Страница 18 из 31
Глава-9
Клавдия Ивановна
Итак, на следующий день Марья и Лика подали заявление в службу опеки, с прошением удочерить дочь Олеси Анастасиевны Мщэртц. Указав причину по которой Марья и Лика хотели ее удочерить, Марья написала в заявлении, что она является сестрой погибшей Олеси Анастасиевны Мщэртц, Марья Анастасиевна Мщэртц.
Принявшая заявление секретарь, сообщила, какие документы надо было собрать. В их переченье был документ о состоянии здоровье удочеряющей, то есть о состоянии здоровье Марьи Анастасиевны Мщэртц, а также о ее семейном положении и о состоянии дохода, и о ее жилой площади. Вряд ли кто бы то мог дать ей такие справки. Ведь ее здоровье по закону было плохое. Ее семейное положение не было совсем, а доходы, лишь от нищенской пенсии. Лишь квартирный вопрос ее не пугал. Но этого было мало. Также она узнала, что Клавдия Ивановна собирается сама удочерить дочь Олеси, и у нее больше на это шансов чем у Марьи с Ликой.
Покинув соцслужбу, Марья спросила у подруги:
–Что будем делать?
Лика тяжело вздохнув, сказала:
–Пока не знаю.
Тут Марья предложила:
–Может быть поговорим с Клавдией Ивановной?
–Зачем?
–Может быть она согласится отказаться от опеки в пользу нас.
–А если нет?
–Но попытаться стоит.
Марья задумалась. У нее было непростое решение. Она прекрасно знала, что ее мать ее ненавидит, и вряд ли согласится на такое. Хотя, чем черт не шутит.
–Хорошо. – согласилась Марья. – Попробовать стоит.
Вечером Марья и Лик приехали к Клавдии Ивановне. Поднявшись на лифте на шестой этаж, Лика подошла к двери где жила Клавдия Ивановна, и нажала кнопку звонка. В прихожей раздался громогласный дзинь. Никто дверь не открыл. Затем очередной дзинь, и дверь отварилась. Из прихожей показалось лицо. Правда это лицо и лицом-то нельзя было назвать, скорее свинячья морда, да и то, похоже ли та или нет, вряд ли. У свиней и то красивей их лица чем у той кто выглянула из приоткрытой двери. Она была просто в не себе. Запах, который вылетал из квартиры отчетливо напоминал запах табака и алкоголя, а женщина, если можно ее так назвать, была в стельку пьяна. Она ни то, что, что-либо сказать, слово произнести не могла. Посмотрев на пришедших женщин своими пьяными глазами, она спросила: – Чего надо? – при этом из ее рта вырвался запах алкогольного перегара. Если б можно было предположить, что этот запах мог спалить все и вся на своем пути, то наверное так оно бы произошло на самом деле. Подняв с невероятным усилием лицо кверху, она увидела сидящею в кресле-инвалида Марью, и стоящею позади кресло-инвалида, Лику. Тут она провыла. – А-а-а… это Вы? – затем она поперхнувшись спросила. – Чего надо? – затем она сказала. – Не видите, у меня горе. Можно женщине побыть одной с ним? – в конце ей по икнулось. – Черт.
Видя свою мать в таком непотребном виде, Марья тотчас же спросила:
–Что произошло? – на ее лице был виден неподдельный испуг. – Что с ребенком?
–А-а-а! – протянула пьяная женщина. – Ребенок. – сказала она. – Всем нужен только ребенок. Ребенок и никто больше. – тут она заплакала. – А я что? Никому не нужна? Меня что, нет? – затем, она сползла на пол, и зарыдала. – Я что, не женщина? У меня что, нет чувств? – затем она вытирая слезы, добавила. – Обидно. – затем она посмотрела на пришедших женщин, и тяжело вздохнув, сказала. – Чего стоите, входите.
Лика открыла дверь, и ввезла в прихожую кресло-инвалида в котором обосновалась Марья. Затем она закрыла дверь.
В квартире было находиться невозможно. Прибывание в ней нескольких минут было просто пыткой. Алкогольный запах стоял повсюду. Не было такого место, где бы он не обосновался. Так что прежде, чем продолжить беседу, если можно было бы ее так назвать, Лика подошла к запечатанным окнам, и распахнула их настежь. В квартиру тотчас же влетел чистый воздух дневного света. Хорошо. Вскоре запах в квартире выветрился, и в квартире снова стало нормально дышать. Вы спросите, почему нормально? Я отвечу. Запах алкоголя еще не до конца выветрился. Стоящие повсюду пустые бутылке из-под алкоголя, отдавали свой запах в квартиру, развеивали его повсюду. И лишь когда Лика сложила пустые бутылки в мешок из-под мусора, и вынесла их на помойку, запах исчез. И лишь изо рта пьяной в стельку Клавдии Ивановны можно было почувствовать отвратительный алкогольный запах ее несвежего дыхание.
