Музыка для братьев

Мальчишки спали в Сашиной комнате. Места хватало. Сашка раскладывал свой угловой диванчик, и на нём замечательно умещались Антон с братом. А сам он доставал папин спальник и укладывался на полу. Ему нравилось. Тошкиных родителей укладывали в большой комнате.

Ночь накрыла город. Хотя непонятно, что такое ночь? Сашку всегда интересовал этот вопрос, но с ответом он так и не определился. С какого времени начинается ночь? С момента темноты? С момента, когда люди ложатся спать? Но они ложатся в самое разное время, а иногда и вовсе не спят… Тогда – когда? Ведь после двенадцати наступает уже новый день… Неясно. Так же, как и неясно, куда деваются три минуты. Ведь земля совершает свой поворот за двадцать три часа и пятьдесят семь минут. А день начинается с двадцати четырёх… Куда исчезают эти три минуты? И где в это время их планета?

Сейчас для Сашки ночь значила время сна. В большинстве окошек соседнего дома не горел свет. В комнате и во всей квартире – тишина. Слышно только, как капли дождя рассыпают дробь по железному подоконнику. Посапывает во сне Славка, а вот Антон почему-то ворочается. И пыхтит. Чего ему не спится?

– Тошка… – позвал его Саня.

– Чего? – сразу отозвался друг.

– Иди сюда!

Надо же, он сразу вылез из-под одеяла и очутился рядом.

– Ты чего не спишь? – спросил Саша.

– Не спится. – В темноте Тошкины глаза казались чёрными. И почему-то сердитыми… Саша расстегнул спальник, уселся на нём. Прислушался: тихо. Антон сел рядом.

– Давай, рассказывай.

– Чего рассказывать? – прошептал Антон.

– Почему с папой поссорился?

Это только Шурка мог так сразу спросить. В лоб. И ведь было не обидно…

– Я ему сказал не очень хорошую вещь…

– Зачем?

– Ну… – пожал плечами Антон и опустил глаза. На секунду. А потом сказал, в упор:

– Шурка, папа хочет, чтобы мы переехали. В Швейцарию.

Наверное, у Сашки стал очень растерянный вид. Потому что Антон молчал и смотрел на него. Словно, пытался прочесть… Что прочесть? Ответ? Ведь ясно же, что Антон не хочет! Или он, Сашка, чего-то не понимает?

– Антон… – он не знал, что ответить. – Ты же не хочешь…

Тошка покачал головой.

– А ты бы хотел?

Сашка вздохнул.

– Он, что, на полном серьёзе?

– Шурка, я не знаю… Он пытался меня уговаривать…

– Что говорит? Из-за денег?

– Не только. Говорит, что там спокойнее. Лучше.

– Ну… Может быть.

– Говорит, что нашу страну загадили.

Шурка наклонил голову набок. Пытливо посмотрел на Тошку.

– И что с того? Сразу уезжать?

– Вот и я говорю… Ведь если мы уедем – лучше здесь не станет… Шурка, честно, я же там не был. Может, там и лучше… Но я не хочу. Я не смогу там… – Антон осёкся, потому что хотел сказать «без тебя». Кажется, друг понял и так.

Сашка молчал. Что тут скажешь? Стоит ли говорить, что сердце его повисло в пустоте, а разум и всё его существо, крикнуло: «нет!». Потому что, ну как без Антона? И всё же он спросил:

– Папа, наверное, сильно скучает?

– Да. Он говорит, что ему надоело мотаться туда-сюда. И что там мы будем вместе…

– А Славка? – быстро спросил Сашка.

Антон посмотрел на него. В темноте сложно разглядеть его глаза. Но от них веяло тоской. Такой, что Сашка опустил глаза. А друг, оглянувшись на диван, где спал Славка, чуть слышно прошептал:

– В том-то и дело… Его же не возьмешь за границу. Нужно искать его родителей.

Нужно… В этом нет ничего плохого. И Сашка не сомневался, что они когда-нибудь найдутся. Славка ведь ждёт свою маму… Но:

– Шурка, я не смогу там без него! Он скучает по матери. И я знаю, что нужно её искать. Но одно дело, когда в другом городе, а тут – в другой стране! Как я его оставлю здесь? – отчаянно прошептал Антон. И мысленно добавил: «И тебя…».

– Конечно! Это вообще невозможно! – сказал Сашка.

У Антона заблестели глаза.

– Вот мы и поссорились…

– Что ты сказал отцу?

