Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 251 из 291

Фыркнув, Чернышевский одним махом опустошил бокал. Огляделся безразлично. Мог ли предположить, что молодой борец за справедливость, осужденный за несовершенное и в итоге оправдавший клеймо убийцы, однажды окажется в такой роскоши. Что показное богатство станет обыденностью. Бутафорией. Реквизитом, установленным совершенно не к месту драмы, разворачивающейся в душе и в жизни.

Очередные шесть лет ушли в никуда. Короткая битва затянулась в долгосрочную войну. Неправильную и бессмысленную. Свобода оказалась мимолетным пшиком. Искрой что, не успев зажечься, погасла, затягивая глубоко во тьму. Но не унывал. Не сдавался. Ни разу за все эти годы. И когда упустили Маргариту, позволив оказаться в золотой клетке Рощина на безграничный срок. И когда гонялся едва не по всей стране за Сизым, чтобы поймать на крючок. И когда впервые пошел на сделку с совестью, превратившись в подставного игрока, криминального авторитета. И когда не выступил в открытое противостояние с Рощиным. Все ради дела. Ради будущего.

Сомневался много раз. Но не останавливался. Не было времени. Все спешил куда-то, торопился, жил мечтами. Сам не заметил, как заигрался. Шесть лет пролетели, как один. Всегда прислушивался к команде, к генералу. Не смел усомниться в правильности решений.

Оглядываясь назад, соображал: будучи в одиночку, возможно, смог сделать гораздо больше. Что-то поважнее, чем разбитая криминальная группировка. Чем установление баланса между преступностью в стране. Играя в одиночку, сделал бы главное – спас Ритку. Вытащил из тягучего болота. Да, не имел бы роскоши и богатств, но получил нормальная жизнь. Если бы не ждал, действовал.

Да и ныне… Черт подери, ему бы оторвать задницу от дивана и поехать за Ней. Забрать. Пойти на риск, если надо стать под пули, но забрать Ритку, выкрасть и увезти. Дальше – хоть потоп. Что-то сдерживало. Обещания. Обязательства. Ненавистный когда-то алкоголь, распространившийся по венам. За последние несколько дней выпил столько, что тошно было. От самого себя. Своей никчемной беспомощности.

 

В голове снова и снова прокручивались Риткины слова из последней встречи.

Не нужен. Нас нет.

Ритка Одинцова, которую когда-то любил, давно умерла...

Ты возненавидишь меня…

Возможно. Пока ненавидел себя. Не так представлял все. Умом понимал, что обязан продолжать бороться. Идти дальше. Что-то удерживало. Не позволяло с места сдвинуться. Слова Ритки навсегда отпечатались в памяти. Знал, что блажь, ложь во спасение, а поделать с собой ничего не мог.

Вотан, как назло, пронюхав об их встрече, в который раз отчитал, посадил на привязь, не давая дернуться, не то что пойти в открытое противостояние. Олег в который раз поражался выдержке этого мужчины. Знать, что родная дочь в опасности и неизвестно чем все обернется для её жизни, и продолжать выжидать, способен либо отъявленный проходимец, либо бесчувственный человек. Хотя, оставив Риту в раннем детстве, Одинцов и не знал её толком. Считай, чужая. Дело важнее. Для всех. Кроме него, Чернышевского. Жаль, что поздно понял…

Зажмурившись, сжал ладони в кулаки. Одним резким движением сбросил содержимое журнального столика на пол. Разбивая пустой бокал. Разливая коньяк из открытой бутылки. Наблюдая, как коричневое пятно расплывается по белоснежному пушистому ковру, схватился за голову и взвыл. Ни конца, ни края происходящему не видел. Жизнь, как этот ковер, затягивало в грязную пучину с каждым мгновением сильнее.





Отчаянно пытался придумать правильно решение. Но в хмельную голову ничего, кроме воспоминаний, не приходило. Сколько просидел так, неизвестно. Еще б, наверное, сидел, если бы не стук двери, оповестивший о названном госте. Олегу оглядываться не стоило, чтобы понять кто. Бесшумные шаги и укоряющий взор, сверлящий спину, чуял на уровне подсознания.

- Что ты творишь, парень? - Устало проговорил генерал, опустившись рядом. – Когда просил не рыпаться, я имел в виду не бежать к Рощину и не устраивать разборок, а не сидеть с кислой рожей и выдувать все запасы коньяка.

- Если пришли поучать меня, то напрасно. – Не глядя на вошедшего, огрызнулся Чернышевский. – С Вашими пожизненными косяками Вы не лучший учитель и далеко не облико морале.

- Меньше недели до тендера. Надо потерпеть.

- Вы, вообще, очень терпеливый человек, раз двадцать с лишним лет идете к тому, чтобы встретиться с единственной дочерью. Может, специально оттягиваете? Боитесь встречи и объяснений? – Молниеносная догадка пронзила сознание. Олег вопросительно уставился на Андрея Михайловича. – Рита навряд ли обрадуется, когда узнает, что пока отдувалась в борделе, родной отец погоны зарабатывал.

- Думаешь, мне легко? Думаешь, не хочется плюнуть на условности и пойти лично к Рощину, начистить рожу и забрать дочь? – Одинцов встал и двинул к мини-бару напротив. Плеснул коньяка. Выпил одним глотком и признался: — Годы в разведке научили выдержке. Понимаю, что своими порывами ничего не решу. В лучшем случае Рощин в очередной раз избежит наказания, а меня подстрелят. А если из-за моей оплошности что-то случится с Ритой? Я не переживу этого. Без того виноват перед ней. И ты прав, боюсь, что не примет меня. И будет права.

- Почему Вы бросили их?

Вопрос, который Олег неоднократно задавал своему начальнику. Но откровенного ответа не получал никогда. И теперь не надеялся. Поинтересовался машинально. Но, видно, дошли до той точки, когда скрывать и недоговаривать нельзя.

Пройдя к окну, генерал разоткровенничался:

- Молодой был, глупый. Я тогда лет пять служил в разведке. Бесконечные командировки, поездки. Никто, естественно, не знал. Для жены я был простым капитаном из военной части, катающийся постоянно на учения. Она догадывалась, конечно, что не все так просто. Но не подозревала насколько. В один прекрасный день руководство поставило меня перед выбором: либо работы, либо семья.