будто и не он несколькими часами раньше…

— Сегодня, в шесть тридцать, мы начнем зачистку округа Муутин. Командование рассчитывает на тебя.

— Эксплуататоры… — бесцветно проговорил Рой.

— Они многого ожидают от тебя. Такими темпами ты высоко поднимешься, — Хьюз говорил так, будто в его словах был какой-то дополнительный подтекст. Сколько Рой помнил, Маэс вечно вкладывал в свои речи какой-то скрытый смысл. Временами это ужасно раздражало.

— Слушай, Хьюз… Зачем… — Рой продолжал смотреть в пол. Ему казалось, что за бликами на стеклах неизменных очков он увидит не взгляд Маэса, а снова проклятое небо. Такое же небо, как над горами Бриггса, над Западным городом, над Централом. Над пустыней Ишвара. — Зачем я убиваю граждан моей страны?..

Хьюз вздохнул и стал говорить — как все военные, заученными фразами, даже с какими-то чужими интонациями:

— Я же говорил. Ишвариты нарушают мир в стране. И начальство в Централе отдало приказ о зачистке.

— Зачистке? — словно эхо повторил Мустанг. — Отличные слова, чтобы скрыть истребление целого народа.

Хьюз откашлялся и как-то поспешно перевел тему:

— Кстати, о Централе! — нарочито весело проговорил он. — Грейсия прислала мне письмо с фотокарточкой! Хочешь, покажу?

Маэс присел рядом, заботливо выуживая из внутреннего кармана письмо со своим сокровищем.

— Как же тяжело любить на расстоянии, — посетовал он, на этот раз так искренне, что Рой даже скосил глаза в его сторону. — Она замечательная! Когда война закончится, я сделаю ей предложение. Ты приглашен, так что готовься. Придется выжить!

— Значит, обнимешь любимую руками, запятнанными кровью? — Рой говорил ровно, чересчур ровно.

Похоже, Мустангу все же удалось уязвить Маэса: тот изменился в лице, подскочил к товарищу и крепко схватил Роя за грудки.

— Знаешь что?! — прошипел Хьюз сквозь зубы. — Здесь я понял одну вещь! Спокойно жить с женщиной, которую любишь — это счастье, доступное каждому! Величайшее счастье!

Рой смотрел в глаза Маэса — на него все еще смотрело небо.

— И я все сделаю, чтобы достичь его! — горячо продолжил Хьюз. — Чтобы выжить!

Он тяжело вздохнул, смаргивая непрошенную слезу.

— Все, что я сделал здесь… Все это… Я… — он прикусил губу. — Я запрячу глубоко-глубоко внутри и буду смотреть на мою любимую с улыбкой! Я сделаю… Я сделаю ее счастливой!

Рой отвел глаза — небо плакало глазами капитана Хьюза. Как знать — может, и у неба руки по локоть в крови?

— У меня нет времени, чтобы объяснять тебе элементарные вещи, — горько проговорил Маэс, отвернувшись, пряча за блестящими стеклами блестящие мокрые дорожки.

— Нам пора, — Хьюз порывисто встал и направился к выходу из палатки. — Подымайся.

— Дай мне тридцать секунд? — как-то неожиданно мягко попросил Мустанг.

— И ни секундой больше, — отозвался Хьюз, достав карманные часы — самые простые, без герба на крышке.

Огненный алхимик продолжал сидеть, всматриваясь в кончики собственных пальцев. Блеклая кинопленка воспоминаний будто заедала, то проматывая что-то несуразно быстро, то задерживаясь на ставших такими чужими кадрах. Рой устал, чертовски устал — от этих картин, от пустых ненужных слов, от собственных мыслей. И от преданных врагов. Таких, каким был Хеис. Смерть его всколыхнула осадок с самого дна души Роя, горький, пряный — как сама правда.

Свет выползшего из-за горизонта солнца показался нестерпимо ярким. Маэс Хьюз смотрел на часы — они отсчитали ровно шестьдесят секунд. Шестьдесят секунд очередной вечности.

— Тридцать секунд. Вставай, Огненный алхимик. Время поработать.

— Да, идем.

Рой встал, натягивая белые перчатки, — его движения были точны и резки, как никогда прежде:

— Настало время войны.

*

Зольф еще долго смотрел вслед уходящей Дуглас. Его почти вывел из себя этот разговор: что за чушь несла эта девчонка? Чем он ей мог быть обязан, если она сама — по собственному почину, так и не вняв его совету уйти — осталась? Джульетта сделала свой выбор — пусть теперь и живет с его последствиями. И он, Зольф, здесь совершенно не при чем.