Страница 5 из 20
Ей казалось странным, что она вообще думает об этом. Ведь есть записи телепередач, «сетка вещания» и еще какие-то понятия из мира телевизионщиков. Или вот еще занимательный факт: «прямой эфир» не в полном смысле прямой, ведь всегда есть отставание в несколько секунд.
Все эти копания в ненужной, но забившей далекие уголки памяти информации отвлекали ее от мысли, что Даниил не спит, хоть и притворяется. Что он о чем-то думает, глядя в окно, вот уже второй час. И методично отбивают ритм часы на его руке. Крепкие механические часы марки Tissot.
3.
Запись первая.
«Ее украденная красота»
С чего начать мою историю? Хороший вопрос…
Мне было двенадцать, когда я впервые спросил у приемной матери, почему она меня так сильно ненавидит. В этот момент в комнату ворвался Митя – разъяренный, раскрасневшийся лицом – и набросился на меня.
– А за что тебя любить?! – прокричал мне в ухо мой брат. Мой старший неродной брат. – Что ты сделал для этой семьи полезного?! Ты, мелкий ублюдок…
Мать попыталась остановить Митю, но этому плечистому задире все было нипочем. Он до смешного легким движением отодвинул ее назад, ближе к двери, а сам схватил меня за грудки и впечатал в стену, да так, что у меня искры из глаз полетели, да и не только искры – звездочки, кирпичи, небо рухнуло.
Так я в очередной раз столкнулся с мыслью, что в этой чертовой жизни ты нужен только себе самому.
– Проваливай в свою конуру и не вылезай оттуда до завтра! Иначе раздавлю тебя, клянусь…
Каждое слово он проговаривал тщательно. Сцеживал кислоту сквозь сито своих мелких острых зубов. Казалось, что челюсть его вот-вот треснет от напряжения. Но мне не было страшно. Мне было смешно. Самое странное – хотя, быть может, вполне закономерное – таилось в моей реакции, и таится там до сих пор. В ответ на угрозу я смеюсь.
Но почему я смеялся, когда видел окровавленное лицо той девушки? Она была молода. Она была красива, пока мой кулак не превратил ее личико в кровавое месиво. Я изначально хотел все сделать руками, без помощи каких-либо инструментов. Только перчатки надел, и шапочку для плавания на голову. После, конечно же, обработал все это хлоркой. Выбросил.
Неужели мне было страшно? Я вижу ее светлые глаза, ее пухлые губки, прокручиваю в голове события прошлой ночи снова и снова, и прихожу к мысли, что страх возник именно из-за ее красоты. Мне было непросто заставить себя это сделать. Красоту уничтожить слишком легко, а вот уродство… оно изначально в людях, я это знаю. Потому его цена не столь высока.
Когда все кончилось… когда она умерла, навсегда оставшись такой молодой, я испытал ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения. Будто внутри меня взорвалась бомба с каким-то опьяняющим веществом. Я создал нечто прекрасное. Украл ее красоту, превратил эту красоту в уродство, а после сделал первый штрих в своей новой истории.
В Смерти много хорошего, ее зря недооценивают, и уж тем более зря боятся. Она ставит точку. Подводит итог.
Порой для подведения итогов одной Смерти слишком мало.
4.
Даниил проснулся в тот момент, когда самолет начал снижение. Почувствовал это во сне. Будто кто-то толкнул его в спину, но лицо этого человека он разглядеть не смог, потому что каждая его попытка обернуться заканчивалась лишь возвращением в исходное положение.
Ту-154 с легкостью преодолел слой облаков и, недолго покружив над разросшимися пригородами Москвы, приземлился в аэропорту Внуково.
– Черт… – с негодованием протянула Алина, когда они с Даниилом стояли у багажной ленты.
– Что такое?
– Зарядку положить забыла. Вот клуша!
Для наглядности Алина слабенько постучала себе по голове мобильным телефоном марки Sony Ericsson.
– Ничего. От моего «динозавра» подойдет, – махнул рукой Даниил, не отрывая взгляд от движущихся нестройным рядом дорожных сумок и чемоданов. – Да и по пути можем купить, проблем-то!
