Страница 7 из 31
Эпоха постмодерна отличается от когнитивных иллюзий Нового времени как раз акцентированным вниманием к жизненному миру повседневности. Будучи «конечной областью значений естественного языка и культурной символики»52, «совокупностью дорефлексивных очевидностей сознания»53, жизненный мир повседневности выступает основанием социального бытия, социальной (и правовой) реальности, имманентным признаком которой является ее означенность и осмысленность. Правовая реальность образуется, прежде всего, повседневными практиками, включающими ментальную, психическую составляющую, содержание которых задается тем, как люди – носители статусов субъектов права – означивают и осмысляют54 юридически значимые ситуации.
Пришествие постсовременности сопровождается усложнением социальной организации. Фрагментаризация или множественность социальных ролей и статусов приводит к утрате референтности: сегодня нет общепризнанных общезначимых авторитетов в масштабах социума для всех социальных групп, которые задавали бы образцы общезначимых юридических смыслов. Одновременно наблюдается фрагментаризация правовых традиций и обычаев и их осмысления, что дает основание задать вопрос: а сохраняется ли сегодня единая общесоциальная правовая культура в масштабах общества? Можно ли говорить о едином юридическом профессиональном и обыденном мышлении, или следует вести речь не более чем о субкультурах и множестве типов восприятия и осмысления правовой реальности? Важность этого вопроса в том, что единство культуры как раз и выступает основанием социального – и правового – порядка и юридического мышления. Не ставя перед собой непосильной задачи ответить на этот фундаментальный для социальной науки вопрос, полагаю, что позволительно констатировать: на наших глазах происходит локализация и фрагментаризация социальной и правовой идентичности, которая становится все более мозаичной и размытой. А поэтому размывается, фрагментируется по субкультурам и социальный порядок, а также юридическое мышление. Этому же способствует отсутствие единых правовых ценностей, принципов права (точнее – их содержательных характеристик), плюрализм или множественность нормативных систем.
Другой характеристикой правового мышления сегодня является его ситуативность. Контекстуальная обусловленность, о чем шла речь выше, задает содержание конкретики восприятия права как правоприменителями, так и обывателями. В силу ускорения социального времени и бытия в эпоху постмодерна, роль ситуации становится все более значимой. По большому счету, повседневное профессиональное и обыденное мышление (включая и юридическое) строится, как уже отмечалось, на основе правовых фреймов – типизированных схем юридически значимых ситуаций, и правовых скриптов – моделей поведения в этих ситуациях55. Юридическая повседневность как правоприменителей, так и обывателей наполнена такого рода правовыми фреймами и скриптами. В процессе правовой социализации у любого человека возникают типизированные схемы56 того, как вести себя с полицейским, водителем или пешеходом, начальником, в магазине, как составлять юридические документы и т.п. При этом предполагается имплицитный (чаще всего) или эксплицитный диалог – соотнесение собственной интенции и экспектации с поведением «нормального» актора – носителя статуса субъекта права. В практической жизнедеятельности типизация наполняется процессуальным знанием как вести себя в типичной ситуации. Одновременно на это процессуальное практическое знание накладывается конкретный интерес данного участника – актора ситуации. Осмысление выбора варианта поведения, таким образом, включает соотнесение практического процессуального знания о типичности ситуации, с ожиданиями поведения контрсубъекта и с собственными интересами, трансформированными в мотивацию. Такого рода фреймы и скрипты образуют структуру и содержание юридического мышления. В пост-современном социуме они все более и более фрагментируются и привязываются к множеству юридически значимых ситуаций, из которых складывается социальный и правовой мир постсовременности.
Глава 2. Юридическое мышление в семиотическом пространстве правовой реальности
Н. В. Разуваев
2.1. Юридическое мышление как основа конструирования правовой реальности
Основным вопросом философии права, определяющим цель, задачи, направления и методологию конкретных исследований, осуществляемых отраслевыми юридическими науками, является вопрос о природе права и правовой реальности. Собственно, ответ на этот вопрос обусловливает господствующие представления не только о критериях научности юридического познания, но и о самой сути как правового регулирования в целом, так и конкретных (в частности, законотворческих или судебных) процедур, составляющих содержание этого регулирования57.
