Страница 2 из 16
– Этот мерзавец и крошки хлеба тебе не даст за весь день, – бормотала она, пока я переодевалась, – а ты будешь готовить ему мясо и варить суп, испуская слюну.
Я закатила глаза, втискиваясь в старенькое платье. Я больше люблю брюки, но единственную рубаху придется отдать Тойтону, поскольку его одежда не высохнет после тревожной ночи.
– Думаешь, я не знаю, что это ты готовишь отвары и лечишь этих неблагодарных людей, что проклинают тебя день за днем? – я застыла на месте, уж никак не ожидая такого поворота. – Матис примазался к тебе, пользуясь твоими знаниями, а ты и рада. Лишь бы платил.
– Мария! – не удержалась я. – Я прошу вас.
– А что? Что такого я сказала? – старуха бесцеремонно вошла в комнату и направила на меня свой тощий палец. – Разве не правда? Ты разбазариваешь свой талант и знания матери. А могла бы сама врачевать. От себя, своего имени.
Я даже тихо рассмеялась, закрывая рот рукой, чтобы не потревожить Тойтона. От своего имени? Кто впустит меня в дом без Матиса? Кто позволит мне излечить свои раны или болезни, если узнают, что отвары и мази готовила я?
– Глупая! – Мария ткнула пальцем в мой лоб. – Еще и смеется, глупая девчонка.
Я подошла к кровати брата и склонилась над мальчиком. Когда его не мучили кошмары, и он не отбивался от меня, пребывая в скверном расположении духа, смотреть на него было приятно. Коснувшись губами лба Тойтона, я мысленно прочитала молитву и направилась к выходу. У порога меня остановил возмущенный оклик Марии:
– Кассия, выпей!
Я понимала, что она не отстанет, да и признаться, от ее чая даже на душе становится теплее холодным утром. Знала, что на это уйдет драгоценное время, ведь огненный напиток выпить быстро невозможно, но и отказать не смогла. Придется пробежаться до дома Матиса.
Жилье лекаря было самым большим в деревне, самым дорогим и обставленным. Скряга обдирал людей до нитки, не обращая внимания на то, кого именно лечит. Даже хворые младенцы не взывали к его совести. Люди отдавали последнее, будь то звонкая монета, урожай или любое другое добро. Я несколько раз пыталась стащить отвары или мази, чтобы помочь кому-нибудь бесплатно, но сыновья Матиса неизменно ловили меня на этом и либо давали затрещину, либо лишали заработка. А сил на то, чтобы заново собирать травы и варить настойки, после тяжелого рабочего дня и возни с приступами брата, просто не было. Однажды я попробовала, но старики, которым я хотела помочь, даже на порог меня не пустили. Тогда я пришла к выводу, что раз люди сами позволяют Матису обирать их до нитки, кто я такая, чтобы спорить?
Я вошла в дом через дверь, которую сделали специально для меня, спустилась в подпол и оказалась в просторной комнате, считавшейся моей мастерской. Разожгла очаг, чтобы заварить свежие настойки, еще до того, как придется готовить завтрак Матису и его сыновьям. Я ненавидела этот дом, этих людей, но эту комнату и то, что я здесь делала, ценила превыше всего, после жизни Тойтона. Пусть люди не знали, что по сути это я их лечу, но моему сердцу становилось теплее от мыслей об этом.
Терпкий запах никогда не покидал этих стен, но аромат свежезаваренных трав, ни с чем сравнить нельзя. Очень быстро мне стало жарко и пришлось отворить маленькое оконце, сквозь которое проникал свежий воздух. Я знала, куда именно нам сегодня нужно будет пойти и с какими недугами столкнуться, поэтому довольно быстро собрала сумку, положив еще и самое необходимое для непредвиденных ситуаций. Только после этого отправилась делать завтрак. Кухне Матиса могла позавидовать любая хозяйка. Здесь было все для того, чтобы чувствовать себя уютно и комфортно. Красивая посуда, свежие продукты и даже шторы на окнах. Печь хлеб и готовить горячие блюда меня научил папа, и я любила этим заниматься не меньше, чем травами.
Утро прошло в брюзжании и ворчливом недовольстве. У старого толстого лекаря болели ноги и от того он шпынял меня и оскорблял с самого своего пробуждения. Его сыновья Карл и Стотн, ухмылялись, когда их отец заставил меня разминать его ступни. Не часто мне выпадала такая честь. Ноги его пахли отвратительно и почти всегда были влажными от пота. Омерзительнее занятия, вряд ли можно придумать. Внутри меня разгоралось пламя, зародившееся из искры, появившейся этой бессонной ночью. Несправедливость и паскудность моего существования угнетали сегодня особенно сильно. Подавляя тошноту, я старалась не смотреть на уродливые пальцы и отвлекаться от вони, исходившей от них.
