Новый день

– Более чем, – кивнул гость и продолжил беседу. – Я прилетел сюда, к истокам, чтобы разузнать подробности аварии, из-за которой будущий маршал был определён в штаб. Вы курировали его выпуск, поэтому наверняка знаете больше, чем кто бы то ни было. Я был бы признателен вам, сэр, если бы вы пролили свет на обстоятельства того события.

– Хм, я уже и позабыл про то, что он разбил новенькую машину. Да, было дело. Только не вижу, что в этом интересного.

– И всё же?

– Если вы настаиваете, то я, конечно, расскажу, но, на мой взгляд, этот постыдный эпизод не заслуживает вашего внимания. Итак, в качестве выпускного экзамена курсантам академии предлагалось выполнить определённый набор манёвров на современных истребителях, поставленных на вооружение в нашей армии. Это стандартная процедура, через которую проходят все будущие лётчики. В зависимости от качества выполнения упражнений комиссия на земле распределяет выпускников по частям. Самых нерасторопных отправляют в штаб, где они становятся адъютантами и просто клерками. Герой же вашей книги умудрился и вовсе разбить машину, что по сей день является небывалым событием для нашей академии. Сам он, до смерти напуганный, заявил, что отказал руль или что-то в этом роде, однако мы как более опытные авиаторы прекрасно понимали, что вероятность его собственной ошибки значительно выше. В общем, единогласным решением мы списали его на землю.

– Скажите, какую ошибку допустил пилот? Неужели он просто не смог справиться с управлением?

Офицер горько усмехнулся и окинул взглядом полки с книгами.

– Нет, в это я не верю. Скорее он заблокировал руль, а потом забыл об этом, запаниковал и выпрыгнул из кабины. Зачем он это сделал, понятия не имею – очень странное поведение для человека, хорошо знакомого с устройством самолётов. Однако, как я уже отметил ранее, вероятность такого развития событий выше, чем технический недостаток.

– Понимаю, – согласился журналист. – А как бы вы охарактеризовали маршала Полевого вообще? Не проявлял ли он непослушание, излишнюю инициативу во время обучения? Иными словами, можно ли было предугадать в нём лидера и бунтовщика?

– Нет, конечно! – взмахнул руками инструктор. – Если бы не было войны, он бы так и служил в штабе. Никаких маршальских званий и самостоятельности он бы не видал и в помине. Скажу больше: Полевой и сам не смог бы предсказать свою стремительную карьеру. Штабные служащие редко добиваются значительных успехов, особенно в мирное время. Чтобы появился маршал Немезида, так вы его, кажется, называете, необходимы были исключительные обстоятельства.

Разговор был прерван треском телефона.

– Прошу прощения, я должен ответить, – извинился хозяин и поднял трубку.

– Слушаю… Да, я один, говори… А что будет двадцатого, то есть двадцать первого? … Нет, не знаю, мне никто не сообщал… Хорошо, в семнадцатой аудитории, в три часа… Ещё раз, пожалуйста… Да, я так и сказал: в семнадцатой… Ладно, встретимся за обедом… В двенадцать… До свидания.

Офицер положил трубку и кивком головы предложил вернуться к беседе.

– Наверное, вы правы. Тем не менее, как бы вы описали его характер во время учёбы здесь? – сказал посетитель.

Пожилой преподаватель вздохнул, закрыл глаза и принялся усиленно восстанавливать в памяти прошлое. Через некоторое время он поднял веки и просветлённым взглядом посмотрел на собеседника.

– Непросто отбросить недавние события и вспомнить, каким был этот несчастный мир тридцать с лишним лет назад, – заговорил он наконец. – Тогда Алексей казался мне смышлёным парнем, влюблённым в небо, покладистым, вежливым и даже добродушным. Ни серьёзных нарушений, ни оскорбительных высказываний – психологически он вполне подходил для службы в авиации. Если бы не глупо заваленный экзамен, быть бы ему хорошим пилотом. Стратегические силы не обещаю, но остальные дороги были открыты. По достижении определённого возраста перешёл бы в штаб и дослужился бы до генерала. Увы, судьбе было угодно повести молодого человека тернистыми путями, закинув на самую вершину и свергнув в глубочайшую бездну. Скажи мне об этом кто-нибудь тогда, отмахнулся бы или принял бы за шутку.

