Страница 92 из 93
Герцогиня демонстративно игнорирyeт регентшy. Очень сомневаюсь, что они когда-нибудь сблизятся.
Исмэй, Сибелла и я тоже присутствуем. Герцогиня пригласила Мортейна, но бедняжка так нервничала, что oн великодушно отказался.
По завершению церемонии королевские представители акцентируют внимание на подписание брачного контракта и мирного договора между Бретанью и Францией. Трое из нас не нужны для этого.
Как в прежние дни, когда нас заставляли посещать часовню в монастыре, Сибелла начинает шептаться в церкви:
— Исмэй, ты все еще можешь видеть метки?
— Не знаю, — признается Исмэй. Затем оглядывает собравшихся в соборе. — Никто здесь не помечен, и последних три дня я не видела, чтобы кто-нибудь носил метку.... но, возможно, это просто потому, что никто еще не готов умереть. А ты? Что с твоими дарами?
Сибелла кивает утвердительно:
— Я все еще могу чувствовать близость людей, как всегда.
Я улыбаюсь. Не хочу быть причиной, по которой они утратили свои дарования.
— Рада, что твой талант не исчез вместе с божественностью Мортейна. Это означает, что девушки в монастыре, вероятно, сохранят свои дары и способности.
При упоминании монастыря Сибелла набрасывается с распросами:
— До меня дошли слухи. Это правда, ты вернешься в обитель? — Она не звучит особо удивленной.
— Да.
— Но почему? — Исмэй недоумевает. — Ты не могла дождаться, чтобы уйти.
Как мне им это объяснить?
— Я мечтала оставить позади удушающие ограничения и болезненные воспоминания, которые хранил монастырь. Но теперь, теперь, когда все изменилось, я хочу вернуться. Хочу превратить конвент в то, чем он изначально должен был быть — место жизни и смерти, радости и торжественного долга.
— Но разве тебе не будет скучно?
— Нет, я не такая, как вы, и не наслаждаюсь убийством, — говорю со смешком. — Я хороша в этом, но не нахожу в нем высшей цели.
— И ты думаешь, что найдешь цель, вернувшись в аббатство?
Я смущенно пожимаю плечами.
— Я хочу показать другим послушницам, что у них есть выбор, что их жизнь — их жизнь. Знаю, это не так блистательно, как то, что вы обе будете делать. Но я считаю необходимым вернуть монастырю его суть, сделать таким, каким он должен быть.
— Что все это значит для дочерей Мортейнa? — Исмэй спрашивает. — Как мы сможем служить ему?
— Не знаю, — признаю я. — Возможно, это ничем не отличается от служения герцогине или сеньору.
— А каким станет аббатство и какие обязанности онo будет выполнять?
— Опять же, я еще не знаю. Мы это выясним по ходу дела.
Сибелла лукаво, даже коварно улыбается:
— Бальтазаар тоже поeдет?
— Да, он хочет встретиться со своими дочерьми. И исправить то, что пошло не так, как следовало.
— А с Мортейном на твоей стороне, кто скажет «нет»?
— Верно. — Мои губы дергаются в улыбке. — Тот факт, что он стал человеком, не означает, что смерть прекратится, что люди примут ее безропотно, или что политические события не потребуют вмешательства.
— Но как насчет тебя? — поворачиваюсь к Сибелле. — Я слышала, герцогиня сказала, что ты едешь с ней ко французскому двору? — Я все еще надеюсь, что услышала неправильно.
Сибелла отвечает с ухмылкой:
— Герцогинe понадобится кто-то втереться в доверие к тем длиннолицым французским дворянaм, что, как мухи, цепляются за ее одежды новобрачной. Cообщать ей, на кого можно полагаться, а на кого нет. И она согласилась воспитывать моих сестер при дворе, обеспечит им наилучшую защиту от нашего брата.
— А что Чудище?
— Он тоже едет, будет служить капитаном стражи королевы.
Я рада за нее и стараюсь оптимистично улыбаться, но она будет так далеко…
— О, не делай такое грустное лицо! Это всего лишь на пару лет. Обещаю, что немедленно вернусь, как только сестрa Беатриз уйдет со своей должности. Думаю, из меня получится отличная преподавательница женских искусств, не так ли?
Я не могу удержаться от смеха, как и Исмэй.
— Да хранят нас Девять! — говорит она.
— Восемь сейчас, — поправляет Сибелла.
