Страница 16 из 17
– Пожалей…
Несмотря на эйфорию, захватившую всего его, Ищенко смог услышать просьбу. С большим трудом сморгнул веками, отвел взгляд от бабкиных глаз. Во всем теле ощущалась дикая, необузданная сила. Она бурлила, искала выход, давила. Андрей чувствовал, что способен сейчас оторвать от земли любой предмет весом под тонну, способен отбросить его от себя. В отличие от него, старуха сдулась, как латексный шарик, но была жива. Лежала с закрытыми глазами, отдыхала после всех потрясений. Местные аборигены – Бородач и Фаня – из-за угла печи наблюдали за происходившим действом. Обескураженные, они не могли въехать в ситуацию. Кого бояться? Что произошло? Не пора ли сбежать куда глаза глядят, только подальше от всего этого? Молодой, теперь непонятный им воин, походя, на раз-два-три, отнял силу у страшной черниговской колдуньи, которую боялись все, кто слышал о ней.
– Что скажешь о Мизгире? – дав старухе передохнуть, спросил Андрей.
– Уж где-то час, как здесь появиться должен, – с трудом ворочая языком, говорила Обрена. – Я здесь осела по его просьбе. Побоялся Мизгирь, что при печенежском князе шаман объявится. По слухам – колдун отменный. Вот и решил мною подстраховаться, пришлось из стольного града на время в сю лачугу перебраться. Они с князьком хоть и подельники, да друг дружку не жалуют. А как при таком раскладе добычу делить будут? Ты и твой товарищ в мои планы совсем не входили. До вчерашнего дня я и слыхом не слыхивала о вас. Атаман просьбишку кинул, пожелал, чтоб я ваш путь подвела к сему порогу, усыпила и сонными передала в его руки. Зол он на вас.
– Ну, это ясно. Только не ясно то, как он из закрытого на ночь городища сюда попадет?
Лежавший у двери в виде разделанного цыпленка-табака черт, судя по всему, тоже слушал весь разговор. Не в силах что-либо предпринять и даже слово молвить, заскреб когтями по доскам пола. Покряхтев, бабка, не глядя в глаза кривичу, ответила:
– У прикормленного человечка, состоящего на службе у наместника, с подворья подземный лаз за стены проложен. Через него он к утру и назад воротится.
– А печенеги когда напасть на погост должны?
– Отпустил бы ты меня, старуху неразумную. А? – плаксиво запричитала Обрена. – Чем хочешь, поклянусь, что не стану боле на твоей дороге. Сама десятой дорогой обмину. Отпусти?
– Я тебя спросил!
– Ну, да. Так этим утром и нападут. Они снаружи, Мизгирь изнутри.
– Твою ж ма-ать!
Времени у них с Романом совсем не было. К тому же какой сейчас из боярина боец? Бабка материал отработанный, черта тоже в минус нужно убирать. Где этот чертов Мизгирь? Пора бы ему появиться. Народец у нас каким был, таким и остался. За тысячу лет, хоть в одну, хоть в другую сторону, так к пунктуальности и не приучился. Да и сама страна ничем по большому счету не отличается от той, в которой он рожден. Что эта, что та Русь становятся все больше и больше похожи на поле боя. Только там даже похлеще. Раздолбанные, словно после бомбежки дороги, одно славянское лицо на полсотни иноземцев, вывески на чужом языке, будто коренной народ в оккупированных городах проживает. Те же чиновники, депутаты – слуги народа, мать их так, ощущаются в роли старост и полицаев в населенных пунктах при гитлеровцах. И это не иллюзия. Он, пожив среди всего этого беспредела, давно понял: Русь действительно является полем брани. Врагов у нее всегда было много, но они терпеливо ждали своего часа. И он настал – благодаря шайке общечеловеческих демократов, разоривших и без того полузадушенную застоем страну, Россия стала лакомым кусочком для любого пробегающего мимо шакала. Но купленное правительство еще не дает врагам полной власти над страной – для этого нужно поработить народ, сломить его, ассимилировать и превратить в стадо. Поэтому война против России еще только началась, а все корни этого идут, быть может, отсюда, вот от таких Мизгирей.
Без всякой жалости ударил больше похожим на бебут ножом старуху в сердце, прекратив тем самым ее земной путь. С нечистым было посложней. Как же его нейтрализовать? Горло перерезать? Не факт, что не проявится в другой ипостаси.
