Дух войны

— Ч-что? — невнятно пробормотал он.

— Похмелье, — хмыкнула Белая. — Или вы все еще пьяны?

Какая-то часть рассудка Роя понимала, что за такое можно и дисциплинарное получить, но ему было все равно.

— Угу, — отозвался он.

— Идемте.

Зельда с неожиданной силой схватила его под руку и повела куда-то.

В ее палатке пахло медикаментами и чем-то холодным, видимо, мятой. Белая усадила его на расстеленный спальник и, накапав чего-то резко пахнущего в кружку, резким движением сунула ему.

— Выпейте. Негоже перед начальством на побудке в таком-то виде… — она задумалась.

Лекарство было омерзительным на вкус.

— Пейте-пейте, — поторопила его Зельда.

— Зачем?.. — он сглотнул — сознание и правда прояснилось, боль отступила, и теперь он яснее видел ее усталое неприятное лицо.

— Что — зачем? — непонимающе уставилась на него Белая. — Я медик. Не оставлять же вас в таком виде. И еще, не ровен час, общую воду испортите.

Она отставила чашку на доску, заменявшую полку для посуды, и села рядом, заглядывая ему в глаза.

— И потом, — тонкие губы расплылись в змеиной улыбке, — о вас много говорят, майор Мустанг.

Зельда небрежно сбросила китель. Сероватая майка мешком висела на худом жилистом теле. Рой сглотнул и уставился прямо перед собой.

— А я сегодня ночью, как назло, совершенно одна.

Она протянула узкую ладонь и убрала налипшие на его лоб мокрые пряди.

— Ну что же вы?.. — разочарованно протянула Зельда, пересев так, что оказалась прямо напротив него. — О вас из женщин молчат только

немые, — она скользнула руками по лацканам мундира вниз, задержавшись где-то пониже ремня форменных брюк.

— Я… — Рой покачал головой. — Пожалуй, пойду. Все еще… — он замялся. — Неважно себя чувствую, да…

Он неловко встал и, озираясь, направился вон.

— Огненному алхимику этой ночью не хватило огня? — съязвила Зельда вслед, неприятно по-змеиному ухмыльнувшись.

Рой почти бегом бросился к своей палатке — благо, от той гадости, что дала ему эта змея, мигом протрезвел. Он чувствовал, как кровь прилила к

лицу, от прикосновений Зельды было почти физически противно. Он представил себе, как на следующее утро половина лагеря будет показывать на него пальцем, и поежился. Переквалифицироваться из дамского угодника в импотента не хотелось, но проводить ночь с этой женщиной…

Перед глазами вновь встал образ Ризы. На этот раз она смотрела на него со смесью понимания и жалости, и он почти наяву слышал лишь один ее вопрос.

Что вы сделали с вашей мечтой, майор Мустанг?

========== Глава 8: Стынут молитвы и брань на устах ==========

Аэруго, 1906.

— И для кого ты бережешь эту стекляшку? — Харун ткнул Хеиса, в очередной раз доставшего из тайника философский камень. — Давай уже загоним его по сходной цене и возьмем новых автоматических винтовок? Нашим они уж точно нужнее бесполезной побрякушки!

Хеис упрямо покачал головой.

— Нет, Харун. Эта побрякушка еще сослужит нам добрую службу.

— Да на кой ляд она нужна-то?

— В зале, где ее нашли, помнишь, что было? — Хеис прищурился.

— Не помню, — огрызнулся Харун. — Меня-то там не было, своими глазами не видел.

— А вот Лиам видел, пусть и мельком! — возразил Хеис.

— Но то мельком! А тот, кто видел нормально, уже ничего не скажет, — помрачнел Харун и отвернулся.

В Крете они попали в заваруху. Несговорчивые жандармы принялись со всем тщанием проверять их документы. И если Хеиса, Лиама и Харуна проверяли, по счастливой случайности, в одном отделении и сочли достаточно благонадежными, то остальным повезло меньше. Хеис потом не раз задумывался о том, что было бы, если бы они разделились иначе? Если бы пошли в другую сторону? Но того, что уже сделано, не воротишь. Остальных в тот же день перебросили через границу — обратно в Аместрис. Об их дальнейшей судьбе можно было только догадываться, но, по мнению Хеиса, им явно не собирались вручать ордена. Харун очень беспокоился о том, не выпытают ли у их товарищей, где находятся уцелевшие беглецы и что они прихватили с собой с базы в Западном городе, поэтому той же ночью, спешно собрав нехитрый скарб, все трое рванули в сторону Аэруго. Ишвара смилостивился над блудными сынами, и границу удалось пересечь относительно гладко.

