Страница 16 из 24
В войну в Куйбышеве жил Алексей Толстой. Корреспондент ТАСС обратился к нему за статьёй для заграницы.
– Я напишу. А вы три тысячи дадите? Что скажете?
Корреспондент молча бросил трубку.
Трёп стоит коромыслом.
Артёмов кричит в спину уходящему Бузулуку:
– Олег Дмитриевич! Не уходите! Я вам партию должен. – Смотрит на часы: – Подождите ровно шесть минут. В рабочее время играть в шахматы неудобно, а трепаться можно. Мы ж обмениваемся мнениями!
Сегодня Медведев в белой рубашке. Важен как покойник. Собрал летучку в редакции:
– Вчера у гендира была летучка. Много ругал он, что даём неинтересную информацию. Надо писать кроме приездов королей и их обедов. Писать о наших людях. Писать интересно, нетрафаретно. Будет нам очередная выволочка. На острый зуб Лапина попала статья Бузулука. Написана казённо. Видимо, о ней ещё будет идти речь, раз она зафиксирована. Какие вопросы?
Олег почесал затылок:
– Александр Иванович! Теперь надо готовить два варианта статьи. Статью, написанную живо, никакой министр не завизирует. Для визы – одна статья, для вестника – другая.
Медведев машет ладошкой книзу. Ну сбавь же ты глупые обороты!
– Да хорошую статью, – на подкрике выпаливает он, – ни один руководитель не откажется завизировать!
– Ну как, Александр Иванович, живо написать об активе? Это ж не актив, а матобогащение!
Попался Медведеву под горячую руку мурманский корреспондент Засухин. Засухина Медведев недолюбливает за самомнение. И, вкось отчеркнув мурманскую заметку, лепит смертный приговор:
«НИ.[62] Написано неинтересно. Факт местного значения».
Забракованные заметки всё же выборочно просматривает Колесов. Он вернул Медведеву эту информацию. С визой «Срочно подготовить!»
Медведев и сложи лапки. Прижух на минутку. Обмозговывает, как бы всё-таки дожать засухинскую классику и заодно спасти свою марку. Командует Новикову:
– Звони в морское министерство. Законсультируй материал! Надо… Архивежливо склоняй к тому, чтоб забраковать. Ну скучно же написано! Что тут интересного? Буксир «Стерегущий» спас корабль «Черняховский». Ну и что? Его обязанность такая!
Министерство же твёрдо настаивает на публикации. И Медведев получает вторую оплеху.
Сам себя оплевал с корени до вышки!
Пишет наш началюга дубово, топорно. И требует, чтоб все так писали.
И при чём тут пустые разглагольствования о скуке письма? И какие у Медведева критерии интересного? Да и есть ли они у него?
Татьяне надоела говорилка о скуке письма. И она соскакивает на собачью стёжку:
– У нас пёс с Козловским оперы поёт. Козловский жалобно затянул а-а-а-а-а в сцене юродивого, и пёс вторит ему, подвывает… Просыпается наш Полкан по будильнику. Хоть в два, хоть в десять. Вскакивает. Морда сияет. Хвост туда-сюда, как маятник. А я не могу проснуться. У меня в шариках темно, пока кофе не выпью. Вчера я стукнула будильником об стену. Мешал спать.
– Сейчас, – бубнит Медведев, – выпускают будильник «Витязь». Никакие удары и падения ему не страшны.
27 февраля
Всеэтажный съезд
Сегодня в двенадцать общая летучка всей союзной редакции. Всеэтажный съезд!
За полчаса до летучки бледный Медведев мрачно объявляет отделу:
– Идите пить кофе. Чтоб ни с кем не было обмороков.
Татьяна подносит руку к виску:
– Стройными рядами шагаем вниз! Ой… Я жестокая курильщица с 20 летним стажем. Убиваю лошадь одним поцелуем взасос! Берегись все меня!.. Хорошо там, где меня нет. Но я уже в пути! Наверняка кофе будет или холодным, или слишком горячим. Моего раздрая буфетчице не обежать…
Я кофе не пью и иду в машбюро. У меня спешная заметка. По обычаю, я уголок раскрасил красным карандашом. Ну срочно же! Машинистки сердятся и просят не красить. Я показываю свой листок самой ретивой толстушке.
– А мы чихали! – с поклоном выпевает она. – Мы не индюшки! На красный цвет не реагируем!