– Времени маловато у нас. Если бы прилетели вовремя, а так… Поезд через два часа. И ты знаешь, какие пробки в Москве, да еще и вечером в понедельник…
– Не переживай, командир, – Даниил подхватил одну из сумок и поставил ее перед собой. Продолжил искать взглядом вторую. – Если опоздаем, то с меня билеты на самолет до Сочи.
– Договорились, щедрый барин, – усмехнулась Алина. Пронаблюдала за тем, как Даниил подхватил вторую сумку. – Может быть, мы специально опоздаем, а?
– Пошли уже.
До Павелецкого добрались на такси за час с небольшим. Пришлось немало понервничать, когда встали в пробку на Садовом. Город гудел в своем привычном столичном напряжении. Август не скупился на жару.
Расплатившись с водителем, Даниил и Алина направились к дверям вокзала, в самый центр шумной толпы. Преодолев рамки металлодетекторов, двинулись по просторному залу в сторону поездов дальнего следования.
– Мм, – протянула Алина, вглядываясь в витрину книжного магазинчика. – Какой интересный томик. Смотри-ка…
Она прошла чуть вперед и оказалась с другой стороны витрины. Взяла заинтересовавшую ее книгу в руки и внимательно рассмотрела ее со всех сторон. Игривая улыбка не сходила с ее лица.
Даниил хотел было пошутить, но запас острот мгновенно опустел, когда он прочитал название книги и фамилию автора.
– Я так понимаю, это новая обложка, – заметила Алина, раскрывая книгу. – Потому что я ее раньше не видела.
– Слушай, давай-ка поторопимся, – резко сказал Даниил. – Поезд отбывает через полчаса.
– Не переживай, командир, – передразнила его Алина. Припомнила разговор в аэропорту. – Дай полистать.
Даниил тяжело выдохнул. Он так до конца и не понял, как Алина относится к бестселлеру, написанному его бывшей женой. Все переживал, что та вдруг взорвется, начнет истерить, мол, зачем она все это написала, зачем вывернула наизнанку! От собственных «подкаблучных» переживаний Даниилу каждый раз становилось не по себе.
«Ольга, дрянь ты такая, умудряешься выставить меня кретином даже на расстоянии! – негодовал он внутри себя. – Залезешь под кожу, и копаешься там. Всегда ты это умела и практиковала! Только ты обманываешь сама себя, считая, что разбираешься в людях…»
В вагоне было душно. Пыль витала в воздухе, и стоял крепкий «купейный» запашок, как это обычно и бывает в свежеподанном поезде, выжидающем у длиннющей платформы минуты перед скорым отправлением.
Даниил уместил обе сумки в пространство под нижней полкой, кинул оба шелестящих пакета с постельным бельем в уголок и сел за небольшой столик. Достал из кармана куртки паспорт, билеты.
Алина села рядом. Проверила мобильный телефон. Тоже достала паспорт.
Затянулось молчание.
– Хорошо, что вдвоем едем, – сказал Даниил, оглядев купе. Остановил свой взгляд на стройных ножках Алины, которая еще в аэропорту переоделась в джинсовые шорты. – Очень хорошо.
Алина словила его взгляд. Покраснела. Она всегда смущалась, когда он говорил с намеками. А вот когда говорил в открытую, ее, напротив, одолевало чистое желание грязных дел. И никакого смущения.
Через пятнадцать минут поезд тронулся. Осталась позади платформа и сливающиеся воедино силуэты провожающих; переминающиеся с ноги на ногу таксисты в ожидании новых пассажиров; источающая маслянистые запахи выпечка и шаурма по-столичному – обязательно с корейской морковкой.
Столица проскочила как-то мимо, по касательной. Глядя на пролетающие мимо высотки и длиннющие заборы, исписанные граффити, Даниил вдруг подумал, что хотел бы побродить по Москве. Той самой, другой Москве, что с красными стенами Кремля, золотыми куполами Храма Христа Спасителя и узкими витиеватыми улочками Китай-города.
– Помнишь, тем летом, в 86-м, я взял у Лысого мопед, и мы поехали в сторону аэропорта? – спросил он Алину, когда они стояли в тамбуре и курили. – Ты еще тогда побоялась есть оленину у чукчей. Ну, которые ярангу поставили, в поселке, у аэропорта. Тебя запугали какими-то червяками.