Богатырская работенка

– Ц… ц… – от испуга я начал заикаться.

– Я тебе цыкну! – произнесла средняя голова адского пса, впившись в меня яростным взглядом.

Я отрицательно замотал головой, пытаясь сказать, что не цыкать на него собирался, а хотел по имени обратиться. Обычно на животных, хотя бы частично одомашненных, звуки их клички действуют успокаивающе.

Бабах! – прогрохотало у меня за спиной. Мимо уха, взъерошив волосы, просвистела пуля.

Я распластался на земле, накрыв голову руками.

– Апчхи!

Но повторного выстрела не последовало.

Вместо этого открылась дверь избушки и на пороге возникла старуха неопределенно древнего возраста и неописуемо отталкивающего облика. В молодости, при всплеске буйной фантазии, ее можно представить статной девицей под два метра роста, с роскошной черной косой и острым носиком. Но прожитые века, ибо годам с этим не справиться, внесли в облик хозяйки торчащего посреди леса домика глобальные изменения. Спину изогнуло колесом, отчего образовавшийся горб оказался выше головы, а рост несчастной уменьшился вдвое. Если бы я увидел ее издали, подумал бы, что это гном или каменная баба с кургана. Некогда острый вздернутый носик еще больше заострился и, вытянувшись в длину, поник, сделавшись похожим на пупырчатый огурец. Губы усохли до тоненьких ниточек, обнажив беззубый провал рта… Ой! Извините. Не досмотрел. Один зуб все же остался. Желтый, острый как клык саблезубого тигра, он нависает над нижней челюстью и немного выступает за кончик носа. А вот глаза у древней карги молодые. Это пугает до оторопи. Да… это совсем не та ведьма с приятными взору формами, которая промелькнула над нашими головами у руин замка. Та наверное дальше полетела.

– Почто песика забижаете?! – грозно вопросила хозяйка избушки, уперев руки в боки и нахмурив колючие ежики седых бровей. Небо как-то молниеносно заволокло грозовыми тучами, на горизонте начали ветвиться сполохи молний, в лицо ударил резкий порыв пронизывающего до костей ветра…

– Апчхи!

Треглавая псина опустилась на хвост и, сфокусировав на мне взгляд всех трех своих пар огненных глаз, поддакнула:

– Да!

Я повернулся к Грише, предоставив ему возможность отвечать за свой выстрел.

При всем желании ответить он уже не мог.

Вместо братка стоит его каменная статуя, на которой успели пару-тройку раз отметиться голуби. И где они только взялись? Вроде же не видел ни одного… Гремлин исчез, возможно убежал с перепугу.

– Чего молчишь?! – в голосе старой карги появились злорадные нотки. – С тобой разговариваю.

– Со мной? – на всякий случай уточнил я.

– С тобой, касатик, с тобой, – подтвердила старуха, перехватив метлу с корявой рукоятью и пучком растерявших иголки еловых ветвей на манер шеста шаолиньских монахов. – Дружок-то твой, колдун заморский, нынче не особо разговорчив.

– Что вы с ним сделали?!

– В камень обратила, – оскалилась старуха. – Мы хоть люди и дремучие, но тоже кое-чего наворожить можем. Так что отвечай лучше, кто таков?

– Иван.

– Наш значится? Добрый молодец, поди? – опустила клюку старушенция.

– Не то чтобы так уж, – я несколько растерялся. – По-разному бывает.

– А чего тогда приперся, песика напугал?

– Тяв!!! – в три пасти поддержал возмущение хозяйки трехглавый пес. Вернее, кутенок. Хотя и размером с хорошего теленка.

– Цыкал на меня, – доложила средняя голова.

– Не цы…

– И чего тебе от Бабы Яги надобно?

– Так вы бабушка Яга? – прозрел я. Кощей Бессмертный, а теперь еще и Баба Яга… кажется не в восемнадцатом веке мы очутились, ох, не в восемнадцатом. Но вот этого точно быть не может. Сказки все это… то бишь вымысел.

– А то кто ж? Баба Яга собственной персоной и есть.

– Круто!!!

– Да чего там, – засмущалась ведьма. – Мы люди тихие, за славой не гоняемся.

– Я про вас столько слышал…

– Сказки, – отмахнулась Яга.

Вот тут я не нашел что возразить. Вроде как действительно… сказки.

– Да ты проходи в избу, пирожками попотчую, – предложила ведьма, сунув метлу под мышку.

