Страница 3 из 22
Скоро влюбленная парочка скрылась из виду. Я проводила их взглядом и тихо вздохнула, было немного жаль Ташу, но и зависть слегка карябала – это ж надо так влюбиться!.. Коля с Юриком о чем-то негромко беседовали, но я не прислушивалась, наслаждаясь магией июльской ночи; просто шагала рядом с ними, совершенно растворившись в ночи, слившись с ней в единое целое, и остро ощущала удивительную гармонию мироздания. Столь пронизывающее чувство магической сущности окружающего возникает, вероятно, только в юности, когда человек заново открывает для себя мир. Почти полная луна, вернее, лунища, потому что казалась на редкость огромной, картинно всплывала над горизонтом. Домой идти не хотелось, и мы шли медленным прогулочным шагом, стараясь продлить удовольствие и насладиться прелестью короткой летней ночи. Ребята проводили меня до подъезда, мы попрощались, тяжелая входная дверь на мощной пружине захлопнулась.
Субботнее утро выдалось хмурым. Дождя не было, но серая безнадежная пелена, казалось, на веки вечные затянула небосвод. Я еще валялась на диване, пребывая в блаженном состоянии полусна, когда раздался телефонный звонок. Телефон помещался на журнальном столике рядом с диваном – стоило руку протянуть. Звонила Таша. Донельзя взволнованная и расстроенная. Ей непременно и срочно нужно было встретиться со мной, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. В трубку она не рыдала, но явно была на грани срыва. Правильно, зачем вообще нужны подруги, если нельзя поплакаться им в жилетку? «Ладно, приходи, – сказала я. – Да что случилось-то?..» «Он ушел рано утром. Представляешь? Сказал, что у него дела – и ушел. Нет, я не могу так… не могу…» Послышался громкий всхлип. «Все. Прекрати. Я тебя жду». – И я повесила трубку. Утро обещало быть нескучным.
Ташу я знала с детства. Если точнее, с семи лет, когда отец получил двадцатиметровую комнату на пятом этаже семиэтажного многоквартирного дома по адресу Фрунзе 1а. В двенадцатиметровой комнате нашей двухкомнатной квартиры проживала уборщица тетя Даша с сыном-подростком, а в соседней квартире, через стенку, обитала Ташина семья – у них были две смежных комнаты в просторной трёшке. Дом был по-своему замечательный. Выстроен по индивидуальному проекту, что подразумевало наличие различных архитектурных украшений, включая замечательную ажурную башенку, на которой круглосуточно дежурил пожарный, и – трехметровую высоту потолков. И хотя это был практически самый центр Новосибирска, вокруг царил сплошной частный сектор. Теплоцентрали тогда еще были в новинку, и наш дом отапливала собственная котельная, работавшая на угле и обеспечивавшая нам центральное отопление.
В школу мы с Ташей пошли в один год и оказались в одном классе. В отличие от меня, она всегда была излишне эмоциональной. Хотя было бы неверно считать, что я человек не эмоциональный, скорее, более сдержанный и скрытный. Росли мы фактически вместе. Но если мои родители мало в чем меня ограничивали, то Ташу держали под постоянным и жестким контролем. Я гуляла на улице, сколько хотела и где хотела, а моя подруга непременно должна была вернуться домой к восьми вечера – и ни минутой позже, иначе следовали репрессии в виде не отпускания гулять и тому подобные ограничения дееспособности. Вернуться ровно к восьми было сложно: часов у нас не было, носились мы во дворе, словно угорелые – ну, как тут упомнишь про время?
Зимой в валенках лазили по пояс в снегу, крутили сальто с заборов в сугробы; летом нашим пристанищем становилась площадка для тренировок пожарной команды, располагавшаяся поблизости от нашего дома, там были выстроены различные снаряды, на которых тренировались пожарные. Но особенно нас привлекала деревянная конструкция, имитирующая фасад дома, по которой огнеборцы поднимались с использование переносных лестниц на высоту примерно пятого этажа. Имелась на этом фасаде и наружная стационарная лестница, которая тянула нас, как магнит. Именно ей мы и пользовались во время своих игр. Нужно было с разбегу взобраться по ней до уровня второго-третьего этажа, затем ухватившись за косяк имитации большого окна, переступить с лестницы на «подоконник» и уже затем спрыгнуть на площадку внутри конструкции. Там, внутри, тоже имелись ведущие наверх лестницы, однако нас они не слишком привлекали. Свалиться с высоты пять-десять метров можно было запросто – но в этом и состоял весь азарт игры. Дотягиваясь одной рукой и ногой до «подоконника», при этом стоя на хлипкой перекладине лестницы, ты ощущал, как замирает сердце от страха, и старался не смотреть вниз, чтобы не сорваться. В общем, тренировались наряду с пожарными расчетами в свободное от их занятий время. Конечно, нас постоянно гоняли. Тогда мы изо всех сил неслись к забору, перелазили через него и оказывались вне досягаемости пожарных, которые, впрочем, не очень-то нас притесняли – что-то вроде игры в догонялки. Ну а если все-таки ловили, следовал строгий выговор с предупреждением и слегка по попе.
По причине излишне строгого родительского воспитания, Таша с детства была несколько истерична, легко плакала по самым разным поводам и любила страдать. Есть такие люди, которые буквально жить не могут без драм и трагедий – скучно им, что ли? Но, вместе с тем, подвижная и тонкая нервная организация придавала Таше врожденную артистичность. В отличие от меня, увлеченной астрономией, в подростковом возрасте ее привлекали живопись и археология, позднее она собирала альбомы по живописи. Каюсь, я страшно завидовала огромному, прекрасно изданному альбому Боттичелли, который она однажды умудрилась кому-то подарить. А когда я не выдержала и попеняла ей на это, она очень расстроилась и заявила, что непременно подарила бы его мне, если бы я только заикнулась. Но я даже заикнуться на этот счет боялась – для меня это было настоящее сокровище: в те годы я боготворила Боттичелли. С ранней юности все влюбленности Таши носили налет мелодрамы. Не то чтобы они и в самом деле были несчастливыми, но для полноты жизни и чувствования ей требовался драматический накал. И если ее страдания порой отражали реальный характер отношений с очередным возлюбленным, то во многих других случаях просто высасывались из пальца. Однако за многие годы знакомства мы настолько сроднились, что я воспринимала ее драматические истории, как некую данность, в которую почему-то то и дело оказываюсь вовлечена. Вот и теперь, ожидая подругу, я была сравнительно спокойна: интересно, что у нее стряслось на этот раз?!
Явилась Таша в растрепанных чувствах. Подкраситься, впрочем, не забыла. Поздоровалась с мамой и сразу прошла в мою комнату. Я устроилась на диване, она – в кресле. Я вопросительно уставилась на нее.
– Все. Это конец, – трагическим голосом сообщила Таша и надолго умолкла. Я тоже молчала, несколько заинтригованная подобным заявлением.
– Понимаешь, он ушел!
– Как ушел? В каком смысле?
– Да в самом прямом. А вчерашний вечер был таким чудесным… – Она помолчала, сдерживая слезы, и снова заговорила: – Помнишь, какая сказочная была ночь? Тепло, луна светила, словно волшебный фонарь – настоящее колдовство. Мы шли до самого моего дома пешком. Шли медленно и молчали. Я держала его под руку, порой мы соприкасались бедрами – и тогда, веришь, меня по-настоящему било электрическим током. – Увидев отразившееся на моем лице сомнение, с жаром продолжила: – А вот представь! Однажды меня от кофемолки шарахнуло, шнур оголился – так ощущение такое же. Не знаю, как это объяснить, я не физик. Да к черту все объяснения!.. Потом поднялись ко мне. Дальше – сама понимаешь – секс и любовные игры. Все было так хорошо… – Она горестно вздохнула. Повисла долгая пауза. Сделав над собой усилие, сказала с надрывом: – Я ведь его даже ни разу ни в чем не упрекнула.
– Не упрекнула? – переспросила я. – А надо было? На мой непросвещенный взгляд, в столь интимной ситуации лучше обходиться без упреков, даже если он это тысячу раз заслужил.
– Ты ничего не понимаешь!
– Куда уж нам, убогим, постичь высокие материи… Только мне кажется: хочешь удержать мужчину, необходимо гладить его по шёрстке, а не против. По меньшей мере, до ЗАГСа. По шёрстке, по шёрстке, понимаешь? А не наезжать! – Для пущей наглядности я изобразила рукой в воздухе, как именно надо гладить этот воображаемый венец творения, ласково, с тихим воркованием – даже Таша не выдержала и улыбнулась. Я тоже усмехнулась: – Пойми, мужчины не любят упреков – это будит у них чувство вины. Что само по себе неприятно и раздражает.