Легенда о Гвендолин

Все вместе мы спустились на первый этаж, и я увидела, что там уже выстроились около двух десятков учениц – и трое хрупких, похожих на девушек, учеников.

Всё происходившее потом более походило на смотрины невест.

Ворон, снова надевший свою маску, подходил к каждой из нас. Сдвигал назад скрывавшие лицо и волосы покрывала, приподнимал подбородок двумя пальцами и разглядывал, поворачивая так и сяк.

Когда он проходил мимо меня, процедура повторилась с точностью до жеста. Мне показалось, что в глазах Ворона промелькнул огонек – но он двинулся дальше, так и не сказав ничего.

Досмотрев ряд, он молча развернулся и направился к входу в главный корпус.

Сказать, что я была разочарована, значит не сказать ничего. За ночь я успела во всех подробностях вообразить себе жизнь, которая меня ждёт.

– Все свободны, – сказал незнакомый мне магистр, и мы стали разбредаться по своим комнатам – большинство так и не узнали, зачем их звали сюда.

Остаток дня прошёл в унынии. Мне не хотелось ни изучать заклятья, ни читать.

А когда я уже переоделась в ночную сорочку и почти забралась в кровать, в дверь раздался стук. Мне не хотелось открывать. Не хватало ещё раз увидеть Рейчел, Густава или кого-то другого вроде них. Но я всё же подошла и приоткрыла её.

На пороге стояла Фиэра. Она с волнением смотрела на меня.

– Собирайся, – коротко сказала она, – у тебя полчаса. Карета уже ждёт.

Глава 5

На сей раз никто не позаботился о паланкине – хотя нам всё-таки и выделили небольшой, сравнительно скромный, но тогда казавшийся мне весьма добротным экипаж.

Наставницы – Фиэра и ещё одна, по имени Клавдия, – тщательно проследили за тем, чтобы никто не заметил, как я ухожу. Меня закутали в покрывала как в гигантский кокон и, накрыв пологом тишины, вывели в коридор.

Мы спустились вниз и забрались в экипаж. Наставницы ехали вместе со мной. Они сели с двух сторон, так чтобы сквозь окна можно было разглядеть их лица, но не моё.

Я не совсем понимала, зачем такая секретность, хотя только то уже, что мой новый господин носил маску на торжествах, должно было о чём-то говорить.

Невысокие домики без окон и фасадов тянулись по обе стороны от нас. Только плотные навесы укрывали ворота и части дворов.

Солнце закатилось за горизонт, и в разрывы туч проглядывала луна. Тусклый свет её едва освещал небольшой участок пути. Где-то вдалеке волны бились о берег, да постукивали колёса нашего экипажа, но больше не было слышно ничего.

Город, каким я видела его теперь, мало походил на тот город, который я застала в карнавал. Узкие улочки навевали на меня тоску, заставляя вспоминать о доме. Я не скучала по нему. Разве что чуть-чуть. Но куда сильнее была глухая тоска, накатывавшая на меня при мысли о том, что я могу снова вернуться в один из таких домов, растить детей, кричащих целый день, стирать бельё. Одна только мысль о подобной участи душила меня.

Я вспоминала отца – не самого худшего, но и не самого лучшего из отцов. Грубоватого и не взвешенного, когда ему доводилось выпить, доброго и покладистого – когда не было денег на эль.

Вспоминала мать – стройную и крепкую женщину лет пятидесяти, с морщинами, рано поселившимися на лице, с вечно шелушащимися руками.

Её родители были аристократами – давно обедневшими, но всё ещё державшимися за свою честь. А ей самой было двадцать лет, когда, нарушив их запрет, отказавшись от выгодной партии, которая могла бы вытащить семью из нищеты, она сбежала к моему отцу.

Любовь закончилась раньше, чем родился старший из моих братьев. Остался только такой вот домишка, корыто с водой, кухня и очаг, который она обещала хранить.

«Никогда я не поступлю так, как она, – думала я, – что угодно, только не возвращаться туда». А потом экипаж выехал на площадь, и я увидела дом, в который меня везли.

Карета миновала ворота, и я смогла разглядеть просторный двор, в котором, помимо множества небольших корпусов, находилось два великолепных здания – более прекрасных я не встречала, пожалуй, ни до того, ни потом.

