Страница 6 из 19
Эмиссар замер, почувствовав, как шерсть на загривке встала дыбом.
– Нет! – воскликнул он.
Но слишком поздно.
– Не смей им приказывать! – Консалия бросилась вперед, едва ощутив ослабшую хватку. – Я у них главная! Я их вожак, а не ты! Я вожак!
Даже Эберн не успел среагировать на внезапный рывок. Он не ожидал, что фра-гатляур вновь впадет в ярость по каким-то надуманным причинам и из-за пары слов. Ее душевное расстройство оказалось тяжелее, чем предполагалось. Момент, когда Консалию еще можно было спасти, уже упущен.
«Я совершил ошибку, – признал эмиссар, с трудом проталкивая свое тело сквозь загустевший из-за застывшего времени воздух. – Бедная девочка…»
Но даже если бы Эберн был готов, он все равно не успел бы перехватить лейтенанта, обратившуюся дикой пантерой. Поэтому ему оставалось только наблюдать, как она губит саму себя.
Ее целью был Вилбер. Командир гвардии до сих пор стоял у дерева и не имел ни единой возможности отступить или увернуться. Выход очевиден – использовать силу противника и победить.
Рыжий гатляур инстинктивно выхватил тесак и шагнул навстречу Консалии. Ей уже не остановиться в своем броске. Траектория известна, момент рассчитан. Она налетит грудью прямо на острие клинка. Прием прост и привычен. Движения точны и смертоносны. Все отработано до мелочей.
С таким раскладом Вилбер не может потерпеть поражение. Даже от нее. От фра-гатляур из его общины…
– Нет.
Рука с тесаком опустилась. В следующее мгновение черная молния врезалась в командира гвардии. Он отшатнулся обратно к дереву, издав короткий хриплый рык, и печально усмехнулся, почувствовав, как клыки Консалии впились в прокушенную шею.
«Прости меня, девочка. Я чуть не убил тебя… Прости…» – янтарь в глазах Вилбера помутнел и застыл, навсегда сковав внутри себя потухшие желтые искры. Борьба благородного воина и свирепого зверя в его взгляде подошла к концу. Но победила только смерть.
Сердце бешено стучало в груди Консалии, разгоняя по венам эйфорию долгожданного свершения. Она наконец-то стала той, кем должна была стать. Она доказала свою силу. Теперь она – вожак стаи! И никто не посмеет оспаривать ее главенство. Никто! Ни растерянные бойцы, ни любой другой гатляур, какой бы породы он ни был и какое бы положение в общине ни занимал. Даже Абелар не осмелится воспротивиться воле истинного вожака, не говоря уж про…
Эберн вонзил в ее спину кинжал. Не будучи полностью уверенным в том, что попал в сердце, эмиссар резко выдернул клинок и ударил еще раз.
Не издав ни единого звука, Консалия тяжело упала на землю. Перед ней лежало тело Вилбера. Почему-то только сейчас фра-гатляур осознала, что его убила именно она. Нет, не так… Он позволил ей убить себя. Даже если Консалия была намного быстрее и свирепее командира как зверь, она оставалась слишком слабой как гатляур. Вера в общину и забота о сородичах – как она могла забыть об этом?
– Слишком слаба… – тихо прошептала Консалия.
Она умерла спокойно. Умерла, глядя на грустную улыбку Вилбера. Все-таки, даже проиграв, он остался вожаком. Ее вожаком.
Эберн сделал несколько шагов назад. Окровавленный кинжал выпал из дрожащих рук. Произошло немыслимое – гатляур убил другого гатляура. И это произошло дважды!
– Я предал общину, – прохрипел эмиссар, повернувшись к остолбеневшим бойцам.
Они переглянулись. Кажется, в их коротких взглядах смысла было больше, чем в некоторых речах. Но его невозможно выразить словами, все витало на уровне чувств.
И Эберн почувствовал. В тот же миг он опустился на колени и зарыдал. Эмиссар не мог объяснить, что творилось в его душе. Но что бы это ни было, оно рвалось наружу вместе со слезами и воем. Горечь утраты, облегчение, ощущение собственной слабости, страх, перевозбуждение – все смешалось воедино, поглощало и порождало само себя, образовывало пустоту и тут же заполняло ее, умирало и возрождалось вновь…
– Мне нет прощения, – медленно выдохнул Эберн, вставая на ватные ноги.
