Страница 5 из 19
Остальные некоторое время вяло предлагали варианты, но все было безуспешно. Они вскоре потеряли интерес.
– Т-так, и что ты п-показывала? – спросила Наташа, когда Ирку прогнали со сцены обратно на кровать.
– Ежика, – застенчиво ответила Ира.
Аня к этому моменту обнаружила, что страшно проголодалась – за исключением салата цезарь в суде, она сегодня ничего не ела.
– А ужин тут будет? – с надеждой спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Ужин уже был, – откликнулась Катя.
– А с душем тут как?
– Воды нет.
Аня тяжело вздохнула и подумала, что даже странно было ждать от такого длинного изнурительного дня другого завершения.
– Совсем нет? – на всякий случай уточнила она. – И долго не будет?
– Ну, горячей нет, – терпеливо растолковала ей Катя. – Отключили на профилактику. Ты можешь попросить отвести тебя в душ, новеньких обычно отводят. Но холод там собачий. А так вообще-то душ по четвергам.
До Ани не сразу дошел смысл последних слов.
– Что, один раз в неделю?!
– А т-ты думала, тут с-санаторий? – фыркнула Наташа, презрительно поморщившись. – Привыкай. Тут все к-как в тюрьме.
Аня хотела было сказать, что привыкать к тюрьме не входило в ее жизненные планы, но, застеснявшись Наташи, передумала. Вместо этого она спросила:
– А какой вообще здесь распорядок?
Наташа как самый большой специалист по тюрьмам взяла разъяснения на себя.
– Сначала завтрак. Д-девочки обычно не ходят. А тебя как, б-будить?
– Ну, можно попробовать, – неуверенно сказала Аня.
Как бы она ни хотела есть, мысль о завтраке в общественной столовой нагоняла тоску. Еще со времен детского сада Аня утвердилась во мнении, что по возможности их лучше избегать.
– П-потом утренний обход, – продолжала Наташа. – Дальше в течение дня в-выводят на звонки – это пятнадцать минут, и на п-прогулку – это час. Еще обед и ужин. Ну, д-дальше вечерний обход и отбой.
– А все остальное время?
– Все остальное время ты тут сидишь.
– Я думала, работать заставляют…
– Еще чего, т-тут же не з-зона! – засмеялась Наташа.
Это заявление в сочетании с предыдущим, что здесь все “как в тюрьме”, немного озадачило Аню, но она благоразумно решила не умничать.
– Катюха! – вдруг раздался за окном сбоку сдавленный возглас.
Катя, снова курившая, быстро передала сигарету Диане и в два прыжка забралась на подоконник. Окна здесь были под самым потолком, поэтому и подоконники располагались на высоте полутора метров от пола. Катины движения были ловкими и молниеносными. Пока она сидела, развалясь на кровати, сила в ней не ощущалась, но стоило ей вскочить, как Аня чувствовала исходивший от нее напор.
– Чего? – громко прошептала Катя в окно.
– Как дела? – спросили снаружи и хихикнули.
– Это Д-Димка из пятой, – заволновалась Наташа и привстала с кровати.
– Сиги попроси! – напомнила практичная Диана. Она тоже поднялась, хоть и нехотя, поправила платье и величаво подплыла к окну.
– У вас сиги есть? – надрывно прошептала Катя.
Последовала короткая пауза.
– Есть! – согласился невидимый Димка из пятой.
Все, кроме Майи и Ани, разом загомонили и повскакивали с кроватей.
– А дайте нам несколько! – сказала Катя, властным жестом велев сокамерницам замолкнуть. Ирка с Наташей тут же послушно замолчали и даже снова сели. Только Диана осталась стоять с независимым видом.
– А на что меняетесь? – спросил Димка после очередной паузы.
– Яблоки можем дать! – шепотом подсказала Наташа, от волнения перестав заикаться.
– Яблоки дадим, – погромче сообщила Катя в окно.
– Ну давайте, засылайте яблоки, а мы вам сиги.
Девушки тут же отхлынули от окна и засуетились: Наташа шелестела пакетами, Диана набирала яблоки. Катя подошла к двери в камеру и громко постучала в нее кулаком. Глазок почти сразу приоткрылся, и Аня увидела, как в нем кто-то мелькнул.