Одно из них, бледно-голубое, обрамлённое стройными белоснежными колоннами, с крышей, изукрашенной завитушками и арабесками, вздымалось на самой кромке моря. И издали можно было разглядеть, что закуток берега отгорожен витой оградой, за которой располагались места для отдыха. Вскоре я узнала, что это селамлик – покои нашего нового господина.

Другое здание вряд ли уступало по роскоши первому, но отличалось тем, что было отделано розовым кварцем. В него вели массивные двустворчатые ворота, перед которыми стояли двое стражей.

Я оглянулась на Фиэру, и та кивнула мне на селамлик. Но прежде, чем я направилась к нему, поймала моё запястье и развернула к себе.

– Никогда не забывай, – сказала она, взяв в ладони моё лицо, – только Академия всегда будет помнить о тебе.

Я кивнула, только чтобы поскорее избавиться от неё и двинуться навстречу своей судьбе.

И тут же эхом прошелестело в голове:

«Помни, кто всегда заботился о тебе». Я вздрогнула. Вряд ли тому, кто находится в моей голове, я сумею соврать так же легко. Но раз уж он забрался так далеко, ему придётся верить мне.

Оправив юбки и плотнее прикрыв лицо, я двинулась ко входу в дом.

Стража и не думала задерживать меня, но как только я прошла мимо, один из воинов, до того казавшийся каменным истуканом, снялся со своего места и двинулся следом за мной.

Войдя внутрь, я немного растерялась, запутавшись в обилии лестниц и дверей, но он тут же направил меня.

Мой проводник и пальцем не прикасался ко мне – как будто я была больна. Направление он указывал только рукой.

Так мы поднялись на второй этаж, и, обогнав меня, он жестом приказал обождать – а сам постучался в резные двери, которыми заканчивался коридор.

Поклонившись тому, кто находился внутри, он сообщил моё имя, и я услышала уже знакомый мне голос:

– Войди.

Вопреки собственным ожиданиям, в следующей зале я увидела сразу двоих мужчин.

Одним был тот самый, кого называли Вороном. Он сидел, раскинувшись на подушках, в домашнем одеянии из невесомых лепестков разноцветного шёлка, и потягивал из пухлой пиалки какой-то согревающий напиток.

Рядом с ним, чуть в отдалении и в тени, стоял ещё один мужчина в таком же одеянии, сухощавый и высокий. У него была короткая, изысканно подстриженная бородка, а руки он держал скрещенными на груди.

– Сними покрывало, – велел мне Ворон. Я подчинилась. Я видела, как нахмурился второй, разглядывая моё лицо. – Ну, как тебе, Хасан?

Тот приблизился и помедлил, внимательнее разглядывая меня. Потянулся взяться за подбородок, но замешкался и обернулся к Ворону, как бы испрашивая разрешения. Тот кивнул, и моё лицо оказалось в руках незнакомца. Он поворачивал его так и сяк, как будто ставил задачей разглядеть каждую пору на коже.

– Грубая, как кухарка.

– Что поделать, выбирал не в школе кадин.

– С кожей и волосами что-нибудь сотворим. Но вот нос…

– Мне нравится её нос! – неожиданно возразил Ворон, но от этой нежданной защиты я лишь ещё более ощутила себя вещью в их руках. – Пусть будет как есть. Подойди сюда, – он поманил меня к себе, а когда, высвободившись из рук его помощника, я шагнула к оттоманке, щелчком пальцев указал на пол перед собой.

Я замешкалась. Никто и никогда, даже когда я была всего лишь дочкой небогатой горожанки, не заставлял меня вставать на колени перед собой.

И всё же мне хотелось попасть в этот дом. Да и сам Ворон зачаровывал меня разрезом своих не по-мужски красивых глаз.

Я подобрала юбки, которые накрутили на меня, и неторопливо, пытаясь изобразить изящество и жалея, что мне не довелось обучаться магии душ, опустилась на колени между его ног.

Ворон коснулся кончиками пальцев моей щеки. Едва заметно поморщился, но провёл вниз и, взяв моё лицо в ладони, приподнял, заставляя смотреть на себя.