Багряный плен

Дорога спустила меня с холма, когда дождь хлынул в полную силу. Совсем стемнело. Плотнее кутаясь в плащ, я отчетливее ощутила плачевность своего положения. В таверну соваться не стоило, если мои братья разделятся, и кто-то придет сюда, то ему обязательно укажут на одинокую путницу в плаще. Землю довольно быстро размыло, идти стало труднее. Ботинки вязли в грязи, а порою и скользили. На окраине деревни я оказалась почти в полной темноте.

Очень осторожно продвигалась от дома к дому, пытаясь придумать, где бы мне укрыться от ненастья. Стучать в любой из этих домов опасно, но и на улице оставаться не дело. Я заглядывала во дворы через заборы, сама не зная, что ищу. Дома попадались разные, и совсем простые, и побогаче, но у всех здесь была скотина, а у многих еще и конюшни. Изредка двери в дом открывались, и тогда я приседала, укрываясь плащом так, словно пыталась раствориться в нем. Дойдя почти до края деревни, я наткнулась на небольшой домик, рядом с которым разместился невысокий хлев. Из приоткрытой двери выглядывал огонек. Я несколько раз осмотрелась, никак не решаясь распахнуть калитку. Вымокшее тело совсем продрогло, зубы стучали, а ноги тряслись от усталости. Набравшись храбрости, аккуратно толкнула дверцу и сделала неуверенный шаг во двор. В доме светилось лишь одно маленькое окошко, заглядывать я не стала, сразу пробралась к хлеву. Прислушалась. Несмотря на огонек, похоже, внутри никого не было. Дверь, как назло, немного скрипнула, и я затаила дыхание, прислушиваясь, не выйдет ли кто из хозяев посмотреть. Самые долгие несколько секунд в моей жизни. Никто так и не вышел, и я прошмыгнула внутрь.

Как ни странно, в хлеву было тепло и чисто. По всему видно, что хозяева очень любят свою немногочисленную скотину. Здесь всего одна не очень молодая корова, пара-тройка кур и коза. Большая лохматая собака спала в углу. Она даже головы не подняла, когда я вошла. Все казалось стареньким, но ухоженным, отчего сложилось впечатление, что хозяева тоже были пожилыми людьми.

Я сбросила плащ, развесила его на гвоздях, с которых сняла лопату и вилы. Проверила содержимое сумки и обнаружила, что рубашка промокла, а вот одеяло почти сухое. Сидеть в мокрой одежде было глупо, поэтому я скинула свой наряд и завернулась в одеяло. В углу, рядом с собакой нашла немного сена и опустилась на него, чтобы отдохнуть. Не мешало бы еще снять жарут, но я побоялась. Надевать его не так-то просто, а если кто-то захочет войти сюда, то мне лучше оставаться в нем. Я расплела свою черную косу и запустила пальцы в длинные волнистые волосы, а потом прислонилась головой к стене. Собака рядом со мной зевнула, потянулась и открыла глаза. Теперь она меня заметила, повела носом и залаяла.

– Стой, – громко прошептала я, – стой, прошу, не надо. Я не причиню тебе зла, только погреюсь.

Собака склонила голову на бок, но, слава Богу, замолчала. Я облегченно прикрыла глаза, пытаясь усмирить испуганное сердце. Собака все еще с интересом смотрела на меня.

– Я ничего не возьму, – сказала я, осмелившись погладить ее по мягкой шее, – просохну и уйду, ладно? Ты уж не шуми, дружок.

Внезапно дверь хлева скрипнула, и я вжалась в стену, понимая, что деваться мне некуда.

– Кто здесь? – послышался голос, и я увидела, как сверкнул топор. – Бруми, ты чего шумишь, старый разбойник? Сам наполовину глухой, а лаешь, как молодой.

Передо мной возник худой старичок с топором в руке и совсем седой головой. Его грязные высокие сапоги оставили мокрые следы. Сам он был чуть сгорбленным, в темных штанах, одной рубахе, а вокруг шеи намотан тонкий шарф. Он посмотрел на меня, но разглядел не сразу, поэтому наклонился ближе, а потом отпрянул.

– Ох ты! – старик ударил себя ладонями по чуть согнутым в коленях ногам. Он посмотрел снова на меня, потом на топор и снова на меня. – Девица! Ты откуда ж взялась?