– Яблоки в пятую передадите? – развязно спросила Катя. Ей что-то ответили, но Аня не расслышала что. – Ну пожа-а-алуйста, – мигом сменив тон на заискивающий, проныла Катя.
В двери с громким лязгом открылось небольшое окошко, и в камеру заглянула блондинка, которая откатывала Ане пальцы.
– Что у вас, яблоки? – устало спросила она. Катя торжественно передала ей через окошко собранный сокамерницами пакет. Женщина сунула в него нос и спросила: – Записок нет?
– Да больно надо нам им писать! – фыркнула Катя.
Полицейская вздохнула и закрыла окно. Прошло несколько минут.
– Может, зажлобились, суки? – предположила Ирка. Впервые за день она выглядела не просто бессмысленно счастливой, а как будто заинтересованной.
– Ой, т-только т-тебя не спросили! – раздраженно воскликнула Наташа.
Наконец снова лязгнуло окошечко, и в нем замаячило лицо полицейской.
– Пятая просила вам сигарет передать. Но, девочки, имейте в виду, первый и последний раз я вашим почтальоном работаю.
– Да-да, спасибо! – вскричала Катя, подбегая к двери. Когда окно снова захлопнулось, она добавила: – Так смешно, что она каждый раз это говорит.
Аня подумала, что спецприемник немного похож на летний лагерь для испорченных взрослых. Когда она была ребенком, то каждый год ездила в детские лагеря и страстно их обожала, потому что они были симулятором независимости, моделью большого мира, куда она стремилась попасть. Она презирала детей, которые в первую же ночь начинали рыдать и проситься к маме, – Аню, наоборот, захватывала перспектива на целый месяц остаться без родителей. Ей все нравилось: песни под гитару, страшилки на ночь, костры на прощание, все праздники, все конкурсы. Даже двухъярусные кровати – неизменный атрибут тамошних спален – казались ей самостоятельным аттракционом. В ее голове они сливались с самой идеей новизны и приключений.
Общежитие, в котором Аня прожила пять лет, переехав учиться в Москву, было следующей ступенькой на пути к взрослению. Оно хоть и оказалось приближенным к реальному миру, все еще напоминало летний лагерь – совместный быт, иллюзия взрослости, даже те же самые двухъярусные кровати. Это была как будто еще не настоящая жизнь, а демоверсия жизни, где ты мог в безопасной обстановке овладеть напоследок всеми необходимыми навыками.
Аня считала, что та самая долгожданная взрослость началась для нее с окончания университета и переезда в отдельную квартиру. В этот момент она окончательно выросла и не предполагала, что из этого состояния можно шагнуть назад. Однако ровно так она чувствовала себя теперь в спецприемнике, вновь сидя на двухъярусной кровати в окружении соседок. Ее как будто затягивало обратно, в игрушечную реальность. Если детские лагеря и общежитие приближали маленькую Аню к миру взрослых, то спецприемник, наоборот, снова низводил ее до положения ребенка, где свобода ограничивалась воспитателями, романтические отношения поддерживались записочками, а основной валютой были яблоки.
В замке опять заскрежетал ключ – двери тут были исключительно громкие. В камеру вошел толстощекий мент, которого Аня считала за главного.
– В душ пойдете? – строго спросил он Аню.
– А вода только холодная? Тогда не пойду.
– Ну, как хотите. Вот вам постельные принадлежности.
С этими словами он протянул Ане нечто похожее на многократно свернутую салфетку.
– Это что, постельное белье? – изумленно спросила Аня.
Мент сделался еще строже.
– Одноразовое. Вам завтра принесут обычное.
Аня повертела салфетку в руках.
– Не принесут, – сообщила Майя, как только мент вышел.
– В смысле?
– Они только так говорят, но никому еще не приносили.
Аня впервые заметила, что на матрасах у всех ее сокамерниц лежат такие же странные салфетки. Она развернула свою. “Постельные принадлежности” представляли собой два куска ткани: один длинный и узкий – простыня, второй квадратный в виде конверта – наволочка. Все это было сделано из материала, который Аня видела только в больницах – из него делались бахилы. Со вздохом она застелила постель (точнее, прикрыла “простыней” матрас) и потянулась за одеялом, которое комом лежало в изножье ее кровати.