Страница 2 из 17
К слову сказать, об опасном месте - вот этот валун вовсе не так надежно лежит, как вид оказывает. Притворяется каменюка. Разлегся поперек тропы - такой громадный, такой обманчиво неподвижный... ну прямо так и кажется, что нет силы, способной стронуть его с места. Что тут долго думать - хватайся за приманчивый выступ, видишь, вот же он, просто как нарочно сюда приделан! - ухватись, взлезь на валун да спрыгни по другую его сторону! А на самом деле стоит ухватиться за выступ - и валун перевернется, накатит на доверчивого путника и подомнет его под себя.
Эннеари присвистнул тихонько и задрал голову кверху. Что же... можно и так. Валун, конечно, не ко времени на пути подвернулся, и лезть на него не просто опасно, а самоубийственно - но зачем же лезть, если можно обойти? Вот по этой каменной стене и обойти. Она хоть и выглядит устрашающе - да зато, в отличие от валуна, действительно надежна. И гораздо удобнее для подъема, чем на первый взгляд кажется. Есть на ней и щербинки, и трещинки... будет, куда ногу поставить. Кстати, не так уж высоко лезть придется. Этот обрыв всего-то в десять раз выше Эннеари... ну ладно, в двенадцать. Тоже не расстояние. А там, наверху, проходит еще одна тропинка. Очень удобная. Пожалуй, еще удобнее, чем нижняя. Вот только спускаться по ней придется чуточку дольше... или все-таки нет? Если прибавить шагу, сумерки его не нагонят.
Да и в любом случае другой дороги в обход здесь нет - разве что вернуться назад и попытать счастья на той развилке тропы, которая уходит круто вниз сразу за Цветными Камнями. Вернуться - и потерять не час-другой, а полдня.
Ну вот еще!
Эннеари вновь смерил взглядом расстояние до гребня стены, без всякой нужды поправил зачем-то и без того удобно висящий колчан и положил кончики пальцев на шершавые каменные заусенцы.
Подъем и впрямь оказался нетрудным. Ни разу рука Эннеари не ошиблась в поисках очередного выступа, ни разу нога его не соскользнула с мимолетной опоры. Он и сам не знал, откуда взялось неожиданное ощущение опасности. Словно кто-то невидимый замолотил его спину кулаками, давясь безмолвным криком - и этот несуществующий крик разрывался таким безысходным отчаянием, что Эннеари невольно сделал то, чего никак уж нельзя делать, когда подымаешься по отвесной стене. Покорясь внезапному призыву, пусть несуществующему, но оттого не менее властному, он обернулся - обернулся навстречу уже не предчувствию, а тугому гневному свисту, тяжелому и неумолимому.
Стрела, которая должна была угодить ему в основание шеи, вспорола его левую щеку.
От резкой боли пальцы Эннеари враз ослабели и разомкнулись. Уже понимая, что не успевает, что он сейчас упадет, эльф попытался было сомкнуть пальцы снова - но вместо камня они уцепились за пустоту, и та же самая пустота быстро колыхнулась перед глазами, ударила по ушам гулкими ладонями, дернула за каждый мускул, за каждое волоконце, изгибая, вздыбливая, направляя в неверную сторону... пустота наполнила собой легкие, плеснулась в мозгу, смывая и горы, и небо, и боль в раненой щеке... а потом устремилась вниз, увлекая за собой потерявшее опору тело, вниз, туда, где нет ничего, кроме нее, всевластной пустоты - потому что ничего другого на этом свете нет и вовсе. Вот только она лгала - внизу были камни, была тропа, на которую Эннеари рухнул, самую малость не добравшись до гребня... а еще внизу была темнота.
Эннеари потерял сознание очень ненадолго. Очнулся он быстро, вдоха за два... а очнувшись, понял, что снова не успел. Какого-то жалкого мгновения не хватило, чтобы встать... встать, открыть глаза, раны залечить... не хватило.
- Эй, да ведь это не он! - послышался хриплый голос. - Это другой. С-сволота остроухая!
Кованый сапог с размаху угодил эльфу под ребра. Эннеари почти сумел уже разлепить склеенные кровью ресницы - но удар заставил его вновь крепко стиснуть веки от перехватившей дух боли. Еще один пинок. И еще. Вновь ругательство... только голос уже другой. Еще удар... минуту бы, одну только минуту, единственную, ту самую, которой нет!.. долю минуты хотя бы...
Нелепо, до чего же нелепо. Угодить под стрелу, сорваться со скалы и попасть под сапоги разъяренных своей ошибкой наемников - наемников, которые и охотились-то вовсе не на него... но прикончить они его все равно прикончат - то ли со злости, то ли просто для того, чтобы не оставлять живого свидетеля... и не оставят... потому что никакая живучесть Эннеари сейчас не выручит... ведь ему не хватило минуты, всего лишь минуты... меньше даже, чем минуты... и он не успевал - теперь уже в самый последний раз.
Когда град пинков внезапно прекратился, а ругань сменилась воплями ужаса, Эннеари уже не мог подняться, не мог открыть глаза. Ему казалось, что он не здесь, а где-то далеко - и оттуда, издалека, он скорее угадал отрешенно, чем услышал тяжкое содрогание, подобное исполинскому смеху Хохочущий Перевал недаром так назывался. А следом за содроганием пришел белый гром, накрыв собою всю седловину перевала. Он поглотил и тропу, и валун, и предсмертные крики убийц - поглотил, навалился, сдавил обессиленное тело Эннеари и поволок за собой.
Какой эльф, если он в полном уме и сознании, под камнепад полезет!
Следом за этой гаснущей мыслью пришла другая, совсем уже неотчетливая, как последние отголоски дальнего эха.
Я не успел.
Если глядеть только на клинки, взлетающие навстречу небесной синеве и солнечному сиянию, легко можно было представить себе, что это сказочный великан жонглирует двумя кинжалами. Однако клинки были не кинжалами, а двуручными мечами, и в полет их посылал отнюдь не великан.
Бывший - давно, очень давно, десять уже лет, как бывший! - канцлер Селти проделывал это упражнение каждодневно. Не для того даже, чтобы не размякнуть - хотя и опуститься, утратить былую силу и сноровку... о таком он не мог и помыслить. Вообразить свое тело обрюзглым, согбенным, с обвисшими мускулами... о нет! И все же Селти жонглировал мечами не ради того, чтобы не утратить формы. Просто ему нравилось это занятие. Ему нравилось раз за разом покорять тяжкое могущество стали. Даже и одним двуручным мечом швыряться - всякий ли сможет? А он, Селти, заставляет летать два меча. Это повинуясь велению его руки и ничьей иной клинки летят вверх и вновь послушно подставляют рукояти своему господину. Это он, Селти, способен принудить их к послушанию. Это его сила смиряет упрямую тяжесть и посылает мечи в полет наперекор их природе.