Я буравила взглядом топор, опасаясь, как бы старичок не поднял шум на всю деревню. Словно прочитав мои мысли, хозяин отбросил свое оружие, а я немного расслабилась и поднялась на ноги.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала, выходя на свет. – Я проникла в ваш сарай, чтобы обсохнуть и согреться.

Старик осмотрел хлев, обращая внимание на развешенную мною одежду и на сохранность своего имущества, перевел взгляд на меня и уже более придирчиво разглядел. Я наступила ногой на ногу, пытаясь согреть босые ступни, что не укрылось от его цепкого взгляда.

– Цыганка? – спросил он, прищурившись, и я кивнула, врать тут точно смысла не было. – Чья будешь?

А вот это нехороший вопрос. Словно защищаясь, я завернулась в одеяло и отступила на шаг, готовясь схватить одежду и бежать.

– Ладно- ладно, не пугайся, – махнул рукой старик.

Он некоторое время смотрел на меня, будто решая, что же теперь со мной делать, а потом кивнул сам себе и развернулся к двери.

– Пойдем, – сказал он и вышел.

Я застыла в нерешительности. Куда он меня зовет, что хочет сделать? А если сейчас поведет к старейшине или сам убьет?

– Ну, что застыла? Мерзнешь, небось? – послышался голос. – Идем я тебя накормлю.

Радостное возбуждение прокатилось по телу, а от предвкушения тепла и горячей пищи, на душе стало радостнее. Я сунула ноги в промокшие ботинки и собрала свои вещи. Старик оставил для меня дверь открытой. Съежившись от дождя, я быстро добежала до крыльца. Домик хоть и был маленьким, но довольно уютным. Здесь тоже заметна рука заботливого хозяина. Разулась и прошлепала в комнату, где хозяин указал мне на большую печь, чтобы я просушила одежду.

Из другой комнаты послышался кашель, я вздрогнула. Старик грустно улыбнулся и исчез в проеме. Некоторое время его не было, и я уже чуть было снова не решилась бежать.

– Моя старуха приболела, – почему-то виновато сказал он. – Третий день лежит, кашель душит.

Я понимающе кивнула, нервным движением заворачиваясь в одеяло. Старик выложил на стол хлеб, зелень, овощи и достал из печи небольшую посудину.

– Чем богаты… – неловко пожал он плечами, приглашая за стол.

Меня не удивляло такое поведение, просто, когда ты в бегах все кажется подозрительным. В Златоросье люди не боялись друг друга, с легкостью принимали гостей, могли без страха приглашать чужаков, давая кров и пищу. К цыганам, пожалуй, проявляли осторожность, поскольку побаивались магии и связанных с нами предрассудков и суеверий.

Горячая каша оказалась очень вкусной, а хлеб еще не очень жестким. Снова послышался кашель, нехороший такой, бурлящий. Старушка заходилась снова и снова, а дед прикрывал глаза рукой и покачивал головой. На его лице отражалось такое страдание, что сердце мое не могло не откликнуться.

– Разрешите мне посмотреть? – спросила я, осторожно касаясь его руки.

– А ты можешь помочь? – встрепенулся он, глаза его оживились. – Я слышал, цыгане знают в этом толк.

– Не обещаю, – смутилась я, – мне еще многому нужно научиться, но взглянуть могу.

Старичок вскочил со своего стула и, схватив меня за руку, потащил в соседнюю комнату. Я едва успела схватиться за края одеяла, чтобы не остаться в одном белье. Комнатушка оказалась совсем крошечной, места хватило только для кровати, маленькой тумбочки и сундука.

– Катрина, – прошептал он на ухо старушке на кровати.

Женщина была очень милой на вид, с маленькими ладонями и ласковыми темными глазами. Я подошла ближе и улыбнулась ей, а она снова зашлась в приступе кашля.

– Здравствуйте, – тихо сказала я. – Вы разрешите мне послушать?

Старушка посмотрела на мужа, в ожидании совета и только после того как он кивнул, согласилась. Придерживать одеяло и пытаться помочь больному человеку, оказалось непросто. Заметив это, Катрина велела мужу найти что-то более удобное для меня, и я с радостью переоделась в теплое платье и носки. Подвязала волосы и склонилась к ее груди.

Шувани ищут помощи у духов земли, воды и воздуха. Иногда они капризничают, но не в вопросах помощи больным. Я прислушалась к неровному сиплому дыханию и покачала головой. Дела обстояли не очень хорошо, но я знала, как с этим справиться.