Академия пурпурной розы

— Солейн Эв и Гордон Годдингтон согласны принять участие в Турнире Семи замков! — еще раз уверенно выпалила Сол.

Леди Ректор колебалась пару мгновений, изучая их странную пару… а потом лукаво улыбнулась и кивнула. Им достались зеленые ленты.

Четвертой парой были не знакомые мне ребята — он и она высокие, стройные и темноволосые. Кажется, бытовики, и оба из-за моря, из Арвенора. Они гордо продемонстрировали всем белые.

— Кто еще? У меня осталось не так много лент, так что решайтесь. Но думайте как следует, чтобы вас не настигли последствия вашего решения! А то вдруг мы решим и правда поженить всех участников, независимо от выигрыша.

Ее глаза светились хитринкой, но я не рискнула бы утверждать, что это действительно шутка. От этой дамы всего можно ожидать.

И тем не менее, реплика определенно возымела эффект — желающих больше не нашлось.

Пока длилась пауза, я окинула взглядом преподавательский стол. Леди Ректор нигде не озвучивала, что преподавателям запрещено участвовать. И хотя говорилось, вроде бы, только о студентах… Но разве Замкам роз главное — не чувства? Наш Король тоже студентом не был, когда получил свое семечко Замка пурпурной розы.

Олав сидел хмурый, как туча. Я перевела взгляд на сестру. Джен — с совершенно отсутствующим видом. Гиблое дело.

Леди Ректор все тянула и тянула паузу… как будто чего-то ждала. Ее внимательный взгляд то и дело царапал меня, прогуливался по студенческим рядам. Наконец, она вздохнула и как-то осунулась. Прикрыла морщинистые веки, будто столь долгие речи порядком ее утомили.

— Ну что ж… Раз только четыре влюбленные пары решились на то, чтобы участвовать в Турнире Семи замков… Хотя я надеялась, все же, что будет чуточку больше… Пожалуй, пора. Раз больше никто…

С громким стуком распахнулась дверь.

Мне показалось, зрение обманывает меня. Этого ведь просто не могло быть. Ни в каком из существующих миров.

Через весь зал по проходу уверенным шагом шел воин. На этот раз на нем был длинный черный плащ с воротником из серого меха, похожего на волчий. Но под ним… под ним конечно же виднелась голая грудь. Босой, как всегда. Бессовестно красивый и невыносимо самоуверенный. Остановился прямо напротив Леди Ректор. Снова закрыл мне обзор своей преступно широкой спиной и плечами.

Я сжала кулаки сильнее, вцепилась в тонкую ткань платья на коленях. Тряхнула головой, чтобы не поддаться постыдной слабости и не дать пролиться предательской слезе.

Радостный голос старушки полился мне в уши:

— Ай-яй-яй, молодой человек — как не стыдно опаздывать! Вы все прослушали!

— Я успел услышать и понять достаточно. И очень надеюсь, что еще не опоздал.

Он не обернулся ко мне, только стоял неподвижно и напряженно.

— Вы хотите добавить еще участников в список пар?

— Да. Морвин Эрвингейр и Эмма Винтерстоун.

Шум и шепот снова прокатились по рядам. У меня перед глазами потемнело. От гнева.

Я медленно встала с места, и зал умолк.

Обычно я говорю очень тихо. Но сейчас даже мой тихий голос был слышен неожиданно громко.

— Простите, леди Темплтон, но это невозможно. У Морвина Эрвингейра уже есть невеста, и поэтому…

Он прервал меня жестким тоном:

— У Морвина Эрвингейра больше нет невесты. Я повторю еще раз. Морвин Эрвнгейр и Эмма Винтерстоун!

А потом резко обернулся и нашел меня взглядом. И я задохнулась и растеряла все слова от того, что было в этом взгляде.

Шепот Джен совсем рядом:

— Если ты сейчас же не встанешь и не пойдешь к нему, я тебе никогда не прощу, Улитка Старшая!

Я вздрогнула. Сестра запустила в меня потихоньку тетрадкой. Попала, между прочим, в локоть! Нашла-таки доступные методы физического воздействия.

А потом все соображения как-то ушли на второй план. Состязания, замки, погода, магия… Я вдруг просто поняла, что невыносимо, смертельно, до боли на кончиках пальцев соскучилась. Пусть все катится в тартарары, но мне физически необходимо сейчас быть рядом.