– Ну и я не индюк! – пыхнул я и положил на машинку свою заметку.
Олег приобнял меня за плечо:
– Пошли к себе, старик. У них пятиминутка. Просят не стучать. Сейчас тут женщины начнут раздеваться.
В нашем отделе Ия спрашивает меня:
– Можно о лётчиках сказать – люди неземной профессии?
– Нельзя. Всё земное. Всё начинается на земле, всё уходит в землю. Даже Бог земной.
Марутов уточняет:
– И Богов много.
Ия фыркнула:
– В каждом отделе по Богу!
Артёмов сбегал в столовку. Подтягивает штанчата и трёт руки:
– Сегодня должна быть историческая летучка у нас. В развитие вчерашней летучки у Лапина, куда я не был допущен из-за опоздания на полминуты.
Народ стекается в нашу самую большую на четвёртом этаже комнату. Тут проходят все большие летучки.
Медведев сидит со мной рядом, за моим столом. За его же столом восседает сам Колесов, за новиковским – Фадеичев, докладчик, главный выпускающий на выпуске А.
– Собственно, у меня не доклад, а сообщение, – говорит Фадеичев. – 25 февраля – неприятный день. Была летучка у генерального директора об информации в печати и на радио. Плохую, сухую, пустую информацию мы даём. Не делаем обобщений. Информации недостаёт оперативности. Лапин говорил, оперируя нашими примерами. Я тоже их прочту. Автор Шаповалов, редактор Баженов. Название информации «Лицо трактора: эстетика и удобство». Автор Филипповский, редактор Василевская. В Ростове приняли к постановке оперетту «Атаманша». Читаю: «Действие происходит в донской деревне наших дней». Какие ж атаманши в наши дни?.. Мы всякую даже романтическую информацию делаем неинтересно. А мы на выпуске наступаем на горло собственной совести и выпускаем плохую информацию. Писать надо хорошо. Тогда может быть только вкусовая правка.
Даниил Смирнов:
– Нужны: персональная ответственность, график прохождения заметки. Информация должна нести нагрузку новости.
Виктор Степанов:
– Весёлая тоска. Балльные заметки – какие-то шарады. Рядом с поистине балльными вывешивать на стене в коридоре и плохие. Настенная учёба пойдёт на пользу. Из скрипача балалаечник не получится.
Анатолий Шаповалов:
– По примеру «Литературки» нужны свои «Рога и копыта». Брать быка за рога! Моя заметка неслучайно попала в обзор. Тут нюансы какие-то. Мы – фотоснимщики. Спешим – смешим! Поэтому были случаи, когда линия партии шла в одну сторону, а ТАСС выскакивал в другую. Для корреспондента ТАССа – лавочка холодного сапожника на своём уголке. Надо расширять кругозор – читать спецжурналы. Зубрить, как язык хинди. Нечего тут бэкать и мэкать. Не ломай копья там, где не сломаешь.
Дмитрий Дмитриев:
Сидя здесь, я провёл мысленный эксперимент. Мы все стали безумно азартны. Наши материалы живут в одном измерении – тридцатистрочном. Живём одним днём. ТАСС – бабочка-однодневка. Прожили день и ладно. Премии – местный колорит! – забыты. Поощрительные творческие поездки забыты.
Артёмов:
– По моим наблюдениям, в нашем коллективе мало чувствуется ответственности…
Сердитый женский голос от двери:
– А вы разве не член? Член! Ещё какой! Мы-то знаем! И у вас тоже мало!
– А кто спорит? Мало! Надо всем… Чего уговаривать друг дружку по элементарным вопросам? Раз сказать и всё! – рубнул Иван Палыч воздух. – Есть государственная дисциплина. Была технология работы над оригиналом – забросили! А зря! Товарищи! Мне не хочется приводить факты. Я среднепишущий товарищ. У меня десять-двенадцать начал статьи. Одного не бывает. Ищу… Вот и Данила Смирнов ищет. Особенно заголовки и начала должны быть отменными. А если человек раз дал халтуру, два? Скажи ему. А на третий раз посади его на летучке на место, где сидит сейчас Сергей Дмитриевич…
Ехидный смешок в разминке пробежал по комнате.
Сергей Дмитриевич Шишков, парторг, опоздал на летучку. В назидание его усадили у всех на виду, в кресле у медведевского стола. Любуйтесь!
62
НИ – не использована.