Ворон

 ‒ Только взгляните на ее лицо, ‒ умоляю ее. ‒ Посмотрите на эту девушку. Я говорю не о номере ее дела, а о лице. Она не проститутка или девушка по вызову или что там, черт возьми, вы о ней думаете, что может умалять ее достоинства в ваших глазах по сравнению с другими. Она не употребляет наркотиков и не преступница. Ее зовут Талия Паркер.

У меня дрожат губы, но все равно продолжаю. Я не плакса. Если бы мой отец был сейчас здесь, то он бы посоветовал мне взять себя в руки. Эмоции ‒ это роскошь, которую ни один Уайлдер не может себе позволить. Именно такая философия определяла наши с ним отношения, окрашивая или укрепляя их, в зависимости от того, как вы на них посмотрите. Он говорил мне не плакать, поэтому и не плакала. Он говорил мне не заботиться ни о ком, так что и этого не делала. Я подавила все чувства, заперев их глубоко внутри себя. Но, честно говоря, они меня переполняют. Даже если по мне этого не видно и никто не знает.

Потому что я всегда их контролирую.

Вот только судя по тому, как смотрит на меня агент Кэмерон сейчас, у вас могло бы создаться впечатление, что со мной случилась истерика. Но меня не волнует, что она обо мне думает. Мне просто нужно достучаться до нее.

‒ Мы вместе выросли в приюте. ‒ Из груди вырывается сдавленный смех. – Считаете это банальным?

Голос у меня теперь звучит безумно, под стать ошалевшим глазам агента Кэмерон, которая наблюдает за моим срывом. Но я все равно напираю.

‒ Если вы читали ее дело, то знаете: ее один раз уже упустили. Пожалуйста...

К ее чести, агент Кэмерон и вправду довольно внимательно смотрит на лицо Талии, на что у нее уходит добрая минута. И я благодарна ей за такой небольшой акт милосердия. Другие агенты даже этого не делали.

‒ Она очень красивая девушка. ‒ Агент Кэмерон прочищает горло и возвращает мне обратно фото через стол. ‒ И если мы найдем что-нибудь еще, обещаю, мы с вами свяжемся, мисс Уайлдер.

Стены начинают давить на меня. Все блекнет, сжимается, сгущается. Мне хочется закричать, во что-нибудь врезать, вести себя как совершенный безумец. Хочется разнести этот убогий офис и втоптать эту ее никчемную табличку в пол.

Вместо этого делаю еще один глубокий вдох. Этим делу не поможешь.

‒ Что насчет доказательств, которые я вам принесла? ‒ настаиваю я.

Агент Кэмерон хмурится и просматривает банковские выписки Талии и всю информацию, которую я смогла раскопать, хотя ее не так уж и много. Я хватаюсь за соломинку и прекрасно это понимаю.

 ‒ Это не совсем улики, ‒ добивает она. ‒ Они лишь доказывают, что каждые две недели она вносила определенную сумму наличных на свой банковский счет. Без чека нам не отследить, от кого были эти деньги.

‒ Они от них. ‒ Я сжимаю руки в кулаки. ‒ Уверяю вас.

Она поджимает губы и я понимаю, что в любую минуту меня могут выставить за дверь.

‒ Что насчет других девушек? ‒ продолжаю гнуть свою линию. ‒ Вам не кажется странным, что количество дел о пропавших без вести в этом районе за последний год резко возросло? И все они молодые, красивые девушки. Они ведь должны были куда-то деться.

 ‒ Могу заверить вас, что все наши лучшие агенты занимаются этим, ‒ говорит она. ‒ Но в настоящее время у нас нет никакой связи между этими девушками и клубом «Слейнт». Ваша подруга ‒ единственная, кто имела хоть какое-то отношение к клубу, если вы, конечно, говорите правду. Но даже в таком случае у нас все равно нет доказательств этому факту.

‒ Отправьте туда своего агента под прикрытием, ‒ взываю я к ней. ‒ Тогда и увидите, поймете, что там на самом деле происходит.

‒ У нас нет ресурсов для подобных действий, ‒ отвечает она. ‒ А без каких-либо доказательств наши руки повязаны.

Доказательства.

Вот к чему все всегда сводится. Конечно, они не собираются оставлять никаких доказательств. Они же чертовы мафиози. А чего ожидают эти люди? Гигантской неоновой вывески, на которой черным по белому написано: «мы здесь проворачиваем грязные делишки»? Уверена, федералы уже в курсе. Да все в этом городе знают. Но в этом-то как раз и проблема. Никогда не знаешь наверняка, кто из этих козлов в их упряжке.

Я притопываю ногой в нетерпении и метаюсь глазами по офису, как наркоманка. На дух не переношу эту конуру. Эти серые стены и запах переработанного воздуха. Доказательства. Где еще можно получить доказательства?

Я устремляю свой взгляд на агента Кэмерон и делаю свое самое смелое предложение.

‒ Отправьте меня, ‒ говорю ей. ‒ Я буду работать под прикрытием. Абсолютно бесплатно. Вы можете просто поддерживать со мной связь, или как вы там это между собой называете.

Она снова поджимает губы, свет падает ей в глаза.

‒ Мы никогда бы не дали разрешения на проведение такой операции, мисс Уайлдер, ‒ уверенно заявляет она. ‒ Поэтому, прошу вас, не придумывайте тут ничего лишнего.

Она хватает белую визитную карточку, которую намеревается всучить мне, и встает. Я следую ее примеру, потому что понимаю, здесь мне не получить никакой реальной помощи.

‒ Если вспомните что-нибудь важное, что поможет в расследовании, позвоните по указанному здесь номеру, ‒ предлагает она.

Я беру протянутую мне карточку, сминаю ее в руке и одаряю ее ледяной улыбкой.

‒ Благодарю за то, что уделили мне время, ‒ говорю ей.

Выйдя за дверь и оказавшись в такси, я делаю свои собственные умозаключения. Агент Кэмерон не права. И там ‒ в такси, на скрипучем виниловом сиденье рядом с таксистом, который пахнет салями, я вижу лучик надежды во всей этой мрачной ситуации. Потому что неважно, поддерживает она эту задумку или нет, мне кажется, что моя идея может сработать. На самом деле, думаю, что эта чертова идея самая яркая из всех идей, которые посещали меня за все эти шесть месяцев, прошедшие со дня исчезновения Талии.

1 глава

Лаклэн

Бостон размыло дождем, небо затянуло пеленой серых облаков. Прощание с дедом, которого мне так и не довелось узнать, происходит в лучших ирландских традициях.

Один за другим, ребята выходят вперед, чтобы произнести прощальную речь. Найл и Ронан, притихшие, стоят рядом со мной. Сдержанные соболезнования едва слышны под осенним ветром. Мое тело свинцовое, одежда промокшая насквозь, остается лишь свежесть воздуха, которую можно ощутить только после бури.

Наконец, они все ушли.

Когда до меня доходит очередь, и я стою над его гробом, не могу подобрать слов, что часто бывает в важные моменты. Но никто из нас так и не нашел правильных слов, которые нужно было сказать ему еще при жизни. И какая польза от них теперь, когда его нет?

Белая лилия в руке вянет на глазах. Кроме меня, Каррик был последним из Кроу. Его предсмертная воля тяжким грузом лежит на моей душе. Я обязан вызвать у него гордость, продолжив его наследие и родословную. Как можно было отказать умирающему в его последней надежде, которую он бессвязно пробормотал между кровавыми удушьями?