Страница 27 из 104
{131}
4. Духовные течения среди русской интеллигенции.
Славянофилы и западники.
Известно, что господствующим культурным влиянием в России в конце XVIII-го и в начале XIX-го века было влияние французское - французский язык, французская литература, французский театр, французские моды. Галломания, "вольтерьянство", космополитизм и религиозный индифферентизм господствуют в это время среди русской аристократии и зарождающейся разночинной интеллигенции (Даже будущий националист и консерватор H. M. Карамзин писал в "Письмах русского путешественника" (в 1791-92 г.), что "путь просвещения один для всех народов", что "всё народное ничто перед человеческим", и что "главное дело стать людьми, а не славянами".).
- Рядом с этим главным течением (отчасти соприкасаясь или переплетаясь с ним) с конца XVIII в. является в России масонство, которое, впрочем, в идеологическом и общественно-политическом отношении не представляло единого течения; общим именем "масонов" назывались весьма отличавшиеся одни от других организации и направления
(Идейным центром русского масонства в конце XVIII в. был кружок Новикова и Шварца, находившийся под влиянием немецких "розенкрейцеров" и ставивший основной целью своей деятельности нравственное самоусовершенствование. Это течение отрицательно относилось к рационализму и материализму французской "просветительной" философии, но другие масонские кружки или "ложи" принимали идеологию "эпохи просвещения". В царствование Александра I в России (преимущественно в столицах) образовалось множество масонских "лож" разных школ и систем; личный состав лож был многочисленным и чрезвычайно пестрым, включая и высших сановников Империи и будущих декабристов; столь же различны были и их направления: в отношении религиозном среди масонов были и мистики, и пиэтисты, и люди, индифферентные ко всякой религии; в одних ложах господствовала "обыкновенная масонская мораль братолюбия и благотворительности" (Пыпин), в других проявлялись политические тенденции либерализма и даже радикализма. В 1822г., в эпоху "аракчеевщины" и начинающейся церковно-православной реакции, велено было закрыть все масонские ложи и обязать подписками всех чиновников, "что они ни к каким (масонским) ложам или тайным обществам не принадлежат и впредь принадлежать не будут".). (см. Т.А. Бакунина "Русские Вольные Каменщики" ldn-knigi)
{132} В начале XIX в. в некоторой части русского общества возникает национально-консервативная реакция против господствующего французского влияния. Она усиливается политическими обстоятельствами того времени начинающейся борьбой против Наполеоновской Франции.
В 1802 г. Карамзин пишет "рассуждение" "о любви к отечеству и народной гордости", в котором он призывает русское общество к национальной самобытности и народному самосознанию, стремится пробудить в нем патриотизм, отвергает и порицает "рабское подражание" всему иноземному ("Хорошо и должно учиться, - писал Карамзин, - но горе человеку и народу, который будет всегдашним учеником". "Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою". - Впоследствии, в 1811 г. в записке "О древней и новой России" Карамзин дает законченную систему национально-консервативной политической философии. Он нападает на Петра Великого, который "увидев Европу, захотел сделать Россию Голландиею", возражает против заимствования чужих правовых норм и против проектов ограничения самодержавия и отмены крепостного права.).
Противниками французского влияния в литературе и в жизни выступают также старый поэт Державин и адмирал Шишков (В "рассуждении о любви к отечеству" Шишков призывал бороться с идейным влиянием Запада, с теми "развратными нравами, которым новейшие философы обучили род человеческий и которых пагубные плоды, после толикого пролития крови, поныне еще во Франции гнездятся".). И. А. Крылов обличал французоманию в своих комедиях ("Модная лавка" и "Урок дочкам"). - Скоро в хор антифранцузских обличений ворвался резкий и крикливый голос гр. Ростопчина (будущего московского главнокомандующего), который в своем сочинении "Мысли вслух на Красном Крыльце" (1807 г.), написанном свойственным ему псевдонародным жаргоном и переполненном балаганными остротами, поносил французов и французоманию.
