Страница 11 из 12
Марку Шагалу
С Превером
Инна Иохвидович
Родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, эссеист, литературный критик. Публикации в литературных сборниках, альманахах, и пр. Победитель и финалист различных литературных конкурсов. Лауреат международной премии «Вольный стрелок: серебряная пуля» издательства Franc-tireur USA. Живет в Штутгарте (Германия).
Алик, Ленчик и вьетнамец
Раз в несколько лет с Аликом случалось такое. Вот и сейчас, устроившись удобно на казенном тюфяке, он встревоженно вслушивался в тишину, прерываемую лишь резкими криками павлинов. Вдруг вспомнились набоковские строки: «Ночь дана, чтоб думать и курить// и сквозь дым с тобою говорить».
– С собою, – поправил он сам себя, – уже больше не с кем.
Несколько предыдущих ночей ложился он полностью пьяным, ничего не чувствующим, а встав нетрезвым пил снова. И даже начальство понимающе взирало на столь откровенное нарушение трудовой дисциплины. Хоть привычным был он к потерям да несчастьям, но даже для него, старого то ли бича, то ли бомжа, в какого превратился Алик, это было чересчур! За одну неделю потерял он последних близких – Ленчика и Вьетнамца. И в этом «прекрасном и яростном мире», каким когда-то обозвал его Андрей Платонов, остался он один-одинешенек…
К смертям родственников Алик привык еще во времена своей отсидки, во второй половине сороковых и первой пятидесятых. Дядьки с тетками, двоюродные братья с сестрами, да и ровесники его как-то после войны вдруг стали помирать?! Вернулся он в пятьдесят пятом, а тогда умерла и мама, дождавшаяся сына, сидевшего по пятьдесят восьмой. Он и сам-то толком не знал, почему, да и за что сидел?! Ведь, обладая уникальной памятью, с листа запоминая даже кантовскую «Критику чистого разума», Алик ничем, кроме литературы, а шире, филологии, никогда не интересовался, не то что там какой-то политикой. Но именно из-за того, что не понимал, что хотят от него следователи, и схлопотал «десятку», а мог бы, как ему в колонии объяснили, «пятерку», если б понял, как должен себя вести…
Алик и в лагере жил не во мгновения времени, а во власти слов, стихотворений, книг, что наизусть читал заключенным, пересказывая близко к тексту русскую классику, читал все сонеты любимого Шекспира и его трагедии, и комедии тоже… У него и прозвище было – Библиотекарь! Оттого (и в этом лагерном антимире) – слыл уважаемым человеком! Не только у собратьев по несчастью или у сидевших урок, но даже у начальства и обслуги! Поначалу, по выходе на свободу, Алик не пил, обходился чифирем. Да и ХХ-й съезд КПСС (ему Алик не поверил полностью) все же принес душевное облегчение.
Местные театры наперебой заказывали ему инсценизации книжек зарубежных авторов или переложение для спектаклей.
Стал Алик хорошо, даже много зарабатывать. И жениться решил, да детей завести. Но с женщинами ему не везло. То ли не те, что должны были, ему попадались. Несколько раз он женился, и столько же разводился. Почему так получалось, он и сам не знал, ведь как мужик он был хоть куда. Видно, не судьба была ему быть семейным, да с детьми. Вот он и запил. Бутылка спасала, она давала не только настроение, но даже приносила предощущение неведомого счастья, которое обязательно придет и к нему!
Эта иллюзия была ему необходима, не заметил он, как спился…
Теперь уже не на зоне, а в пивных, в барах, в «стекляшках» он читал сонеты за стакан вина или дешевой настойки. И было ему не до пьес, инсценировок, даже не до книг, а требовалось только это чувство ожидания счастья! Это стало смыслом его жизни… К тому ж умирали, либо куда-то исчезали друзья, приятели, сокурсники. С каждым годом их становилось все меньше…
Как уж Алик попал на работу в зоопарк и в нем задержался, он и сам не помнил. Но именно здесь, несколько лет назад он и раззнакомился и подружился и с Ленчиком, и с Вьетнамцем. Они и стали самыми ему близкими – не просто собутыльниками, а можно сказать, семьей! Ленчик был помоложе его лет на десять-пятнадцать, но жил, как и Алик, при зоопарке, нелегалом. Только Ленчик в «слоновнике». А Алик, работник по уходу за тапирами, в «своем» помещении. Обоих из квартир изгнали сожительницы, но они не стали бомжами, а нашли себе пристанище здесь.
Вьетнамец жил с Ленчиком в «слоновнике», потому что был старым слоном по имени Бак Зап, вывезенным когда-то из Вьетнама. Слону Алик дал погоняло – Вьетнамец!
Ленчик был алкашом, но самое удивительное было в том, что он споил и Вьетнамца! Произошло это жестокой зимой, когда вдруг произошла авария в системе отопления. Тогда-то он и дал слону впервые попробовать водки. Так вдвоем пережили они холода.
Но у Бак Запа, как и у многих животных, живущих подле человека, развился самый настоящий хронический алкоголизм! Когда Ленчик с Аликом только познакомились, и Алик, потрясенный, сначала было отказывался пить «на троих», то не очень разговорчивый Ленчик сказал:
– Что тебе, Алька, не так? Что мой Бак – бухарик? Так он у нас с тобой третьим и будет!
С Ленчиком и Вьетнамцем было Алику хорошо, даже говорить не надо было, так хорошо. Оттого он часто и оставался спать в теплом слоновнике. Да вот незадача, вдруг, среди дня стало Леньке плохо, «скорая» увезла его в больницу. Больше Алик с Вьетнамцем его не увидели, им сказали, что умер. Алика отправили к его тапирам, а новый смотритель слоновника, подрабатывавший студент, перестал пускать Алика к Вьетнамцу. А на третий день разбушевавшийся слон (видимо, тоска стала нестерпимой, да наступила жесткая абстиненция) и растоптал того студента… Старого Вьетнамца усыпили.
Алик пил и пил, оставшись один на всем белом свете. И только строки будто высвечивались в памяти: «Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом…». Было Алику уже много лет, но он не считал года и не думал о них, думал только о том, как же ему одиноко и тоскливо, да и спиртное перестало ему быть предвестником неведомого счастья…