Страница 93 из 108
Я сдвинул брови - кое-что все-таки оставалось мне непонятным:
- Ты хочешь сказать, что даже один воин, отказавшийся от своей толмооры, может нарушить равновесие судеб мира?
Дункан тоже помрачнел. Впервые он с трудом подыскивал слова, словно понимая, что хомэйнский никогда не сможет передать того, что я хотел узнать. Но Древний Язык не мог помочь ему: его слишком плохо знал я. А то, что знал, было мне известно от Финна: он же никогда не говорил о столь личных для Чэйсули вещах.
Наконец, Дункан вздохнул:
- Фермер отправляется в Мухаару сегодня вместо того, чтобы сделать это завтра. Его сын падает в колодец. Сын умирает, - он сделал знакомый жест: ладонь вверх, пальцы веером. - Толмоора. Но если бы фермер ушел завтра, а не сегодня, остался бы его сын жить? Я не могу сказать. Служит ли смерть какой-то высшей цели? Быть может. Если бы он выжил, уничтожило бы это узор судьбы?
Возможно. Я не могу сказать, - он пожал плечами, - Я не могу знать, чего хотят боги.
- Но ты служишь им настолько слепо...
- Нет. С открытыми глазами, - он не улыбался. - Они дали нам Пророчество, чтобы мы знали, чего добиваемся. Мы знаем, что потеряем, если не будем продолжать служить ему. Моя вера такова: если изменить определенные события, они могут повлиять на другие события и, в свою очередь, изменить их. Если изменений, пусть и незначительных, будет достаточно, они могут изменить что-то большее. Быть может, даже Пророчество Перворожденного.
- Итак, вы всю жизнь живете в цепях, - я не мог понять глубину его преданности Пророчеству. Не мог понять смысла подобной преданности.
Губы Дункана тронула легкая улыбка:
- Ты носишь венец, господин мой Мухаар. Ты, конечно же, знаешь его тяжесть.
- Это другое...
- Да? Даже теперь перед тобой стоит задача найти наследника. И, чтобы возвести принца на трон Хомейны, ты готов забрать у меня сына.
Я уставился на него, чувствуя пустоту внутри больного тела:
- У меня нет выбора.
- У меня тоже, господин мой Мухаар, - Дункан неожиданно показался мне страшно усталым. - Но жизнь моего сына будет полна тягостей.
- Он будет принцем Хомейны, - мне казалось, что высокий сан должен перевесить все тягости. Он снова стал серьезен:
- Когда-то этот титул был твоим. И ты едва не погиб из-за него. Не пытайся преуменьшать опасность, связанную с высоким саном.
- Донал - Чэйсули, - мгновение я не мог придумать, что сказать еще. В этот момент я понял, что даже я сам служил богам. Дункан не раз говорил, что это трон Чэйсули, и что однажды на него вместо хомэйнского Мухаара сядет Мухаар-Чэйсули. А теперь я всего несколькими словами превратил предсказание в реальность.
Или люди всегда так слепы в том, что касается богов, даже когда служат им?
- Чэйсули, - откликнулся Дункан, - и новое звено отковано.
Я посмотрел на Кая. Я вспомнил о соколе и волке Донала - два лиир вместо одного. Времена менялись, время шло, и иногда слишком быстро.
Я вздохнул и потер колени.
- Хомэйны не примут его. По крайней мере, не так легко. Он Чэйсули до мозга костей, несмотря на свою хомэйнскую кровь.
- Верно, - согласился Дункан, - ты начинаешь осознавать опасность.
- Я могу уменьшить ее. Могу уничтожить этот выбор. Могу сделать так, что хомэйны наверное примут его.
Дункан покачал головой:
- Меньше, чем восемь лет назад, по твоей воле окончилась кумаалин Шейна.
Слишком недавно. Такие вещи просто не делаются.
- Нет. Но я могу упростить это.
- Каким образом?
- Женив его на Айслинн. Дункан резко поднялся:
- Но ведь они еще дети!
- Сейчас - да, но дети становятся взрослыми, - мне вовсе не хотелось увидеть ошеломление и гнев на его лице, но выхода не было. - Раннее венчание, Дункан, как это принято в королевских домах. Через пятнадцать лет Доналу будет - двадцать три, так? Айслинн - шестнадцать, достаточно, чтобы сыграть свадьбу.
Тогда я назначу его своим наследником.
Дункан закрыл глаза. Я увидел, как его правая рука приподнялась в привычном жесте:
- Толмоора лохэлла мей уик-ан, чэйсу, - в его голосе была беспомощность, которая, я видел, точила его душу. Дункан был не из тех, кто пытается приукрасить свои истинные чувства.
Я вздохнул и с приличествующим выражением лица сделал жест, означавший пожелание мира Чэйсули: Чэйсули и-хэлла шансу.
- Мир! - слово было произнесено с горечью: снова нечто новое для Дункана.
- Мой сын этого не узнает.
Я снова почувствовал ломоту в костях и поплотнее завернулся в свое одеяние:
- Думаю, я тоже этого не знал. А ты?
- О нет, знал, - тут же откликнулся он с горечью. - Более, чем ты, Кэриллон. Ведь Аликс пришла ко мне.
Удар достиг цели. Я поморщился, вспомнив об Электре, я знал, что мне придется во всем этом разобраться, и чем скорее, тем лучше. Видят боги, Тинстар и так отнял у меня достаточно времени.
- Я пошлю за Аликс, - сказал я наконец. Холод пробирал меня до костей меня, но не Дункана, похоже, он его не чувствовал. - И за Доналом. Я объясню им обоим. Можно было бы послать Кая, но у меня есть другое поручение для тебя.
Я ожидал отказа, но Дункан не сказал ничего. В его позе чувствовалась безмерная усталость, почти покорность, а в глазах - горькое понимание. Он всегда и во всем был на шаг впереди меня.
- Дункан... прости меня. Я не хотел отнимать у тебя сына.
- Не проси прощения за то, чего хотели боги, - он поднял руку, и ястреб опустился на нее. Никогда я не мог понять, как Дункану удается держать его на руке: все же Кай - тяжеленная птица.
- Что же до твоего дела - я исполню его. Оно даст мне возможность выбраться из этих стен...
Он передернул плечами, словно повторяя мой жест - только причина была другой.
- Они давят... - сказал он наконец. - Как они давят... как сковывают душу Чэйсули...
- Но разве не Чэйсули возвели эти стены? - я был удивлен тем, какой страстью звучал его голос.
- Мы построили их и мы оставили их, - он покачал головой. - Я оставляю их.
Моему сыну, не мне придется учиться жить в этой клетке. Я слишком стар для того, чтобы менять свои привычки.
- Так же, как и я, - с горечью откликнулся я. - И таким меня сделал Тинстар.
- Тинстар изменил твое тело, но не душу, - ответил Дункан. - Не позволяй плоти властвовать над сердцем.