Я не так далеко

Дождь кончился. Небо быстро очищается, мерцая яркими светилами. Пока Байона спит, воздух наполняется холодной сыростью, смешивается с дыханием Атлантики.  Ночь встречает  с готовностью проводить куда угодно. Девушка быстро уходит к океану, постепенно замедляет шаги.

Досадно. Проведенное в клубе, время выточило еще большую глубину между ней и Карлосом. По мере удаления настроение паршивится сильнее. Девушка смутно надеется и ждет. Сейчас ее догонят, вернут, заставят быть рядом с ним... на месте той, другой... Готовность  остается не понятой и не реализованной.

«Время веры прошло. Причем давно» — горько напоминает она сама себе.

Темнота и одиночество гонят дальше, предсказывают очередное копание на предмет собственного  ничтожества и неудач. Знакомое занятие. Тихая боль и отчаянье поднимаются со дна души, и она плачет, размазывая слезы по щекам.

Груз нерастраченного проносится на худеньких плечах  вдоль пустынной набережной. Огни Байоны дрожат на воде. Девушка медленно бредет мимо порта и крепостной стены древнего замка, уходя за черту города, сворачивает с пешеходной тропы,  пробирается за ограждение и взбирается на скалы. Каскад каменных глыб нависает над океаном крутым обрывом раскрытой акульей пасти, под которым торчат из воды  острые каменные клыки нижней челюсти.

Осознавая опасность затеи, она неуклонно держит путь к самому краю. Механизм самосохранения давно сломан. Раскидывая в стороны руки, девушка балансирует. Чувство страха утрачено. Вспоминается  владелец ночного клуба, затем сразу — питерский байкер, и совсем не вспоминается Таро.

«Стань счастливой!» — последние слова Ника.  Байкер умел быть счастливым, но не объяснил, что для этого нужно сделать. Глубокий горестный вздох улетает в небо. Тоска опять рядом. Находит везде.

«А кто-то считает себя «северной», независимой… пытается быть закрытой для серьезных чувств и привязанностей, ни в ком не нуждается...» — упрекает ее память.

«Не появлялся бы Карлос рядом так провоцирующе часто, я справилась бы», — предполагается ей. Намерение оправдать себя  терпит неудачу. Застигнутая врасплох, девушка вздыхает. Руки опускаются. Взор ищет где затеряться. Попыток много, а тоска прежняя. И вроде ничего сильно не держит. Но, между тем,  все время находится мелочный,  сомнительный повод жить.

— Я не так далеко, — напоминает Смерть.

Девушка согласно кивает в ответ. Мол, помню.

Прибой хлюпает слабым накатом в берега. От воды едко пахнет водорослями, тянет  соленостью. В далекой тьме океана виднеются проблески корабельных огней. Ветер срывает с головы кепку и уносит в волны, тревожит волосы. Ветер нужно кормить. Ей кажется больше нечего ему дать. По мокрым камням девушка взбирается на самый верх.

Внизу плещется вода. Заточенные каменные клыки притягивают голодной черной пастью. Девушка вглядывается туда то с сомнением, то с надеждой. Океан впитает в себя, растворит без остатка.  Ей бы уйти быстро и нескучно, в стремительном ярком рывке, совсем не так. Но что-то там внизу настойчиво зовет...  Шатаясь, она почти делает неуверенный шаг к своей бездне. Однако удачи нет.  До слуха вдруг долетают нарастающие детские рыдания.

Слева  в нескольких метрах от нее появляется мглистое очертание небольшой серой фигурки. Не сбавляя скорости, плачуще создание рвется прямо к обрыву. Возможно, ребенок чем-то напуган и не замечает опасности, возможно действие осознанное. Не одна девушка сегодня ходит по краю.

Тело соображает быстрее головы. Девушка бросается наперерез и едва поспевает, перехватывая беглянку за локоть уже в смертельном полете. Вместе они падают, ударяясь о каменные выступы.  Взвыв от боли, девушка отчаянно старается удержать ребенка, повисшего над океаном. Постепенно хватка ослабевает. Нет сил подтянуть лишний вес. Рука вот-вот соскользнет, девочка вот-вот сорвется.

Благо, помощь приходит также неожиданно, как и появление девочки. Кто-то хватает и втаскивает их на скалы. Наверное, от испуга или может еще от чего,  спаситель смачно матерится, пока обе жертвы не состоявшегося суицида лежат на холодных камнях, дрожа и опоминаясь.

Короткий прыжок не стал для нее пропуском на тот свет, не смог утешить.  Девушка разочарованно вздыхает. Надо было довериться одному из тех, кто добр к ней, охотно отзываясь тонким звоном острой стали. Холодный блистающий надежнее, вернее.

Тяжкий вздох слетает с губ. Она  не умеет жить, и не умеет умирать. Остается одна забава:  изводиться переживаниями вместо реально значимых поступков.

Мужчина присаживается на корточки, что-то говорит, спрашивает, но девушке сейчас не до него. В спасителе узнаются  черты Рамона — человека Шрама, его настырная физиономия знакома ей с лета.

— Спасибо! Это он послал за мной? — поднимаясь и морщась от боли, она на почти уверена, Рамон понял о ком речь.

Охранник утвердительно кивает.

— Можно не говорить об этом Вашему… начальству?

— Извините, у меня приказ сообщать обо всем, что с Вами происходит, — довольно ясно дает понять Рамон.

Внимательно зыркнув глазами по их лицам, покрутившись на месте, он уходит на небольшое расстояние, чтобы позвонить. Несмотря на свою молодость и не примечательный для охранника субтильный вид, дико разрывающий единый шаблон остальных подкачанных бойцов-разрядников и спецназовцев Шрама, Рамон прошел неплохую школу. Участвуя в боевых действиях, он набрался опыта реального уничтожения и ценился  за отдельные, никем не знаваемые способности.