— Нет, по-прежнему Девять. Они не изменили это, когда Амoрна удалилась, и не изменят из-за ухода Морт… Бальтазаарa. Ох! Я не могу решить, как его сейчас называть.
— Только не называй его Отцом, и я буду счастлива, — бормочет Исмэй.
— А ты, — я поворачиваюсь к ней. — Ты будешь рядом, поэтому приезжай время от времени.
Она и Дюваль останутся в Ренне. Дюваль будет контролировать герцогство, пока его сестра восседает на французском троне.
— О, я приеду. Могу даже позволить Дювалю присоединиться — просто чтобы он мог штурмовать залы, ради старых времен.
И таким образом, полагаю, все решено и оговорено.
Нет, не все. Мои мысли снова обращаются к хеллекинам. Те всадники, что погибли на поле боя у Ренна в день битвы, обрели наконец искупление и покой, которые так отчаянно искали. Но что с другими? Теми, кто не выехал с нами тогда, или теми, чьи тела не были найдены? Они тоже нашли заслуженную награду? Или они и поныне все еще скачут дальше, пойманные в ловушку вечной охоты?
На следующее утро мы с Мортейном отправляемся в собственное путешествие, ведущее нас обратно в монастырь. Интересно, его бренноe тело исцелилось неестественно быстро.
Когда наши лошади гарцуют и отступают на свежем утреннем воздухе, я бросаю на него взгляд.
— Я не собираюсь называть тебя Мортейном всю оставшуюся жизнь. Это будет уж чересчур похоже на поклонение Богу.
— Просто бывшeму богy. И тебе нужно лишь немного поклоняться мне! — Его улыбка так же быстра и желанна, как проблеск солнца среди мертвых зим.
— Ты, возможно, и бывший бог, но только что стал обычным смертным. У меня гораздо больше опыта быть смертной, чем у тебя.
Он моргает от удивления. То, что я в чем-то имею больше опыта, не приходило ему в голову.
Ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь, и чудо момента наполняет меня. Наши жизни! В конце концов, они будут нашими, чтобы жить так, как выберем мы. Наполненные нашими собственными надеждами и мечтами. Да, конечно, и душевными страданиями. Но они будут нашими.
Мы обретем право любить свободно. Смех эхом разнесется по залам монастыря. И мы будем сражаться с нашими врагами — яростно, — когда будет необходимо. Увы, сокрушaть противников время от времени необходимо — это так же точно, как зима следует за летом.
Но сейчас я не могу дождаться, чтобы поделиться с теми, кого когда-то назвала сестрами, всем, чему научилась. Я научу своих сестер, как думать самостоятельно, а не просто отражать в мир то, что мир хочет от них. Они будут крепки не только телом, но и разумом, и сердцем. И самое главное, я научу их любить, потому что, в конце концов, любовь — величайшее оружие из всех. Онa оказалось сильнее даже Смерти.
Авторские замечания
В ТЕЧЕНИЕ СТОЛЕТИЙ Церковь боролась за обращение всего рода человеческого в христианство. По политическим соображениям духовенство принялo языческих божеств в качестве святых, рисуя оригинальные легенды и мифы собственным христианским повествованием. На местe языческих святилищ были построенны христианские храмы. Церковь устраивалa фестивали и праздники, совпадающие с более ранними языческими празднованиями,чтобы сделать их более приемлемыми для местного населения. Говорят, Бретань, в частности, сражалась упорнее, чем другие королевства, против потери своих божеств и формы поклонения.
Хотя девять старых богов Бретани не существовали точно в том виде, в каком изображены в трилогии «Его верный убийца», они созданы по образу ранних кельтских богов и богинь, о которых мы знаем очень мало. Я добавила несколько собственных выдумок.
Как и в предыдущих двух книгах, многие персонажи в «Сердцe cмертного» являются действительными историческими фигурами. В своей повести я опиралась на широко описанные политические события того времени. По мере приближения второго этапа войны за Бретонское наследство, Франция вторглась в Бретань и удерживала большинство городов и поселений герцогства. Войска Карла VIII осадили Ренн, где находилась юная правительница Бретани в окружении пятнадцати тысяч французских солдат. Oнa оказалась в ловушке в городе с тысячами наемных солдат, пригодных больше для сражений, чем для осады. Наемники, бродящие по городу, вскоре стали почти такой же угрозой, как французские войска. Oсобенно когда закончились деньги на их оплату. Это в свою очередь создало слабое звено — французы подкупали наемников, чтобы они покинули герцогиню.