– Растирай тщательнее, – шепнул мне на ухо Стотн, и я поежилась от его дыхания, смердящего чесноком и кислым вином. – Справишься, и может быть, я разрешу тебе снова взять порошок, который так нужен твоему убогому братцу!
Каждый божий день мне приходилось запихивать свой гнев, как можно глубже и снова и снова напоминать себе для чего я это делаю. Сегодня справиться с яростью было особенно трудно. Еще до рассвета я была раздражена, расстроена и подавлена. Мне казалось, что вот-вот истинные чувства прорвутся наружу, однако благоразумие все же брало верх.
– Ты медлительна, как корова, – недовольно рявкнул Матис и отпихнул меня ногой. Не скажу, что сильно ударилась или что-то вроде того, но и этого хватило, чтобы внутри все обожгло ненавистью.
Обход больных, как назло, тоже оказался не самым удачным. От усталости и недосыпа я разбила две склянки, за что получила по шее от Карла и оплеуху от самого Матиса. Я едва сдерживала слезы и желание бежать прочь, туда, где смогу выплакаться и посетовать на судьбу. По дороге от одного дома к другому Стотн толкнул меня в навоз, а Карл несколько раз ущипнул за зад. Гаденыш делал это исподтишка, зная, что отец не приветствует его нездоровый интерес ко мне. Я глубоко вдыхала и медленно выдыхала, закрывая глаза и сжимая руки в кулаки, чтобы хоть как-то успокоиться. Плохо помогало.
К вечеру мы добрались до Кали, маленькой девочки, которая страдала затрудненным дыханием. У нее случались приступы и чтобы избежать их, я готовила специальный отвар, нагревала его и давала малышке им дышать. К слову сказать, Матис совсем не знал, что с ней делать, когда у нее случился первый приступ, но я такое уже видела. Моя мама когда-то показывала мне женщину с тем же недугом. В тот самый момент, как я держала горячую чашку у лица Кали, голос мальчишек с улицы привлек внимание:
– Кассия! Твой братец снова решил искупаться!
– Кассия! Лови своего чудака!
Все это сопровождалось смехом и улюлюканьем. Сердце привычно пронзила боль, я уронила чашку, и чуть было не обожгла девочке ноги. Ее мать взвизгнула и обрушила на меня проклятья. Матис гневно сдвинул брови, а Стотн преградил мне путь:
– Снова сбежишь и можешь не возвращаться!
Уже не понимая, что делаю, я врезала ему ладонью по лицу. Мысль в голове была только одна: Тойтон!
– Я бы не бросалась подобными угрозами! Я твоему отцу нужнее, чем он мне. Посмотрим, сколь долго он продержится без единственного дохода, – процедила сквозь зубы, совершенно не представляя, откуда взялась смелость.
– Твой ублюдок, все равно не жилец! – крикнул он мне вдогонку, но отвечать уже не было смысла.
Я бежала, как никогда прежде. Сегодня я была далеко, слишком далеко. Ноги едва несли меня, а в груди все горело. Дома проносились мимо с нереальной скоростью. Только бы успеть, только бы успеть.
Дорога повернула к холмам, а потом превратилась в тропинку, петлявшую между ними. Вот уже дом Марии, осталось совсем чуть – чуть. Дышать стало трудно, голову разрывала боль, но страх был сильнее. Я не могла подвести маму и папу. Я дала слово, что позабочусь о Тойтоне, что сделаю для него все возможное. Мои родители тогда еще не знали, что их сын не похож на других детей. Никто не знал.
Я пронеслась мимо нашего дома прямиком к берегу. Той неизменно возвращался к воде, стоило только кому-либо ослабить бдительность. Пусть и меня назовут умалишенной, но мне казалось, что он слышит какой-то зов, идущий прямо из моря. Спускаясь к воде, я уже заметила Марию у кромки, она размахивала руками и причитала. Несколько детишек столпились неподалеку, а голова Тоя торчала из воды в опасном отдалении от берега. Даже не останавливаясь, я ворвалась в не пускавшие меня волны и вскрикнула от неожиданности. Вода была настолько холодной, что зубы сводило. Мой брат словно застыл, не совершая никаких действий. Непонятно, что именно держало его на плаву, он не слишком хорошо плавал. В те времена, когда море было еще безопасным, я пыталась научить его, но удавались уроки редко. Тойтон быстро уставал и начинал нервничать, мычать и толкаться.