Промах

Я прошёл в спальню, открыл свою тумбочку, достал из неё спортивный костюм, тапочки и бросил их на кровать. Затем снял с себя всю мокрую одежду. Мои сослуживцы уже развесили промокшую форму на спинки кроватей, но я решил поступить иначе. Я сгрёб свои вещи в охапку и, будучи совершенно голым, пошёл в сушилку.

Град кончился, но дождь был ещё довольно силён. Я вышел из тамбура и направился к дверям сушилки, осторожно ступая босыми ногами по усыпанному градинами асфальту. Ступать на них было неприятно, а порой даже больно. Впереди маячила голая мускулистая фигура ротного. Он, так же как и я, нёс мокрую форму в сушилку, вот только шёл он, как всегда, уверенно и гордо. На ногах его красовались резиновые шлёпанцы кислотно-жёлтого цвета.

«Вот же дурень», – в сердцах обругал я сам себя, но за шлёпанцами возвращаться не стал. Ротный скрылся в дверях сушилки, а я, чертыхаясь, двинулся по градинам дальше. Мы столкнулись с ротным в дверях, когда он уже шёл обратно. Ротный оглядел меня с ног до головы, кивнул одобрительно, показывая, что доволен моим поступком – голым идти в сушилку, ведь из промокшей под ливнем роты нас таких оказалось только двое.

Вернувшись в казарму, я взял с тумбочки своё полотенце и прошел в душевую. Ротный был уже там. Постояв минуту под горячими струями, я тщательно вытерся, затем облачившись в спортивный костюм и тапочки, вернулся в спальню.

– Пацан!

«Пацан», – это моя кличка. Не скажу, чтобы она мне нравилась, но в нашей роте были клички и похуже. Я обернулся. “Двадцать четвёртый” сидел на своей кровати и смотрел на меня.

– Пошли в тир, Пацан. Зарубимся на пистолетах.

– Пошли, – я был лучшим стрелком роты. Даже офицеры вызывали меня на соревнования, чтобы не просто популять по мишеням, но и поучиться.

Здесь никто не стеснялся спросить совета у лучшего, постараться перенять у него опыт. Я сам не раз вызывал на учебные поединки парней, которые были лучше меня в своих видах спорта. Я же пока был вне конкуренции в фехтовании и стрельбе из всех видов стреляющего оружия, включая арбалет и лук. Мы прошли в оружейную, где по очереди прижав большие пальцы левой руки к сканеру отпечатков, открыли шкаф с пистолетами.

– Какие выберем? – я умышленно дал сопернику право выбрать пистолет более удобный для него, чем другие.

– Давай Glock 17 Gen5.

– Хороший выбор, – мне нравилась эта модель, хотя сам я предпочитал Beretta M9.

Чем мне нравилась служба в роте, так это тем, что никто не контролировал, из какого оружия ты стреляешь в своё свободное время и сколько патронов при этом тратишь. Здесь буквально у каждого можно было найти в карманах пригоршню, а то и две пригоршни патронов разного калибра.

Прихватив с собой по пачке патронов, мы спустились в тир. На каждом рубеже ведения огня лежали очки, защищающие глаза от отскока гильзы и наушники, но наши ребята принципиально ими не пользовались. Мы повесили мишени и заняли свои позиции.

– Правила озвучь, – попросил я «двадцать четвёртого».

– Обойму по очереди. Стрельба с секундным интервалом.

– Годится. Кто первый?

– Ты конечно, – не задумываясь, ответил «двадцать четвёртый».

Я включил электронный метроном на секундный интервал. Звук, издаваемый метрономом, был глухой. Он очень напоминал стук сердца, словно его специально записали, приложив микрофон к чьей-то грудной клетке. Нашей задачей было стрелять так, чтобы звук выстрела сливался со стуком метронома. Для выявления победителя в конце упражнения сверялись мишени и отнимались баллы за каждое отклонение выстрела от метронома.

Я поднял руку с пистолетом, прикрыл один глаз и медленно выдохнул. Это было сложное упражнение, к тому же в обойме Glock 17 Gen5 было семнадцать патронов. Чем вместительней обойма, тем трудней выдерживать ритм, стреляя при этом точно. К примеру, у моего любимого пистолета Beretta M9 ёмкость магазина всего лишь на два патрона меньше, но даже такая незначительная разница существенно облегчала выполнение этого упражнения.