По крайней мере, с начала Нового времени, а если вдуматься, то значительно раньше, юристов, пытающихся осмыслить предпосылки собственной деятельности, занимало соотношение должного и сущего, естественного и волеустановленного, истинного и произвольного в правовой реальности. Результатом напряженных интеллектуальных поисков в данной сфере и множества даваемых ответов стали конкурирующие между собой типы правопонимания, смысловым ядром каждого из которых выступает собственный (по возможности целостный и внутренне непротиворечивый) образ права, получающий дальнейшее развитие и детализацию в отраслевых науках. О неустранимости противоречий между типами правопонимания пишет М. ван Хук, по словам которого: «Право может… казаться воплощением справедливости, а также чистой мистификацией, направленной на сохранение власти господствующего класса. Обычно оно рассматривается как вездесущая реальность (ubi societas, ibi ius), но иногда оно предстает скорее как фикция, нечто нереальное, миф»58.
Рефлексия о природе права и феноменов правовой реальности относится к числу задач юридического мышления, которое мы рассматриваем как совокупность ментальных процессов, реализуемых в сознании не только профессиональных юристов или ученых правоведов (хотя именно их правовое мышление наиболее репрезентативно для его характеристики), но и любых акторов социального действия, обращающихся к восприятию правовых феноменов. Как будет показано далее, юридическое мышление представляет собой эволюционирующую структуру, существенные характеристики которой определяют не только интеллектуальный образ правовой реальности, но и конструктивные свойства самой этой последней. Переход к постклассическим (неклассическому и постнеклассическому) типам рациональности обусловил кардинальные изменения всей системы представлений о правовой реальности, отразившиеся на важнейших закономерностях и методах ее научного познания и практического воздействия59. Как известно, в основу постклассической рациональности положен теоретический постулат, в соответствии с которым реальность в различных ее аспектах и измерениях, включая также и правовую реальность, представляет собой сложную саморазвивающуюся систему60, неотъемлемой составляющей которой является познание, обеспечивающее когерентность и взаимосогласованную динамику всех ее компонентов.
Отсюда вытекает важная теоретико-методологическая установка, отличающая постклассическую науку от классической, со времен Декарта исходившей из радикального противопоставления реальности как объекта познания человеку как гносеологическому субъекту61. В контексте указанной установки утверждается единство субъекта и объекта познания не только в эпистемологическом, но и в онтологическом планах, из чего вытекают двоякие следствия. Во-первых, самоконституирующаяся правовая реальность, рекурсивно включая в себя человека во всей полноте его качеств и свойств, конструирует тем самым субъекта познания, творческой и практической деятельности62. Таким образом, эволюционная динамика реальности в целом и правовой реальности в частности способствует высвечиванию «родовой сущности» человека как экзистенциально свободного существа, заброшенного в этот мир63 и компенсирующего своей активностью дефицит инстинктивной закрепленности в нем, присущей иным живым видам64.
52
Смирнова Н. М. Указ. Соч. С. 161.
53
Там же. С. 162.
54
Означивание происходит на уровне социальных практик, а осмысление – в индивидуальном восприятии и переживании. При этом первой и второе диалогически взаимообусловливают друг друга.
55
В то же время И. Гофман не проводил различия между фреймами и скриптами. – Гофман И. Указ. Соч. С. 71.
56
Мы хотим не фактов, а типизаций, – утверждал И. Гофман. – Гофман И. Указ. соч. С. 75.
57
См.: Шапп Я. Система германского гражданского права. М.: «Международ. отношения», 2006. С. 17 и след.
58
Ван Хук М. Право как коммуникация // Российский ежегодник теории права. № 1. 2008 / под ред. А. В. Полякова. СПб.: «Университетская книга», 2009. С. 279.
59
См. об этом: Мамардашвили М. Классический и неклассический идеалы рациональности. СПб.: Азбука, Азбука Аттикус, 2010. С. 80 и след.
60
См. подробнее: Степин В. С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // Вопросы философии. 2003. № 8. С. 5–18.
61
См.: Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Соч. В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 268–269.
62
См.: Матурана У., Варела Ф. Древо познания. Биологические корни человеческого понимания. М.: Прогресс-Традиция, 2001.
63
Философский смысл категории заброшенности раскрывается в трудах представителей экзистенциализма, прежде всего, Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера. См.: Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad marginem, 1997; Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2000.
64
См.: Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М.: Прогресс, 1991. С. 72 и след.