– А сейчас? – вкрадчиво спросил репортёр.

– Сейчас? – переадресовал вопрос куда-то вдаль военный. – Сейчас я стал с подозрением относиться к мелочам. Боюсь пропустить такого маньяка во второй раз. Вы далеко не первый, кто задаёт мне подобные вопросы: мои коллеги часто интересуются, неужели я ничего не замечал столько лет. Нет, я был слеп, и сомневаюсь, что даже самый опытный психолог определил бы какие-то отклонения. Но довольно об этом, – с раздражением оборвал он себя.

Они обсудили ещё несколько второстепенных вопросов, прежде чем газетчик встал и поблагодарил хозяина кабинета за помощь. Тот любезно вызвался проводить гостя до выхода и также поднялся со своего кресла. В холле на стене висел большой экран, по которому как раз передавали новости. Спускавшиеся по лестнице люди замедлили шаг и стали прислушиваться к словам корреспондента.

«Дамы и господа, прямо сейчас мы начинаем трансляцию прямиком из сердца Федерации, где проходит суд над военным преступником и изменником маршалом авиации Алексеем Полевым, известным как маршал Немезида. На этих кадрах вы можете видеть обвиняемого и его защитника…»

Журналист поднял голову и присмотрелся к крупной картинке. Неизвестно, повлияло ли так качество камеры или искажения при передаче сигнала, но он заметил, что лицо подсудимого приобрело нездоровую желтизну. Моргнув, он убедился, что видение не пропало, и обратился к своему спутнику:

– Вам не показалось, что маршал нездоров?

Инструктор помедлил с ответом, а потом произнёс:

– Не вижу никаких изменений с прошлого заседания.

Подумав ещё, он добавил:

– Когда-то я гордился тем, что воспитал такого ученика. Вся страна верила в него, в его непобедимость и удачу… Мы верили в то, что выиграем, а во что верил он?

Этот вопрос был задан в пустоту, так как ни говоривший, ни его гость не знали ответа. На этом их встреча закончилась.

5

– На чём мы остановились в прошлый раз? – осведомился заключённый.

– Вы рассказывали о штабной рутине, которая пришлась вам не по вкусу.

– Ах да, значит, я ещё не дошёл… – обмолвился маршал и ухватился за нить повествования. – То, о чём я собираюсь поведать вам дальше, я не рассказал бы даже под угрозой смерти. Это слишком личное, настолько, что я долго боролся с собой перед вашим приходом. В конце концов, я решил открыть вам душу только потому, что это единственный способ сохранить память о ней. Если я не сделаю этого, то никто не узнает о её прекрасной жизни и подвигах.

Он перевёл дыхание, словно готовясь разгласить страшную тайну, а затем продолжил.

– Я имею в виду лучшую лётчицу во всём воздушном флоте и мою жену Алисию Сафирину. Я познакомился с ней в период работы в штабе. Рутина поглотила меня так, что я видел небо лишь во снах да украдкой из окна офиса. Алисия была всего на пару лет младше меня. Впервые мы встретились там же, в ненавидимом мною офисе, куда она время от времени заходила по разным делам. И каждый раз она привносила в его удушливую атмосферу свежесть и молодость, какой-то необычайно лёгкий ветерок, повсюду следующий за ней. Собственно говоря, долгое время наше знакомство ограничивалось лишь этим, хотя сейчас, задним числом, я понимаю, что она нравилась мне уже тогда. Алисия служила в стратегических силах, и вскоре после нашего знакомства получила в командование эскадрилью, с которой и связала всю дальнейшую жизнь.

В дверь постучали, и на пороге появилась высокая стройная девушка. Она была одета в мундир пыльного синего цвета – полевую форму лётчиков. Голубые глаза приглушённого цвета ясного летнего неба сообщали миру радость и вдохновение, русые волосы растрепались от ветра на аэродроме, а беззаботная улыбка молодости освещала лицо ангела, спустившегося с небес. На плечах в свете утреннего солнца играли золочёные погоны лейтенанта.