Придя в себя после уборки алкогольной посуды, Лика облегченно вздохнула, и тотчас же сказала:
–Вот Вам и Клавдия Ивановна? – затем она небрежно бросила. – Больше выпендривается, что она не такая как все, а по сути, баба она и есть, баба.
Тут сидевшая у окна Марья, сказала:
–Я бы попросила бы. Она все же моя мать.
–Да. – согласилась Лика. – Разумеется. Мать.
Тут Лика поняла, что они находятся в квартире совершенно одни. Ни плача новорожденного ребенка, ничего бы то либо связанного с его здесь прибыванием не было. В этот самый момент женщины переглянулись, и обе поняли, что что-то произошло. Что-то такое, что они не могли предвидеть. События которые произошли без них, и после которых Клавдия Ивановна запила. Они не знали, что могло произойти? Одно было понятно наверняка, ребенка Олеси Анаставсиевны нет. И где он? Это никто не знал. Лишь пьяная в стельку Клавдия Ивановна, которая лежала на диване, на который помогла ей лечь Лика, и которая уже видела десятые сны, могла пролить свет на произошедшие. Но это возможно было только завтра, а пока… Героиням этой истории ничего не оставалось как ждать сидя у окна, когда протрезвеет Клавдия Ивановна и расскажет им, где сейчас находиться дочь Олеси Анастасиевны, и что с ним сталось?
У Марьи было плохое предчувствие. Она понимала, что что-то случилось, что-то произошло. Ее посещали самые ужасные мысли. Мысль, что ребенок Олеси Анастасиевны умер. Мысль, что Клавдия Ивановна отдала ребенка своей дочери в ясли. Мысль, что она просто-напросто избавилась от него. И эта самая мысль не давала ей покоя. Вряд ли можно было понять, что случилось с дочерью Олеси Анастасиевны, Дианой. На все эти вопросы могла дать ответ лишь Клавдия Ивановна, ее бабушка. Но она не могла вымолвить ни единого слово. Так как спала пьяная крепким пьяным сном, на диване. Тут Марья спросила:
–Как Вы думаете, где сейчас Диана?
Лика подумав, тихо ответила:
–Откуда я могу это знать?
–И все-таки? – предположила Марья. – Если подумать, то где?
Лика посмотрела на спящею на диване пьяную Клавдию Ивановну, и затем сказала:
–Судя по ее состоянию, Клавдия Ивановна сделала что-то такое, что после этого она попросту не смогла справиться с горем.
Тут Марья предположила:
–Может она горюет об Олесе?
–Хорошо если так. – сказала Лика. Затем она добавила. – Хуже, если она избавилась от ребенка. Отдала его в дом малютки.
Не веря своим ушам, Марья воскликнула:
–Не может этого быть! Это просто невозможно! «Это нонсенс!» – затем она сказала. – Моя мать любила свою дочь, и не причинила бы ее ребенку никакого вреда.
–Очевидно, – предположила Лика. – в подсознание Клавдии Ивановны не смогло смериться с мыслью, что ее дочь мертва. – затем она сказала. – Ребенок напоминал ей о ней. – затем она добавила. – Она бы была рада от этой мысли, но не могла. – затем она сказала. – Вас она не могла простить за то, что, по ее мнению, ее дочь приехав к Вам погибла. Она взяла ребенка Олеси, и тот напомнил ей о ней. – затем она закончила. – И чтобы не думать обо всем этом, забыть все то что произошло, она очевидно решила избавиться от ребенка. Ну а затем… – она сделала паузу. – Результат налицо.
Выслушав Лику, Марья осмыслила ее слова и сделала вывод: возможно, нет, даже наверняка, подсознание Клавдии Ивановны не смогло смериться с мыслью, что ее дочь мертва. Ребенок напоминал ей о ней. Тогда можно было понять Клавдию Ивановну. Ее ненависть взяла верх над ее любовью. Как известно от любви до ненависти один шаг. И этот шаг Клавдия Ивановна сделала. Она посмотрела на Клавдию Ивановну, и тихо сказала: