Новый день

Она тихонько погладила его по ладони и продолжила.

– Но больше так не будет. Понимаю, что не смогу осуществить твою мечту, уж точно не сейчас, но я буду рядом и сейчас, и тогда, когда ты вернёшься в родную стихию, в этот праздничный день мы поднимемся вверх вместе. Знаешь, почему лётчики наших эскадрилий уходят на задания хотя бы вдвоём?

Офицер уставился на неё и покачал головой, пребывая в своей реальности.

– Потому что печали и трудности, поделённые на двоих, переносятся легче, – закончила девушка.

С минуту они сидели в полной тишине, а затем о поверхность стола ударилась ещё одна слеза. Алексей поднёс левую руку к лицу и вытер мокрый след на щеке. Затем он наклонился и поцеловал руку своей подруги.

Я не могу передать словами, какое облегчение я испытал. За столько лет самобичевания и оцепенения я впервые услышал теплые слова. Не за мои достижения, а просто обращённые ко мне. Алисия видела меня таким, каким я был, а не каким хотел казаться. Видела насквозь и не осуждала, не критиковала, а хотела помочь. Человечество – странный вид: оно выдумывает красивые сказки о благородстве и великой любви, но почему-то в жизни даже не пытается стремиться к прекрасным идеалам. Возвышенные речи оно оставляет поэтам, совсем не замечая в серости будней настоящие чувства и душевную красоту. В тот вечер мрак внутри меня был рассеян светилом, чьё имя я хотел бы запечатлеть на небосводе, – Алисией. И раз прояснив мою душу, она никогда не покидала меня, эта замечательная девушка с голубыми глазами цвета летнего неба, бездонными, скрывающими за собой удивительный внутренний мир.

Капитан открыл дверь и проводил лётчицу до лестничной площадки. Рядом со ступеньками они остановились и секунд десять смотрели друг другу в глаза. Пару раз взгляд молодого человека соскальзывал и начинал блуждать по сторонам, как будто он всё ещё боялся выдать свою тайну.

– Это был удивительный вечер, – нашёлся он после затянувшейся паузы. – Спасибо тебе.

– Думаю, он был лишь первым в длинной череде, – с улыбкой предположила лейтенант.

– Да, конечно. Мне нравится эта идея.

– В таком случае благодарю вас за предоставленную информацию, капитан! – с пафосом выдала Алисия и сама же прыснула со смеху.

– Служу Демократическому Блоку! – вяло махнул рукой тот. – Пока.

– Пока.

Маршал умолк, как старинная музыкальная шкатулка, закончившая успокаивающую колыбельную. Повернувшись к зарешеченному окну, он неотрывно следил за чем-то снаружи. Журналист улучил момент, чтобы внимательно рассмотреть лицо узника, но обнаружил, что замеченной по телевизору желтизны больше не было. Тогда он тоже посмотрел в окно, но увидел лишь бесформенное облако, парящее по лазурной глади.

Спустя некоторое время репортёр посмел нарушить установившееся молчание вопросом.

– Простите, Алексей, на что вы так пристально смотрите?

Не отрываясь от созерцания, узник ответил:

– А разве вы не видите? Она улыбается мне, как тогда. И эти голубые глаза проникают прямо в душу. Родная, я с тобой, где бы ты ни была…

Газетчик перевёл взгляд на кровать, почтительно не вмешиваясь в происходящее в душе командующего. Примерно через минуту тот вернулся в бренный мир и предложил закончить беседу.

6

Вечер был настолько холодным, что пришлось прикрыть окно и включить обогреватель. Протянув ноги под пледом к источнику тепла, журналист зажмурился от удовольствия и погрузился глубокое кресло так, что над спинкой виднелись только затылок да накрахмаленный воротничок белой рубашки, подпирающий белоснежную шею. Зачёсанные набок волосы мужчины блестели в свете массивной люстры, а сильные руки покойно лежали на коленях, расслабленные после долгого дня.