Кажется, немного полегчало. Мысли в голове неспешно осели на дно разума, и ворошить их без лишней надобности пока не хочется. Увы, с действительностью это не работает – здесь желания не помогут. И ничто уже не вернет к жизни Вилбера и Консалию.
– Если подумать, то все к этому и шло, – наконец нарушил тишину один из гатляуров. – Мы знали, что лейтенант нездорова, не в себе. Но продолжали верить и пытались помочь ей.
– Однако она покинула нас, – вторил ему другой. – Ушла в свою стаю. Стаю из одного.
– Ее рассудок помутился, – подхватил третий. – Она жертва, но это не давало ей права идти против общины.
– Ты поступил правильно, Эберн.
– Тебе и не нужно просить прощения.
– Мы доверяем тебе.
– Убив ее, ты не предал нас. Наоборот, ты защитил идеалы народа гатляуров.
– Ты изменился, Эберн. Мы все изменились, но ты – по-особенному.
– Мы слышали твои слова…
– Ты прав.
– Нам нужна твоя помощь. Веди нас своим путем.
– Верным путем.
Каждый из гатляуров по очереди подошел к эмиссару и коротко кивнул. Но в этих кивках было больше уважения, чем в некоторых поклонах. Эберн нуждался в поддержке, и он ее получил. Община с ним.
В этот момент вернулись два бойца, отправленные Вилбером в дозор. Они давно уже почуяли неладное, но не смели нарушить приказ и покинуть пост раньше времени. Увы, по прибытии разведчики обнаружили трупы командира и лейтенанта.
– Она предала нас? – осторожно поинтересовался один из них, переведя взгляд с разорванной шеи Вилбера на окровавленную мордочку Консалии.
– Да. Нет… – Эберн подошел к трухлявому пню, устало сел на землю и прикрыл глаза. – Она предала нас, но не себя. А мы – наоборот. Кажется. Я не знаю, не совсем понимаю… Здесь нет кого-то одного виноватого. Мы все виноваты, все ошибались. Издавна…
Гатляуры, присутствовавшие при смерти бывших командующих, рассказывали вернувшимся о произошедшем, пока эмиссар осторожно взбивал осадок в своей голове. Он привык решать проблемы сородичей, когда они были связаны с иными расами или какой-то внешней угрозой. Но как быть с проблемой, которая столь долгое время оставалась незамеченной и усугублялась с каждым новым поколением? Неправильный образ жизни рано или поздно погубит его народ. Однако если удастся найти золотую середину, сбалансированное решение, которое не перечеркнет все достижения и ценности гатляурской общины… Но как?
– Так… Что мы теперь будем делать?
– Сначала проводим павших в последний путь, – Эберн открыл глаза и посмотрел на раскидистые кроны деревьев: – Лучше места не найти.
– А потом?
– Потом… – эмиссар задумался.
Если будущее гатляуров не связано с Атланской империей, то и в репутации нет никакой нужды. Значит, следуя такой логике, можно вернуться в Камиен прямо сейчас. Поговорить с Абеларом, все продумать и решить организационные вопросы грядущего исхода, если все поддержат его…
Однако, как отметил Вилбер, самовольный уход из карательной экспедиции Ферота и какая-то внутренняя тайная деятельность сразу же вызовут у атланов лишние подозрения. Светлейшие правители мира сего и так косо смотрят на гатляуров из-за природных особенностей связи со Светом, не говоря уж про многочисленные претензии в торговле и наемнической деятельности.
Словом, если не выполнить миссию Иустина по поимке одержимого, то времени у общины останется очень мало, прежде чем атланы окончательно поверят в теорию заговора и… лучше не думать, что тогда произойдет.
– Проблемы настоящего надо решать в настоящем, а проблемы будущего – когда оно станет настоящим, – повторил слова командира гвардии Эберн и облегченно выдохнул, почувствовав хоть какую-то определенность. – Закончим начатое. Поймаем Ахина и отдадим его бледнорожим. А пока они с ним развлекаются, мы спокойно разберемся со своими делами.
– Разумно, – кивнули бойцы и переглянулись: – Собираем ветки.
Традиционный гатляурский похоронный обряд должен был проходить ночью, но, к сожалению, такой роскошью, как время, они сейчас не обладали.