Страница 3 из 13
– Дизентерия?! – хором ахнули все сотрудники, включая саму Елену, и так же хором сказали: – Не может быть!
Чистоте и вообще соблюдению санитарно-гигиенического режима Елена придавала огромное значение. И потому, что сама была записной чистюлей, и потому, что в общепите иначе нельзя. Повариха, утянувшая домой продуктов с кухни, или обсчитавшая клиента официантка в первый раз могли рассчитывать на снисхождение. Ну, попутал бес, бывает, если человек осознал и больше не грешит, то пусть работает дальше. Но за нарушением санитарно-гигиенических норм немедленно следовало увольнение. Пусть по городу ходили разговоры о том, что Гурбина «зверь-баба» и «совсем без понятия», потому что увольняет за ковыряние в носу или за ненадетый колпак, но зато за все время существования «Старого города» здесь ни разу никто не отравился. Да что там отравился, волоса никто в тарелке не нашел, не говоря уже о мухе или таракане. «Ворожишь ты, Анатольевна, что ли?! – завистливо удивлялись конкуренты. – Дому в обед сто пятьдесят лет, а никакой в нем живности…» «Ворожбой тут не поможешь, – отвечала Елена, – травить надо как следует и объедки по углам не собирать». И медицинские книжки ее сотрудники получали и продлевали не по блату, а как положено – со сдачей всех анализов.
– Может, может, – сказал Запрудин, снова переглядываясь с Гусевым. – Раз есть потерпевшие, то…
– Но мало ли где они могли отравиться! – подумала вслух Елена.
– Вот мы и пришли внести ясность, – насупился Запрудин, недовольный тем, что его перебили.
Он вытер платком вспотевшую лысину и сунул его обратно в карман. Кончик платка остался торчать наружу. Эта маленькая деталь сразу же изменила впечатление – был у человека солидный вид, а стал комичный. Однако Елене сейчас было не до смеха.
– Вот распоряжение. – Ермакова достала из папки лист бумаги, вложенный в прозрачный файл.
Капитан тоже махнул в воздухе какой-то бумажкой, но молча.
«Пришли внести ясность таким «звездным» составом, – подумала Елена. – Это не к добру…»
С Запрудиным и полицейским капитаном ей по делам раньше сталкиваться, к счастью, не приходилось, а вот привычки чиновников из потребнадзора она изучила хорошо. Ни Гусев, ни начальники отделов не любили лишний раз выходить «в поле», так у них назывались проверки. Не царское это дело, по объектам бегать. На проверки выходили рядовые сотрудники, максимум – заместители начальников отделов, а высокое начальство, опираясь на факты нарушений, выявленные подчиненными, принимало решения, определяло меру наказания. А тут вдруг собрались и нагрянули сами. Для чего? Ясно для чего – для придания большего авторитета проверке. Уж не «варяги» ли постарались?
– Начинаем работать! – скомандовал Гусев. – Елена Анатольевна, пройдемте к вам в кабинет для разговора.
– Нет уж, – встрял Запрудин, – с Еленой Анатольевной сначала пообщаюсь я!
Гусев флегматично пожал костлявыми плечами и обернулся к Гене. Капитан подошел к поварихам. Сотрудники потребнадзора разбрелись по залу, разложили на столах принесенные с собой папки, чемоданчики и деловито защелкали замками. Маша вытащила из висевшей у нее на плече замшевой торбы блокнот с ручкой и подошла к барной стойке, явно намереваясь послушать, о чем Гусев будет спрашивать Гену.
– Могу ли я узнать, что здесь делает госпожа Щерба?! – громко спросила Елена, глядя на Машу. – Она перешла на работу к вам, Владимир Никифорович?
– Прессу решено привлечь, потому что случай м-м… резонансный, – сухо пояснил Гусев.
– Но если Елена Анатольевна против, то я конечно же уйду, – сказала Маша, не убирая блокнота и вообще не отходя от стойки. – Я же нахожусь тут, так сказать, на общественных началах. А вопрос, между прочим, показательный. Лакмусовая бумажка. Прессы боятся те, кому есть что скрывать.
Елена махнула рукой – черт с тобой, оставайся – и направилась в свой кабинет. Следом за ней шел Запрудин. Он шумно дышал, и Елена подумала, что у него, наверное, больное сердце. Мама после инфаркта дышала точно так же. Сделает два шага – и «уффф… уффф»…
Проверка растянулась на четыре часа. Отовсюду были взяты смывы, даже стол в кабинете Елены не минула эта участь. Взяли мазки у присутствовавших сотрудников, велели всем отсутствующим завтра утром явиться в управление потребнадзора. Также были взяты пробы всех продуктов, в том числе и из стоявшего в комнате отдыха холодильника для сотрудников, в котором хранились продукты для личного употребления.