«Тум…тум…тум…» глухо стучало чьё-то сердце в динамиках метронома. В такт ему мой Glock дырявил мишень. Сделав семнадцать выстрелов, я по-ковбойски дунул в ствол и повернулся к сопернику стоявшему за моей спиной:

– 

Твоя очередь, Шляхтич.

– Давай ты ещё одну серию сделаешь. Мне показалось, что я наконец-то поймал нюанс, который раньше в твоей стрельбе не замечал, – попросил «двадцать четвёртый», протянув мне снаряжёную обойму.

– Не вопрос, – я взял обойму, перезарядил Glock и снова поднял руку.

«Тум…тум…тум…». Семнадцать выстрелов и опять ни одного сбоя. Я повернулся к «двадцать четвёртому»:

– Что за нюанс ты заметил, если не секрет?

– Не секрет, – «двадцать четвёртый», заняв место у рубежа, начал снаряжать магазин. – Угол между кистью и предплечьем. Я только сейчас заметил, что мы ставим пистолеты под разным углом.

– Тебе это вряд ли поможет. Постановка кисти – всего лишь привычка. Мне с первого в своей жизни выстрела было удобно ставить кисть именно так и произошло это автоматически. Твоё тело интуитивно выбрало другой угол.

– Конечно же, привычка. Однако, смена привычки, бывает, идёт на пользу, – «двадцать четвёртый» вскинул пистолет.

«Тум-тах… тум-тах…» и после трёхсекундной паузы «тум…тум…тум…». Подмеченный нюанс провалил «двадцать четвёртому» серию выстрелов. «Двадцать четвёртый» достал из пистолета пустую обойму и молча начал её снаряжать. Я протянул ему свою полную, «двадцать четвёртый» взял обойму, зарядил оружие, и через секунду поднял пистолет для стрельбы. «Тум…тум…тум…» Вторая серия выстрелов была безупречна, но мы ещё не проверяли точность стрельбы.

Мы положили оружие на стол, крышка которого была обита листовым железом, затем пошли за мишенями. Взглянув на мишени, «двадцать четвёртый» пожал мне руку, молча поздравляя с победой.

– Продолжаем? – спросил я.

– Нет. Но я останусь. Привычку буду нарабатывать.

В этот момент в тир вбежал «одиннадцатый»:

– Мужики, там «первый» вызвал на бой «девяносто девятого»! Айда зарубу смотреть.

– Мне ещё почти полторы сотни патронов утилизировать надо, – ответил «двадцать четвёртый». Взяв две новые мишени, он пошёл их вешать.

– Ты что ли одновременно по двум стрелять будешь? – спросил «одиннадцатый», но «двадцать четвёртый» даже не обернулся.

Я потянул «одиннадцатого» за рукав:

– Пошли, Гоблин. Шляхтич сам разберётся, – затем, повернувшись, крикнул «двадцать четвёртому» в спину. – Шляхтич, мой пистолет тоже сдай в оружейку.

«Двадцать четвёртый», не оборачиваясь, поднял руку, давая понять, что услышал и согласен.

Я знал для чего «двадцать четвёртому» сразу две мишени, но не видел необходимости объяснять всё «одиннадцатому». «Двадцать четвёртый» не глупый парень. В одну мишень он будет стрелять по своему, а во вторую с подсмотренным «нюансом», а потом сравнивать точность стрельбы. Конечно же, можно было повесить шесть мишеней, чтобы не бегать часто туда-сюда, тем более что ширина тира позволяла сделать это, но тогда появлялась возможность запутаться в мишенях при сверке.

В спортзале вокруг ринга, расположенного на полуметровом возвышении, собралась почти вся рота. Ротный стоял посередине ринга, а в противоположных углах облокотившись на канаты, расположились «первый» и «девяносто девятый». Бой обещал быть увлекательным, ведь для этого имелось как минимум две причины. Одна из них – «девяносто девятый». Он был грозным бойцом. Судя по тактике рукопашного боя, «девяносто девятый» явно занимался в своей жизни многими единоборствами, причём в каждом был хорош. Впрочем, любой из нас мог бы добиться самых высоких результатов в спорте, но в силу каким-то, ведомым только нам самим причинам, мы никогда не пытались сделать спортивную карьеру. «Девяносто девятый», несомненно, мог бы стать бойцом ММА мирового уровня и войти в пятёрку сильнейших, но не стал, а был завербован в нашу роту, где, по моим прикидкам, не меньше пяти лет продолжал оттачивать своё мастерство.