Словно во сне я поднялась со своего места и в молчании, что царило в зале, прошла мимо заполненных рядов. Стараясь не обращать внимания на полный раздражения, злой взгляд Солейн, Коула, на десятки других мне в спину. Остановилась, дичась, на положенном метре от человека, снова пришедшего из моих грез бередить душу, и посмотрела ровно перед собой, чтобы скрыть смятение, которое рождал во мне единственный взгляд, который теперь имел значение — пристальный, огненный, достающий до самого сердца.

Морвин молча потянулся ко мне, схватил дрожащую руку своей, лихорадочно-горячей, и решительно притянул ближе. Плечом к плечу, по-прежнему глядя на меня, не отрываясь.

Пораженные разговоры в зале. Улыбка леди Темплтон.

— Итак, милая Эмма, вы согласны участвовать в состязании?

Меня хватило только на то, чтобы кивнуть, по-прежнему с опущенными глазами. Я боялась и не решалась посмотреть на него. И заглянуть в свою собственную душу, где сейчас бушевал настоящий ураган, — сметающий на своем пути любые логические аргументы и доводы рассудка о том, что мне нельзя его прощать, нельзя ему верить, нельзя снова будить этот едва уснувший вулкан, который в прошлый раз чуть не поглотил меня и не уничтожил, нельзя… его любить. Но…

Он крепко-крепко сжал мою слабую, безвольную ладонь. Словно убеждая, что годы, когда меня нельзя было никому касаться, остались позади. Словно говоря без слов, что на этот раз меня больше не отпустит.

Что рядом с ним любое «нельзя» обращается в «можно».

Леди Ректор вытащила со дна коробки и повязала нам на запястья пурпурные ленты.

Глава 37

Я была так сильно оглушена и сбита с толку происходящим, что даже не заметила, как зал постепенно опустел.

А мы просто стояли на том же самом месте, и Морвин все крепче сжимал мою руку, словно боялся, что я убегу. Но я была совершенно измотана и обессилена нервным напряжением и всеми событиями прошедших дней. В уши будто ваты натолкали, в голове гудит, перед глазами пелена… Наверное, надо было послушать Дженни и хоть изредка впихивать в себя что-то, кроме пары ложек каши.

Очнулась, когда обнаружила себя крепко прижатой к его груди. Морвин укрыл меня полами своего плаща и осторожно гладил по голове. Говорил глухо:

— Моя маленькая хрупкая девочка… Все хорошо теперь будет.

Я, наконец, поняла, что дрожу, и что напряжена так, словно все внутри натянуто гитарной струной — тронь и порвется с печальным жалобным звуком.

Медленно-медленно я отогревалась в тепле его рук и успокаивалась, переставала дрожать.

Мы долго стояли молча там же, где получили свои ленты — на возвышении у преподавательской кафедры. Замок пурпурной розы пригасил свет и мягкие тени укутали нас, смягчая напряжение, исцеляя взбудораженные нервы. Только лилово-фиолетовый сумрак — сквозь витражи стрельчатых окон.

Морвин не торопил меня, не говорил ни слова и ни о чем не спрашивал. А я, наконец, осознала — и его возвращение, и то, что теперь он свободен, и его молчаливое признание, когда он объявил нас одной из влюбленных пар, участвующих в Турнире семи замков. В сердце загорелся согревающий огонек, от которого теплая волна прокатилась до кончиков замерзших пальцев на ногах. Как будто душа возвращалась в тело.

Я приподняла лицо и робко посмотрела ему в глаза. Кажется, он давно этого ждал… с беспокойством.

Чтобы справиться с неловкостью, я сказала первое, что пришло в голову.

— Твоя невеста жива хоть?

— С чего такие вопросы? — улыбнулся он, и тревога рассеялась в его взгляде, словно тучи очистили небо.

— Ну… просто фраза «У Морвина Эрвингейра больше нет невесты»… прозвучала слегка двусмысленно.

— Жива, жива! — улыбка его стала шире. — А вот как я жив остался и убрался подальше от ее гнева целым и невредимым, до сих пор удивляюсь. Я уже говорил тебе, наши женщины тренируются наравне с мужчинами. Так что у Иланны очень тяжелая рука.

Я от души стукнула его кулачком в грудь. У меня, может, не легче, если как следует рассердить!