– Вот уж ни за что не поверю, будто ваши сотрудники питаются не с кухни! – сказал капитан, фамилию которого Елена в суете не запомнила, то ли Капорцев, то ли Камордин, то ли еще как-то на «к».
– У нас по выбору, – объяснила Елена. – Можно брать обеды из меню, мы их сотрудникам считаем по себестоимости, можно приносить свое. Кто-то экономит, кто-то на диете. Опять же, если человек сходит в магазин во время перерыва, ему же надо куда-то продукты положить.
– Какая вы заботливая, – усмехнулся капитан.
Не то похвалил, не то поддел, Елена так и не поняла. После часовой беседы с Запрудиным голова стала тяжелой. Трудно отвечать по нескольку раз на одни и те же вопросы, да еще такому неприятному собеседнику, как Запрудин. Может, это у него профессиональный метод такой, давить и угрожать, чтобы преступники быстрее сознавались, но она же не преступница. Два года в лучшем случае, десять лет в худшем – что за бред?!
– Докажите сначала, что это моя вина, а потом статью поминайте, – сказала она Запрудину.
– Докажем, – пообещал Запрудин. – Можете не беспокоиться.
Логики в его словах не было никакой, потому что беспокоиться Елене полагалось как раз в противном случае…
Спустя пять дней (кафе все это время не работало) Гусев ознакомил Елену с результатами исследований. В смывах, взятых с кухонного оборудования, и в санузле для персонала была обнаружена дизентерийная палочка. В мазках сотрудников палочки не нашли.
– Вы же видите, Владимир Никифорович, что в этом нет никакой логики, – сказала Елена Гусеву. – Если все сотрудники здоровы, то откуда взяться палочке на кухне и в санузле?
Сказать, что она была ошарашена результатами исследования, означало не сказать ничего.
– Вроде как здоровы официальные сотрудники, – ответил Гусев, сделав ударение на словах «вроде как» и «официальные». – А кого вы там привлекаете к работе, я не знаю. В «Коканде», например, по штатному расписанию числилось пятеро, а на самом деле работало втрое больше.
– Ну, вы и сравнили! – вырвалось у Елены.
«Коканд» был грязной привокзальной забегаловкой, в которой постоянно кто-то травился. Но тем не менее забегаловка просуществовала около пяти лет. Под самым носом у управления потребнадзора, расположенного на противоположной стороне привокзальной площади. «Коканд» работал бы и до сих пор, если бы в прошлом году туда не занесло охочего до скандалов столичного блогера. Тот ухитрился сфотографировать не только мух с тараканами в обеденном зале и крыс на помойке во дворе, но и каким-то неведомым путем (а скорее всего, при помощи подкупа) проник на кухню и сделал там несколько особенно шокирующих снимков. Пост под названием «Поесть в Рогачевске и умереть» имел большой резонанс. «Коканд» закрыли. Спустя неделю его владелец открыл на автовокзале кафе «Звезда Востока», но это уже другая история.
– А для нас все, кто оказывает услуги населению, равны, Елена Анатольевна. – Уголки тонких губ Гусева дрогнули, изображая некое подобие улыбки. – Перед законом все равны, разве вы не знали?
Перед законом… По факту заражения дизентерией двоих посетителей кафе «Старый город» было возбуждено уголовное дело. В «Рогачевских вестях» появилась статья в полстраницы под названием «Болеть подано». Теперь уже у Елены не оставалось никаких сомнений в том, что на нее наехали «варяги».
3
Дом, в котором находилось кафе Елены, в городе называли Руинами. Старинному зданию, построенному в конце девятнадцатого века, не повезло. В нем не останавливался проездом великий пролетарский писатель Максим Горький, не собирались на сходки большевики, не происходило никаких судьбоносных исторических событий, и потому оно не получило статус памятника старины, охраняемого государством, и к началу двадцать первого века пришло в совершенный упадок. Памятники, в отличие от обычных домов, могут рассчитывать на бережное отношение и повышенное внимание, как-никак достопримечательность. Достопримечательностей в Рогачевске было маловато. Три главных – вид на Волгу с набережной, старообрядческая церковь с фаянсовым иконостасом и здание вокзала, как две капли воды похожее на вокзал в Твери. Согласно легенде, отцы города подкупили некоего инженера-подполковника, руководившего строительством вокзала, и тот «ошибся», «перепутал» проекты, отгрохал в уездном Рогачевске такую же махину, что и в губернском городе. Главные достопримечательности дополнялись мелкими – несколькими никому не интересными памятниками, избами с кружевными наличниками, которых год от года становилось все меньше, и заброшенной водокачкой, которую облюбовали в качестве постоянной резиденции местные бомжи. Десять лет назад никто и представить не мог, что в Рогачевске может иметь место такое явление, как туристический бум…