Страница 5 из 10
— У основания семи небес есть шаман Дьелвис с семью бубнами. Съезди к нему, пусть пошаманит: есть ли где-то душа-кут нашего ребенка?
Налила в кожаный сосуд-тажур молочной водки-араки. Старик поймал своего рыже-серого коня, золотой широкий потник положил, вьючное седло перекинул, шестьдесят подхвостников надел, шестьдесят подпруг натянул. Тажур араки приторочил к седлу, пересчитав шесть стремян, сел на коня и направился к шаману. Ехал-ехал, хоть и далеко до дальней земли, а все же доехал. Привязал рыже-серого коня к коновязи, взял тажур и вошел в жилище шамана. Араку хозяину поднес, а сам стал кланяться.
— Что почуял, что увидел, каан-бий? — шаман спросил. — Зачем приехал?
— Пущенная стрела от камня не возвращается, посланный гонец от бия не возвращается, поручение не выполнив. Моя старуха попросила, чтобы вы пошаманили и узнали, есть ли где-то душа-кут нашего ребенка. Потому и приехал, — сказал Ак-Каан.
— Эх, давно я не шаманил! — вздохнул шаман и, взяв колотушку, принялся камлать. А закончив, так сказал:
— У тебя во дворе есть рыжий жеребец, вожак табуна. Принеси его в жертву, в нем душа-кут вашего ребенка.
Выслушав его, старик Ак-Каан поехал домой. Старуха его встречает и спрашивает:
— Что сказал шаман?
Ак-Каан ответил:
— Шаман сказал, что у меня во дворе есть рыжий жеребец, вожак табуна; оказывается, в нем и спрятана душа ребенка.
Стала требовать жена у старика, чтобы он привез шамана и сделал жертвоприношение. Ак-Каан поехал к шаману Дьелвису, живущему у основания семи небес.
Долго-долго ехал, хотя и далеко было до той земли, но все же доехал. Привязал коня к коновязи, вошел в аил, кланяется.
— Теперь что случилось? — шаман его спросил.
— Пришел позвать, чтобы сделали жертвоприношение, — отвечал старик.
— Что же я столько не шаманил, — вздохнул шаман, подал старику семь бубнов и отправился с ним. У дома Ак-Каан поймал рыжего жеребца, и принесли его в жертву. На следующий день поехал старик отвозить шамана домой.
Долго-долго ехал, хотя и далеко было до дальней земли, но съездил. Когда вернулся, старуха, оказывается, шестой месяц беременна. Еще немного пожили, и родилось у них семеро мальчиков.
Но вот прошло время, и старуха опять стала требовать у Ак-Каана:
— Зрение мое стало портиться, кто будет наших парней обшивать? За шестью небесами есть шаман Алаш с шестью бубнами. Съезди туда, попроси пошаманить: есть ли где душа-кут девочки?
Налила ему араки в тажур. Старик, поймав рыже-серого своего коня, положил золотой широкий потник, перекинул вьючное седло, надел золотой подхвостник, подтянул золотые подпруги. Тажур с водкой приторочил, пересчитав шесть стремян, сел на коня и поехал. Хоть и далеко было до дальней земли, раз поехал, доехал до шамана Алаша с шестью бубнами. Привязав коня к коновязи, стал кланяться.
— Что ты кланяешься, каан-бий? — спросил шаман.
— Пущенная стрела от камня не возвращается, посланный гонец от бия не возвращается, поручение не выполнив. Моя супруга попросила, чтобы вы пошаманили и узнали, есть ли где-то кут девочки, — так сказал Ак-Каан.
Взяв свою колотушку, шаман стал камлать. После ответил:
— Во дворе у тебя есть рыжая кобыла, вожак табуна. Принеси ее в жертву: в ней душа девочки.
Выслушав его, старик Ак-Каан поехал домой. Жена вышла ему навстречу.
— Что сказал шаман? — спросила она.
Старик рассказал все, что услышал сам от шамана. Старуха опять стала надоедать мужу, чтобы сделал он жертвоприношение рыжей кобылой. Ак-Каан сел на своего рыже-серого коня и поехал к шаману Алашу.
Приехав, привязал коня к коновязи, зашел в его золотой дворец и стал кланяться.
— Что теперь случилось, каан-бий? — спросил шаман.
