Страница 22 из 108
- Пожалуйста, молодой господин, вы должны помочь мне.
Ради любви Великой Матери, вы должны помочь мне!
- В чем дело, леди?
- Моя мать! Она ужасно больна.
- Тогда вам нужен доктор, леди, а я просто драконир.
- Нет, вы не понимаете. У нее не в порядке с головой. Она забралась на крышу дома и грозится покончить с жизнью. Она и слушать никого не хочет, женщина начала всхлипывать и протянула ему руку. - Бедная женщина не... Это очень печальное зрелище.
Релкин закусил губу.
- О, пожалуйста, добрый господин, помогите мне в этот час отчаяния.
Он вздохнул:
- И что же вы хотите от меня?
- Поговорите с ней. Отговорите, пожалуйста, ее от этой затеи.
- А почему вдруг она послушает меня?
- Думаю, послушает. Пожалуйста, пойдемте быстрее со мной.
Она повела его вверх, на Фолуранский холм, к высокому дому на северной стороне улицы. В доме они встретили испуганную служанку, вытирающую руки о белый передник.
- Она все еще там, леди. Все еще говорит.
- Спасибо.
Женщина взглянула на Релкина, потом перевела взгляд на верхние ступеньки лестницы.
- На крыше, говорите?
- Да, молодой господин. Извините, я совсем забыла спросить ваше имя.
- Релкин, леди, из Сто девятого марнерийского.
На ее лице отразилось явственное потрясение. Она сделала шаг назад и прикрыла рот рукой. Релкин, застигнутый врасплох, растерялся.
- С вами все в порядке, леди?
Не получив никакого ответа, Релкин направился к лестнице.
Надо было подняться на шестой этаж. Лестница на первых трех этажах была широкой, каменной. Начиная с четвертого, лестница стала поуже и деревянной. На шестом пролете Релкин почувствовал, что запыхался.
Дверь на крышу была открыта. Оттуда лился поток слов, из которого он смог уловить только отдельные фразы, повторявшиеся снова и снова, словно обрывки молитвы.
- Наступает темнота, темнота.
- Мы должны быть бдительными, но все равно это уже слишком поздно.
- Мы погибаем внутри собственной крепости.
Релкин вышел на крышу. Ветер прекратился, и теперь воздух потемнел от дыма бесчисленных костров для окуривания. Над всем этим висела вонь.
В царственной позе женщина с длинными седыми волосами, перехваченными золотой тесьмой, стояла у сточного желоба. Ее руки были плотно сжаты ладонями вместе, она держала их под подбородком, неподвижным взглядом уставившись вдаль. А у ее ног была пропасть - шесть этажей до мощеной улицы.
Пустые окна на противоположной стороне улицы смотрели на них, наполненные каменным безучастием. Несколько человек собралось внизу, но в эти дни трагедии были столь обычным явлением, что терять время на то, чтобы стоять и глазеть на очередную, почти никто не хотел.
Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.
Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.
- Кто вы? - резко спросила она.
Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.
- Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.
Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.
Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.
- Город погибает, и никто не знает, почему.
- Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, - сказал он и потянулся к ней.
Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.
- Нет, теперь я не могу вернуться, - она вскинула руки в направлении города. - Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.
- Это не так, леди.
- Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.
- Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.
Я в этом уверен.
- Мой сын... - женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. - Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.
- Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.
Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.
- Вы драконир?
- Да, леди. Как вы догадались?
- Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.
- Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.
- У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
- Как видишь, я знаю, я знаю, каково это... Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
- Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
- Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
- До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
- Как твое имя, дитя мое?
- Релкин.
- Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
- Нет, леди, из Куоша.
- Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
- Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
- Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
- Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
- Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
- Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
Она покачала головой.
- Разве такое возможно?
- Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.