Трехглавый пес подошел ко мне, и пока средняя голова обнюхивала, правая залезла в сумку, а левая схватила зубами шнурок и потянула на себя.

– Хороший, Цербер, – погладил я мутанта поочередно по трем загривкам.

– Как ты сказал? – подскочила Баба Яга.

– Цербер.

– Точно! – Ведьма смачно треснула себя по лбу. – Вот ведь память дырявая… Совсем запамятовала.

– Что?

– Да как песика зовут… Цербер. Точно. А ты откуда знаешь?

От пронзительного взгляда голубых глаз стало неуютно, словно стою я перед старой каргой в чем мать родила, и она это самое «в чем родила» пытается с меня содрать. Вместе с кожей.

– Ч-ч-читал.

– Как? – растерялась Яга.

– Черным на белом.

– Тьфу ты, срамота какая! Содом неприкрытый…

Не зная как отреагировать на последнее высказывание древней ведьмы, я сделал вид, что вот только сейчас в голову пришла неожиданная мысль.

– А я думал, у вас избушка на курьих ножках. А она на обыкновенном пне.

Баба Яга молодецки спрыгнула с крыльца на землю и уставилась на жилище с таким видом, что я заранее заткнул уши, ожидая истеричного вопля: «Окорочка украли-и-и!!!»

Но крика не последовало. Ведьма, по-старчески кряхтя, повернулась ко мне и, оперши скрещенные руки на помело, пояснила:

– Так ить избушка-то на яичках сидит, вот лапки и поджала.

– Это как?

– Ну как-как?! Обыкновенно. Ты что ли ни разу не…

– Слава богу, ни разу. Это ведь должно быть ужасно больно!

– … ни разу не видел, как несушка на яйца садится, цыпляток высиживая.

– Так изба что, цыплят высиживает? – уточнил я, невольно покраснев.

– Почему цыплят?

– Но вы ведь сами сказали, что дом… э-э-э… изба на яичках сидит.

– Сидит. Но она же не курица, чтоб цыплят высиживать.

– Так у нее из яиц избушки вылупятся? – Сказать, что я обалдел, значит ничего не сказать. Хотя как-то же они размножаться должны, почему не так?

– Ага.

– Ни фига себе!

– Фига, – согласилась Яга. – Так ты идешь в избу? Самовар поди совсем остыть успел.

– Иду, но…

– Что?

– Можно Гришу расколдовать? Пожалуйста.

– Это колдуна заморского, что Цербера обидеть хотел?

– Он не колдун, – заступился за братка я. – Он просто испугался.

– А не брешешь? – подозрительно прищурила правый глаз Баба Яга.

– Честное пионерское! – Слова соскочили с языка раньше, чем я сообразил, чем собираюсь поклясться, но, к моему вящему удивлению, древняя карга серьезно кивнула в ответ.

– А коли сниму с попутчика твоего наговор, не станет он женщину слабую и беззащитную забижать?

– Нет.

– Ну тогда ладно.

Баба Яга подняла помело и, смахнув с носа окаменевшего Гриши воображаемую пыль, направилась в избу.

– Но он не расколдовывается, – осторожно коснувшись пальцем твердой щеки братка, заметил я.

– Долгое это дело, хорошо ежели денька через три-четыре в себя придет, – пояснила ведьма.

– А быстрее никак нельзя?

– А ты куда-то спешишь?

– Нет… но да.

– Быстрее не могу, – вздохнула Яга. – Ежели сразу наговор снять, так живая вода для того нужна.

– А она существует? – заинтересовался я. Мне бы бутылочка, а то и две не помешали.

– А то как же, существует. Только добыть ее трудно. Ежели желаешь, так я тебе клубочек путеводный дам, он тебя приведет куда надо.

– Давайте! Я сбегаю.

– Поешь хотя бы на дорожку, – посоветовала Яга. – Путь тебе предстоит далекий. Горами, что до небес головами седыми достают, песками, что всякому путнику пятки огнем палят, лесами нехожеными, куда и лешие ходить не отваживаются, реками, озерами, морями…

– Пожалуй, лучше я несколько дней подожду, пока Гриша сам откаменеет.

– А и то дело. Заходи.

– А он? – указал я на окаменевшего братка.

– А чего с ним станется? Он же каменный.

– Все равно нехорошо, – засомневался я. – Пойдет дождь, намочит.