— Пущенная стрела от камня не возвращается, посланный гонец от бия не возвращается, поручение не выполнив. Приехал позвать, чтобы принесли в жертву рыжую кобылу, — ответит Ак-Каан.
— Разве столько я не шаманил, зачем так кланяешься? Так и быть, поеду, сделаю жертвоприношение, — так сказав, он подал старику шесть бубнов, и поехали.
Но вернувшись, подумал Ак-Каан: «Чем приносить в жертву вожака табуна, рыжую кобылу, лучше принесу рыжую собаку, которая сидит у моего порога». Рыжую собаку он и поймал, и ею сделали жертвоприношение. На следующий день поехал отвозить шамана домой.
Хоть и далеко было до дальней земли, но съездил. Когда вернулся, его старуха, оказывается, была шестой месяц беременна. Прожили еще, и жена родила девочку с шестью глазами.
Однажды старший сын, Мака-Маатыр, без сна ночью лежал. В колыбели девочка туда качнулась, сюда качнулась, затем встала и пошла. Поймав одного теленка, бросила в очаг. Немного пожарив, вытащила и стала есть: большие кости изо рта выходили, мелкие кости из ноздрей выходили. Она кости сожгла, пепел сдула. В колыбель легла, туда качнулась, сюда качнулась и уснула.
На следующую ночь Мака-Маатыру опять не спалось. Колыбель туда качнулась, сюда качнулась, девочка встала и пошла. Жеребенка поймала, принесла, бросила в очаг.
Немного пожарив, стала есть: большие кости изо рта выходили, мелкие кости из ноздрей выходили. Кости сожгла, пепел сдула. Колыбель туда качнулась, сюда качнулась, она легла и заснула.
На третью ночь все опять крепко уснули, только Мака-Маатыру не спалось. Когда наступила полночь, колыбель туда качнулась, сюда качнулась, девочка встала и пошла. Принесла бычка и бросила в очаг. Немного пожарив, стала есть: большие кости изо рта выходили, мелкие кости из ноздрей выходили.
Кости сожгла, пепел сдула. Б колыбели туда качнулась, сюда качнулась, легла и уснула.
Наутро Мака-Маатыр сказал матери:
— Приготовь припасы, я хочу на охоту съездить.
Сестра стала проситься, чтобы он взял ее с собой.
— Я недолго буду, через два-три дня вернусь. Вот поеду надолго, возьму тебя с собой, — сказал Мака-Маатыр и уехал.
Но, поехав, бросился туда, куда ноги унесут, куда голова поведет, — без оглядки сбежал из дома.
Сколько проехал, неизвестно, далеко уже был, когда встретился ему Улуг-Пий, Великий Господин.
— Куда ты едешь, человек? — так спросил он его.
— У кого нет семьи, семью хочу создать, у кого нет брата, братом хочу быть, — ответил Мака-Маатыр.
Улуг-Пий сказал:
— Живи у меня.
Стал Мака у бия работать. Было у Улуг-Пия три дочери. Две замужем, а третья ходила и говорила: «За хорошего человека замуж пойду, хорошую одежду носить буду». Мака-Маатыр на этой девушке и женился.
Много ли, мало ли прожили, два свояка стали наговаривать тестю на Мака-Маатыра:
— Твоя младшая дочь собиралась выйти за хорошего человека, хотела носить хорошую одежду, а вышла за слугу. Твой младший зятек хвалился, что принесет самые большие перья птицы Пуруш.
Улуг-Пий позвал Мака-Маатыра:
— Говорил ли ты, что принесешь перья птицы Пуруш? Принеси же мне их.
— Я не слышал ни о какой птице Пуруш и не говорил так, — сказал Мака.
— Пойдешь — иди, не пойдешь — отрублю голову, положу вместо икр, отрублю ноги, положу вместо головы, — сказал грозный Улуг-Пий.
Мака-Маатыр, плача-рыдая, пришел к жене, рассказал ей все.
— Зачем ты плачешь? — спросила жена. — Пойдешь отсюда, дойдешь до дальнего болота. Посреди него будут стоять семь лиственниц, на вершине одной лиственницы свили круглое гнездо птицы Пуруш, — сказала она. Потом приготовила еду, и богатырь Мака уехал.