Страница 4 из 11
В воскресенье всех привели в клуб на просмотр кинофильма. Название запомнилось – «Человек-амфибия», а когда в титрах появился директор картины, весь зал уже спал.
Ежедневную муштру разбавляли занятия по морской практике, пока под хоровое пение «Варяга» не утопили Ял-6. Ближе к концу начались тренировки по принятию присяги. На гражданке народ совсем без фантазии, ведь могли же разнообразить жизнь тренировками выхода замуж или, к примеру, вступления в партию.
Это был цирк. Перед строем стоял мичман Боря:
– Приветствовать меня как вице-адмирала! Здравствуйте, товарищи курсанты!
– Здравия желаем, товарищ вице-адмирал!
Ушибленный величием мичман сиял от удовольствия, ну полное зазеркалье.
В последний день КМБ начальник нового набора осматривал построенных на плацу курсантов. Он был доволен: цель достигнута. Перед ним навытяжку стояли юноши с идеальным соответствием роста весу, физически закаленные и постоянно готовые к приему пищи.
Кортик
Военный человек должен быть всегда занят, иначе он начнет задумываться, что, как известно по индюку, для здоровья вредно.
Значение культурно-досуговой работы переоценить трудно, потому как направлена она была на осуществление политики партии и государства в армии и на флоте.
Понимали это и супостаты. У натовцев, к примеру, организация досуга военнослужащих определялась в качестве важнейшей задачи командиров всех степеней. В основу закладывались принципы разнообразия и дифференцированного подхода к учету интересов, увлечений и привычек личного состава. В этом была их беда.
Еще генералиссимус Суворов говаривал: «Чем больше удобств, тем меньше храбрости». Этой великой мыслью и руководствовались отцы-командиры, организуя досуг курсантов.
Все сводилось к незатейливому набору: ежедневному просмотру программы «Время», подшивкам газет «Правда», «Красная звезда» и «На страже Балтики», танцам по выходным дням и, конечно же, курсантскому кафе, где можно было не задорого побаловать желудок, угнетенный казенными харчами.
Курсантское кафе в военно-морских училищах было таким же обязательным объектом, как учебная аудитория, рубка дежурного, ленинская комната, гальюн или портрет генсека на стене.
Учитывая специфику, названия у таких кафе были соответствующими: «Якорь», «Бригантина», «Океан», «Фрегат»… Училище имени Фрунзе из этого ряда не выпадало – кафе носило гордое название «Кортик», который, собственно, являлся личным оружием офицера и непременным атрибутом определенного социального статуса.
Находилось оно на первом этаже главного корпуса в аккурат под залом Революции.
Кафе в училище – место культовое. Но в отличие от культового религиозного места здесь вместо молитв читали меню и с просьбами обращались не к Богу, а к буфетчице. Здесь не ходили строем и не отдавали честь, обстановка в кафе «Кортик» была почти демократичной, хотя и были некоторые особенности. К примеру, лучшие места с полудиванчиками занимали курсанты старших курсов, а пятикурсники не утруждали себя стоянием в очереди.
В свободное время, которого было совсем немного, курсанты могли беспрепятственно посещать «Кортик». Ассортимент в кафе разнообразием не искрил, собственно как и сама курсантская жизнь. Сочни, пирожки, полоски, сок, лимонад и, конечно, мороженое.
В будни посетителей было немного и подолгу никто не засиживался. Бурная жизнь в «Кортике» начиналась в выходные дни, как раз в то время, когда этажом выше, в зале Революции, проходили танцы.
Наступила долгожданная суббота – святой для первокурсника день недели. Если курсанты третьего курса ходили в увольнение три раза в неделю, а курсанты пятого курса ежедневно, то первокурсники только по субботам и воскресеньям, и то если на этот день не выпадали наряды и позволяла успеваемость.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль прозвучала команда: «Увольняемым в город построиться!»
В строю стояло всего шесть человек. Преклонного возраста преподаватель высшей математики Фрида Моисеевна Полянская безжалостно обнулила планы молодых людей на выходные, что было похоже на месть за черту оседлости.
После короткого, но яркого инструктажа, изобиловавшего словами «нельзя», «запрещено», «честь», «достоинство», группу повели на выход.
Из двери рундучной показалась голова.
– Серега!
Один из увольняемых обернулся.
– Ты надолго?
– Не знаю, меня Сима пригласила.
– Потом на танцы придешь?
– Приду.
Торчащая из рундучной голова с завистью провожала товарища в город.
Сима была личностью легендарной и многоопытной. С точки зрения курсанта первого курса, в свои двадцать семь лет она выглядела перезрелой дамой. Работала она лаборантом на кафедре военно-морского искусства и жила недалеко от училища. У нее была комната в коммуналке в старом доме на Седьмой линии Васильевского острова, рядом с церковью Благовещения Пресвятой Богородицы.
Серега Чернышенко был неказист и робок. В то, что Сима пригласила его к себе, он до конца не верил и нервничал.
Серега шел рысью. От училища до дома Симы было недалеко, и уже через десять минут он давил на кнопку звонка у входной двери.
Сима встречала в красном шелковом халате с золотыми драконами. Приложив указательный палец к губам, она быстро провела его по длинному коридору и втолкнула в комнату.
Серега огляделся: комната была небольшой, все пространство занимали двуспальная кровать и телевизор «Рубин-714». Сима смотрела на Серегу, а тот крутил головой по сторонам, боясь задержать взгляд на Симе.
Надо отдать ей должное, экспериментировала она только с первокурсниками и денег с них не брала. Это «посвящение в мужчины» она рассматривала как миссию, а заодно и разнообразила досуг личного состава. За долгие годы Сима поставила на ровный киль не одно поколение будущих флотоводцев. Зарубок на прикладе, конечно, не делала, но счет вела.
Глядя на суетливо расстегивающего брючный клапан юнца, она поинтересовалась:
– Первый раз, что ли?
В семнадцать лет пережить такое унижение нелегко.
– Да ты что?! Да я…
Сима внимательно наблюдала за подрагивающим подбородком и неслушающимися руками.
– Понятно, в первый. Ты вот что, ты, главное, успокойся и не торопись.
Шелковый халатик соскользнул на пол. Роскошная тазобедренная конструкция Симы ввергла Серегу в ступор.
Через час, эмоционально переполненный и физически опустошенный, он возвращался в училище. Как ни не терпелось ему поскорее предстать перед друзьями в новом статусе, шел Серега неспешным, уверенным шагом. Походка его изменилась.
В училище первым делом он зашел в помещение роты. Снял верхнюю одежду, поправил пробор и обильно сбрызнулся «Шипром».
На подходе к залу Революции гремела музыка, как всегда по субботам был аншлаг.
Революция отменила традиции балов, и теперь танцы в училище ничем не отличались от танцев в ДК строителей. На сцене лабал курсантский ансамбль, для бьющихся в конвульсиях быстрого танца они были полубогами.
Надо заметить, что гости и хозяева преследовали разные цели. Девушки ломились на танцы за женихами, а вот курсантов интересовали исключительно быстротечные отношения, не подразумевающие знакомства с родителями. Но, несмотря на явный конфликт интересов, настроение у всех было приподнятое.
Пройдя вдоль стены за колоннами, чтоб не мешать активно танцующим парочкам, Серега подошел к своим.
Сразу прозвучал вопрос:
– Ну как?!
С видом бывалого Серега отмахнулся:
– Как-как… Да как обычно.
Небольшой перерыв закончился, и снова зазвучала музыка. Ребята подошли к стайке девушек и стали наперебой приглашать их на танец. Все это здорово походило на мартовскую кошачью какофонию.