{133} В журналистике консервативное национально-патриотическое и антифранцузское направление было представлено журналами "Русский Вестник" и "Сын Отечества". "Русский Вестник" (основанный С. Н. Глинкой в 1808 г.) уделял большое внимание русской (идеализированной) старине, возвеличивал русскую мощь и русскую самобытность и боролся против французского воспитания и французского влияния вообще. "Сын Отечества", который в 1812 году (во время войны) начал издавать Н. И. Греч (с пособием от правительства) был боевым патриотически-шовинистическим органом и вел резкую агитацию против Наполеона, Франции и французской философии (XVIII век - утверждал журнал - "столь неправильно названный веком просвещения, покрыл вселенную мраком ложной философии". Наполеон, по мнению журнала, был "величайший убийца и зажигатель всемирной истории", "фабрикант мертвых тел".).
Однако французское влияние в России оказалось весьма живучим, и даже Отечественная война не смогла уничтожить его. Приехавший в Москву в 1814 году Вигель нашел всё общество - снова говорящим по-французски: "В городе, который нашествие французов недавно обратило в пепел, все говорили языком их". Нападки Чацкого в знаменитой комедии Грибоедова "Горе от ума" на французоманию показывают, что последняя была жива в московском обществе и в 20-х годах XIX века.
После неудачи декабрьского восстания и связанного с нею крушения надежд на политический переворот или преобразование "по французским образцам" верхушка русского интеллигентного общества подпадает влиянию немецкой идеалистической философии. Но между Отечественной войной и декабрем 1825 года лежала еще полоса мистически-религиозных увлечений части русского общества. Причина этого частью лежала в общей, так сказать, религиозно-покаянной атмосфере эпохи реставрации, частью это было подражание тому направлению, которое господствовало в то время в душе и при дворе Александра I.
{134} В 1812 г. в Петербурге было основано "Библейское общество", по образцу лондонского Библейского общества. Основной целью общества было печатание и распространение Библии в массе населения. Общество до начала 20-х годов пользовалось покровительством правительства и успешно развивало свою деятельность, открыв к 1824 г. 89 отделений в провинциальных городах. Общество имело христианский, но интерконфессиональный характер.
В это время в Петербурге находят приют и преуспевают в своей деятельности религиозные деятели и проповедники самых различных направлений: и мистики - баронесса Крюднер и г-жа Татаринова, - и глава скопческой секты Кондратий Селиванов, и члены ордена иезуитов, создавшие в Полоцке иезуитскую академию, а в Петербурге открывшие институт для обучения детей русской аристократии. Это религиозное "многогласие" в петербургском обществе вскоре вызывает против себя церковно-православную реакцию, во главе которой становится митрополит Серафим, а главным деятелем является пресловутый архимандрит Фотий. В 1820 г. последовал указ об изгнании иезуитов из России и об упразднении основанных ими школ - за пропаганду католицизма и совращение православных. В 1822 г. велено было закрыть масонские ложи. В 1824 г. митрополит Серафим подал Александру I записку о необходимости закрыть Библейское общество; деятельность его была прекращена Николаем I.
Неудача декабрьского восстания и суровая кара, постигшая его участников, произвели потрясающее впечатление на русское интеллигентное общество, цвет которого внезапно очутился в Сибири... Общество, подавленное, запуганное, поставленное под бдительный надзор "3-го отделения", погрузилось на некоторое время в духовную спячку, в личные дела или в светские "удовольствия" (Герцен пишет об этом времени: "Первые десять лет после 1825 года были страшны не только от открытого гонения всякой мысли, но от полнейшей пустоты, обличившейся в обществе; оно пало, оно было сбито с толку и запугано. Лучшие люди разглядывали, что прежние пути развития вряд ли возможны, новых не знали. Серое осеннее небо тяжело И безотрадно заволокло душу" (Былое и Думы, 291).).