Его присутствие создавало уют в крошечной квартире, по которой разносился запах чего-то жареного. Струящийся от пары светильников свет обволакивал силуэты кресел и стеллажей, ложился на корешки фолиантов, рамки фотографий и разбросанные сувениры, привезённые из дальних уголков планеты. Их владелец утонул в плюшевой спинке и для пущего наслаждения зарыл в ткань голову, словно страус, прячущий её в песке при приближении опасности.

– Дорогой, не мог бы ты сделать телевизор погромче? Хочу послушать новости, – донеслось из соседней комнаты.

– Конечно-конечно, – воркующим голоском ответил репортёр и разлепил веки.

На экране яркими огнями горела заставка вечернего выпуска новостей. Нащупав на подлокотнике пульт, хозяин сделал звук громче и на время отогнал сладкую дремоту.

«Час назад завершился процесс над пятью командирами полков стратегической авиации стран Демократического Блока. Все подсудимые были признаны виновными и как военные преступники получили высшую меру наказания. Сразу же после оглашения приговора все пятеро заявили о верности своему командующему маршалу Полевому, суд над которым проходит параллельно. Офицеры намерены обжаловать приговоры в Верховном Трибунале.

Напомним, что пятеро военнослужащих воздушного флота Демократического Блока в званиях от полковника до генерала обвиняются в ведении боевых действий после заключения перемирия. На родине их называют изменниками и предателями, однако осуждены они будут здесь, на территории Федерации.

Примечательно, что в своих показаниях офицеры единодушно оправдывают маршала Полевого, известного как Немезида, называя его героем и своим вдохновителем. Подобная оценка, по словам наблюдателей, свидетельствует о полной неадекватности этих людей, не ориентирующихся ни в своих должностных обязанностях, ни в окружающей обстановке. Увы, порой раздаются редкие голоса в поддержку преступников, заслуживающих самого сурового наказания. Мы призываем не слушать этих сумасшедших и провокаторов!»

Репортёр сбросил плед от охватившего его беспокойства и сжал ручки кресла.

– Что же он такого сделал, что эти люди защищают его?

По телевизору показывали кадры из зала суда: последнее слово взял некий генерал.

«Я имел честь командовать первым полком, в котором состоял маршал Полевой. Он, как и все мы, жертвовал собой во благо Демократического Блока. А когда трусливое правительство и верховное командование сдало страну, он первый поднял наше пошатнувшееся знамя и принял на себя власть, с которой не справились эти ничтожества. Так как вы смеете обвинять его в измене, если он искренне желал нам победы? Может быть, потому, что у вас не хватило бы духу совершить подобное?! Да вы ничем не лучше разбежавшихся министров и генералов! И отличаетесь только тем, что вам повезло выиграть войну! Были бы все в нашей армии такими же, как маршал, мы судили бы вас. И если вы спросите меня, готов ли я пройти тот же путь ещё раз, зная его исход, я отвечу: да! Я готов пойти за нашим командиром куда угодно, ибо только он был достоин возглавлять силы стратегической авиации, а затем и наше государство в тяжёлые времена!»

Газетчик встал и стал лихорадочно обуваться. Услышав его спешные приготовления, из-за угла показалась супруга, немедленно поинтересовавшаяся, куда это он собрался на ночь глядя.

– Мне нужно развеяться, срочно, – бросил он, накидывая плащ и ловкими движениями отпирая дверь. – К ужину буду, не волнуйся!

Оставив жену в недоумении, мужчина выскочил из квартиры и отправился в свободное плавание по улицам своего района. Отходя от дома на более-менее приличное расстояние, он раскланивался со знакомыми соседями и желал им приятного вечера. Для самого журналиста остаток дня был испорчен: странное ощущение сдавливало ему дыхание и не находило выхода ни в словах, ни в поступках. Кружа по запутанной сети переулков, человек пытался найти источник этого чувства, но каждый раз упирался в непроницаемый барьер безнадёжной тревоги.

– Чем меня зацепили эти отвратительные новости? – шипел он под нос, наугад выбирая повороты.

Миновав пару плохо освещённых улиц, газетный работник внезапно вышел на большой проезд и чуть не столкнулся с патрулем полицейских.

– Простите, гражданин, – перегородил один из них ему дорогу, – но дальше улица перекрыта.