Таэ эккейр !

- Живой? - ахнул Лерметт. - Все-таки живой?!

Он и сам понимал, что вопрос его звучит глупейшим образом - ведь покойники не моргают и тем более не дышат, даже и эльфы - но ничего не мог с собой поделать. Он ведь уже и надеяться перестал, что ему удастся отогреть замерзшего эльфа. Просто нельзя было не попытаться... а эльф ожил, и от изумления всевозможные глупости так и лезли на язык. Пожалуй, не было на свете такой глупости, которую Лерметт сейчас на радостях не мог бы ляпнуть или сотворить.

- Кто ты такой? - принц продолжал забрасывать эльфа дурацкими вопросами. - Как тебя зовут? Откуда ты здесь взялся? Что ты тут делаешь?

Едва ли он ждал ответа: трудно предположить, что белое, как снег, существо, у которого еще лед со щек не стаял, найдет в себе силы распинаться о своих намерениях и декламировать родословную. Эльф, однако, ответил, хоть и на своем родном наречии - и опять же трудно ожидать, что он сможет изъясняться на любом другом. Нет, если бы Лерметта вытащили из сугроба, а потом, едва одеялом укутав, принялись выспрашивать, навряд ли он сумел бы продемонстрировать знание языков. Навряд ли он и вообще стал бы отвечать. А вот эльф ответил - но только на последний вопрос.

- Таэ керуин, - чуть шевельнулись белые губы; иней на них пошел трещинами.

Таэ керуин. Умираю. Уж столько-то принц по-эльфийски знал. Вместе со значением слова "керуин" память услужливо подсунула принцу картинку из прошлого: вот он, совсем еще мальчишка, сидит, зажав уши, и монотонно долбит ряды эльфийских глаголов, бесконечные и запутанные, как река с притоками и рукавами: керуин, керейн, керойне... как же там дальше... а, вот!

- Эккейр, - невольно вымолвил он. Ты не умрешь. Не успел Лерметт выговорить это слово, как ему стало стыдно, будто за мальчишескую выходку. Нашел когда познаниями выхваляться! И перед кем - перед умирающим! Тем более что едва ли он верно справился с отрицательным будущим временем кажется, оно не допускало пропуска местоимений... или все же допускало?

Иней на губах эльфа сверкнул в последний раз призраком улыбки и расплылся в капельки воды.

- Эккерейт, - поправил эльф несколько более твердым голосом. Правдиво... нет, правильно будет - эккерейт. Или - лэн эккейр.

- Запомню, - буркнул Лерметт, чувствуя, как у него горят уши. Справиться с этим простеньким на вид словечком по-эльфийски он даже и не пытался. "Помню" - "алуин", это само собой... а вот как там дальше? "Лейр"? "Лойре"? Нет, единственное, что принц мог бы по этому поводу сказать твердо и без тени сомнений, так это "таэ аллейр" - не помню. Вот не помнит он, которое из времен тут можно применить, и все тут. Будущее ближайшее? Получится, что он это запомнит - но минут на пять, не больше. Будущее расширенное? Это которое объемлет собою тысячелетия? Да не запомнит он на тысячу лет - потому что не проживет столько. Не проживет, и все тут. Поганцы эти эльфы. Нагородили грамматику - обычному человеку не пройти, не проехать. Покуда до нужного слова доберешься, у тебя борода вырастет по пояс. Седая.

- Таэ лайри, - подсказал эльф. Голос его звучал на удивление живо словно это и не он полчаса назад был безмолвным сверкающим изваянием в пелене кровавой изморози. - У тебя есть что попить? Горячее? Холодно очень.

Принц молча снял с огня дымящийся котелок. Надо же, до чего эльфы быстро в себя приходят. Человек бы на его месте... ну, положим, человек на его месте не выжил бы вовсе.

Таэ лайри, значит. Будущее принятого решения... или вынужденных обстоятельств? Лерметт стиснул зубы. А ведь ничего не поделаешь, придется вспоминать все, что он полагал не слишком нужным. И заново учить - тоже. Прав был отец. Да, почти все эльфы говорят на людских наречиях, и все до единого их понимают. Но ему сейчас нужно не быть понятым, а самому понять. Затем он сюда и приехал. А не понимая языка, он нипочем не поймет, как эльфы мыслят. Как мыслит даже вот этот один-единственный эльф, прихлебывающий темный горячий травяной отвар с вином. Почему он поступает так, а не иначе. Почему он говорит то, а не иное. Почему он, к примеру, едва оттаяв, так охотно болтает о пустяках... или для него это не пустяки? Вот и пойми, попробуй. Не эльф, а ходячая тайна. Загадка мороженая.

Все-таки ни одна неожиданность даром не проходит... а столько неожиданностей сразу - тем более. Не успел Лерметт вдосталь поразмыслить о жизни и смерти, а вот уже в голову лезут прихотливые, совершенно не относящиеся к делу рассуждения о грамматике - да не просто так, а сплошь с вывертом, с шуточками. И ничего удивительного. Отчаяние, прерванное прежде, чем оно успело перегореть, претворяется иной раз в очень странное опьянение. Лерметт был просто-напросто пьян, причем самым развеселым образом. Сейчас ему ничего бы не стоило не хуже Илмеррана прочитать лекцию о свадебных обычаях гномов или в пляс пуститься, невзирая на усталость... во всяком случае, мысли его именно это и сделали. Все, сколько их есть... кроме вот этой вот, самой последней.

Эта мысль, невзирая на свой мнимо разудалый вид, была никак уж не пьяной, а очень даже трезвой - и более того, практичной. И на ум она пришла вовсе не Лерметту, а - Его Высочеству принцу Лерметту, полноправному и полномочному послу. Стыдно, ох как же стыдно! Едва спасенный эльф очнулся, едва глаза открыл - а заодно с ним открыл глаза полномочный посол... вот уж от кого ни порыва радости, ни даже слова в простоте не дождешься. Это ты радуешься и смущаешься - а он отмеряет, рассчитывает, прикидывает... скотина хладнокровная! А что поделать, если должность у него такая - все использовать: и чужую жизнь и смерть, и свою собственную. Назвался государственным человеком, так и изволь соответствовать. Привыкай.

Нет.

Потому что, привыкнув быть человеком государственным, перестаешь быть человеком.

Лерметт мысленно выругал себя тремя самыми грязными и свирепыми словами, какие пришли на ум. Опьянение схлынуло, остался стыд. Лерметту было совестно перед эльфом за недавнее шевеление холодной расчетливости, пусть даже и мимолетное, пусть даже эльф ведать не ведает об этом позоре, пусть даже Лерметт никогда, никогда себе ничего подобного впредь не позволит - и ведь не позволит: подобные уроки на всю жизнь запоминаются. Все равно стыдно. Настолько стыдно, что на эльфа взгляд поднять, и то невмочь. Но Лерметт все равно заставил себя это сделать.