– А ты ему осиновым колом грудину развали, – посоветовал домовой.
– Да где ж его взять?
– Фаня, сбегай к бане, там осина растет. Хозяин все срубить хотел, да так руки и не дошли.
Черт замычал в тряпичный кляп, задергался. Пока дворовой мотался за осиновым поленом, Андрей попытался растолкать Романа. Безуспешно! Ответом на попытки был только шумный прерывистый храп.
Осиновый кол, пробив шерстистую кожу под соском, между ребрами вошел в сердце нечистого и при приложении некоторого усилия вышел со спины. Фаня в свою очередь притащил глиняную емкость с узким горлом, вылил из нее жидкость на извивающегося и никак не желавшего упокаиваться представителя пекла.
– Хозяйка воду из семи источников в нужное время собирала, поила родных, чтоб болячки стороной обходили, – пояснил Андрею.
Как ни странно, вода помогла больше, чем осина. Черт издох. Над его бездыханным телом закрутился парок, перешедший в клубы дурно пахнувшего пара. Черт растворился, будто и не было его в светелке вовсе. На дощатом полу осталось только темное влажное пятно.
– Вот и все, – произнес Ищенко.
От сердца отлегло. Вышел на порожек, вдохнул прохладу ночного воздуха. Золотой круг луны висит на низком темном небе. Вот ковш созвездия Медведицы, такой же, как в его прежнем мире, а там, за окоёмом, сияет, манит звездным серебром Путь Небесный – Земного Пути продолжение…
За подворьем, там, где забор закрывает уличный проход, услышал еле различимый говор и шаги людей по песчаной, поросшей спорышом тропинке. Правильно, чего им опасаться, посад пуст, а они с Романом давно должны спать, испив сонного зелья. Родненькие, как же он им рад. Есть возможность слить распиравшую его энергию, ненароком вычерпанную из ведьмы. Пробежался к воротам, спрятался за кустарником, росшим под самым забором.
– Атаман, может, Чуса сперва пошлем?
– Кого ты опасаешься, Чекан? У Обрены ошибок не бывает. Ха-ха!
Толчок в калитку, и четыре человека, подсвечивая путь факелом, спокойно вошли на подворье, двинулись к избе. Ищенко тенью метнулся к замыкавшему шествие, облапив его, закрыв рот рукой и слегонца приподняв, на противодействии свернул татю шею. На звук хруста шейных позвонков гости как по команде оглянулись. За секунды неведения Андрей успел проделать еще одно действие. Брошенный им нож вошел точно в область яремной вены очередного бандита. Из темноты послышались булькающие звуки и истошный вопль, словно кого-то кастрируют без наркоза.
– Чека-ан!
Факел, удерживаемый первым идущим, в долю секунды был отброшен в сторону, а силуэт разбойника по-рачьи попятился к углу избы. В отличие от первого, шедший в колонне вторым выхватил из ножен на поясе меч и кинулся на обидчика.
Ищенко ушел в передний перекат. Взмах мечом. Сталь, прогнав воздух, прошелестела у Андрея за спиной, а он на выходе из кувырка впечатал кулак в мужское хозяйство смельчака. Резаный поросенок наверняка кричит тише, и визгливые звуки у него совсем не той тональности. Был четвертый, поэтому разбираться сейчас, кто есть кто, не имело никакого смысла. Кривич подобрал выпавший из руки бандита клинок и с оттягом рубанул скулившего, свернувшегося эмбрионом человека, бросился догонять скрывшегося за углом последнего гостя.
Гость оказался шустрым малым, но испорченным чревоугодием. Толстого бандюгана сотник за ноги отодрал от высокого забора. Перелезть забор мужик никак не мог, повис на нем как сосиска, суча ногами по плохо обработанным доскам. Уже лежа в траве и прикрыв голову ладонями, только поскуливал.
«Н-да! На Мизгиря явно не тянет, но как язык сойдет со свистом», – отдыхая, сбрасывая боевой задор, подумал Андрей.
Оставив лошадей и остальной скарб на представителей славянской нежити и, направив их в лес, Ищенко взгромоздил спящего Романа Чусу на спину и, подгоняя жирдяя пинками, заставил того вести к лазу.