— Но даже мельком! — стоял на своем Хеис. — Это какая-то алхимическая штука!

— Тьфу, мерзость, — Харуна аж передернуло. — Богопротивная мерзость это, вот что!

— Надо найти толкового алхимика. Пусть он и разбирается, — отмахнулся Хеис.

— Я всегда знал, что ты с приветом, — выплюнул Харун. — Так бы и придушил тебя вот этими руками, — он стиснул зубы, — если бы мы с тобой из одного чана одним черпаком дерьма не навернули… Подумать только — алхимия…

— Если это поможет спасти наш народ… Впрочем, ладно, — Хеис махнул рукой. — Пойду, встречу нашего коротышку-Лиама. Он как раз должен закончить переговоры с одним оружейником…

Хеис вышел из служившего им убежищем полуразрушенного домика. Его сдала за бесценок какая-то ветхая полуглухая старуха, которой, похоже, было все равно, кого приютит местами прохудившаяся крыша. Хеис шел вдоль поросших уже пожухлой зеленью заборов куда глаза глядят. Здесь, ближе к границе, климат был почти как родной: жаркие иссушающие дни и ледяные промозглые ночи. Конечно, в той же Крете или других районах Аэруго все было не таким контрастным: и солнце не палило так отчаянно, и ночи овевали не стылым холодом, а нежной прохладой. Но он бы ни за что по доброй воле не променял родную неприветливую землю на все красоты виноградников Креты и гор Аэруго. Но выбирать не приходилось.

Хеису не хотелось говорить с Харуном о красном камне, который он заботливо хранил все эти годы. Как и не хотелось говорить о том, что он отчаянно пытался выйти на связь с парой аместрийцев, с которыми они дружили в Центральной военной академии. Бессонными ночами Хеис гадал: где же те, кто когда-то заступились за него, защитили от нападок других курсантов, рискуя всем? А ведь один из них изучал алхимию и мечтал поступить на службу государству не просто как военный. Хеис был уверен: его друзья ни за что на свете не станут участвовать в том, что лицемерно именовали “подавлением мятежа”. Ни за что не пойдут против своих сограждан.

Для бывшего однокашника он и берег диковинную находку. Тот, что изучал алхимию, всегда был смышленым и неравнодушным малым. Да только выйти на связь никак не выходило.

Не найдя Лиама, он направился обратно. Может, коротышка-Лиам пошел по другой дороге? Нехорошее предчувствие сдавило грудь. Ведомый каким-то почти животным инстинктом, Хеис неслышно направился обратно.

Посреди комнаты их временного пристанища на коленях стоял Харун. Руки его были связаны за спиной. Дюжий рыжеволосый детина удерживал его в железной хватке здоровенных даже по меркам ишваритов лапищ. Еще двое стояли, держа Харуна на прицеле. Минимум трое сгрудились вокруг лежащего на полу Лиама. Хеис затаился за углом, молясь, чтобы никакая из половиц не вздумала проломиться под его весом и выдать его жалобным скрипом. Он осознавал, что ничем не поможет товарищам, — перевес был на стороне противника. Даже если он разрядит всю обойму, его тоже снимут. И кто же тогда станет поставлять оружие в Ишвар? Конечно, Хеис знал, что они — далеко не единственные, однако их вклад не стоило недооценивать. И потом, у него был этот чертов красный камень. Всем нутром своим Хеис чувствовал, что его нельзя упустить.

— Кому вы передаете оружие?

Хеис не видел говорившего, но слышал уже переставшую быть столь привычной аместрийскую речь. После наречия Креты она показалась Хеису грубой, лающей. Впрочем, какой язык не станет грубым, если говорить с такой первозданной ненавистью?

— Пошел ты, — огрызнулся Харун.

От звука удара Хеис вздрогнул. Сердце его сжалось, когда он услышал сдавленный вой Лиама.

— Не скажешь — я из него отбивную сделаю, — пообещал голос.

— Не говори! — взвыл Лиам. — Слышишь, мать твою, не говори! Они нас все равно…