Антон молчал. Долго. Очень пристально глядя на Сашкин спальник и очень тихо, через силу, произнёс:

– Я сказал, чтобы он искал себе нового сына, – и замолчал. И Сашка замолчал.

Тишина. Тишина наполнялась неловкостью. Такой тяжёлой и вязкой, как плохо вымешанное тесто. И чтобы её разогнать, Антон быстро зашептал, не поднимая глаз:

– Шурка, я не знаю, как теперь мириться…

Сашка вздохнул.

– Мне кажется, что если я извинюсь, то он примет это, как согласие… Я совсем дурак, да?

– Конечно, – сказал Саша. И как-то непонятно посмотрел на Антона.

– Шурка… – Антон не обиделся, – я боюсь, вдруг мы до отъезда так и не помиримся!

– Ох, Тошка… – Сашка весь излучал сочувствие. Жалко Антона. Жалко отца. Но ещё хуже, если они все уедут… Или не хуже? Или другу будет там лучше? Можно ли быть таким эгоистом? Тем более что твой папа каждый вечер возвращается домой.

– Антон… Только ты не сердись. А ты точно туда не хочешь? Может, там и лучше? – осторожно спросил Сашка.

Антон вздохнул. Устало как-то.

– Шурик, я не знаю… Я уже ничего не знаю… Почему-то раньше было проще… Сейчас, когда я представляю себе переезд, то у меня внутри всё колом встаёт.

– Понятно… – задумался друг. И вдруг спросил, – Слушай, а помнишь Женю Шашкина?

Наткнулся на молчание. Антон смотрел на Шурку, пытаясь вспомнить.

– Из интерната, из младшей группы, мелкий такой и приставучий. Всё просил ему нарисовать карикатуру директора, – Сашка хихикнул.

– Ой… – Антон наконец вспомнил, – ну?

– Он в Америку уехал. С приемными родителями.

Шелестел дождь за окном… Время – так же шелестит? Или оно не двигается, как воздух в комнате?

– И как?

– Пишет, что хорошо…

Ему там лучше… Наверное. Антону очень хотелось, чтобы ему, маленькому Жене, было там лучше.… У него же здесь не было брата… И друзей – тоже. По крайней мере, раньше – точно не было.

– А когда он уехал?

– Прошлой зимой.

Помолчали. Антон сел, вытянул затёкшие ноги. Шурка облокотился, подперев голову. Снизу пристально смотрел на него. Вот умел он смотреть так – внимательно, и словно понимая его мысли. И нисколько это Антона не раздражало, наоборот. Как ему не хватало вот этого Шуркиного взгляда и молчания! Выжидательного. Изучающего. Принимающего…

Сашка просто смотрел на друга. Будто книжку читал… Наверное, когда-нибудь он нарисует его. Вот таким вот: курносым мальчишкой, со встрепанными белеющими в темноте волосами, с задумчивым взглядом тёмно-синих глаз. Сейчас в темноте не различишь их цвет, но Сашка знал, что на самом деле, они – как отражение вечернего безоблачного неба… Когда друг думал о чём-то, он неосознанно закусывал нижнюю губу. В темноте это выделялось прямой чертой. Но… Это не трудно нарисовать.

Сможет ли он передать в портрете такое вот предчувствие чего-то большого? Ощущение того, что что-то меняется. Медленно, неотвратимо встаёт над мальчишками. Нависает, как глыба льда… Или просто, затаившись, притихло во тьме? Что это?!

Мама как-то смеялась: «Ты взрослеешь, Сашка…». Взросление… Что это такое?

Почему-то сейчас, в этой сонной комнатке, тёплой, дремлющей, маленькой, зарождалось осознание того, что за её стенами есть пространство огромного мира. Без горизонтов – ограничений. Бесконечное, а потому – немного пугающее. И – никакое: не злое и не доброе, а просто замершее в ожидании их действий и готовое откликнуться сразу – тем, что они туда внесут. Как лёд, готовый ответить рикошетом, если на него бросить маленький камешек… Или как колокол! Сашка прислушался к себе: страшно? Нет. Скорее – непонятно. Пока… Так же, как и непонятно, что делать сейчас. Интересно, а если поделиться этими мыслями с Антоном – поймёт?

Тишина затвердела и ждала, готовая сразу откликнуться словам… Лучше не сейчас, наверное… Сейчас его как-то утешить нужно.

– Знаешь, Антон, – медленно сказал Сашка, осторожно взвешивая и примеряя каждое слово. Как камешек… – Знаешь, Тошка… Мне иногда вот кажется… Может, когда-нибудь в вечности… Будет так, что все мы будем вместе.