Страница 21 из 74
На поруганье предала.
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей,
И ты невольно постыдилась
И тайн и жертв, доступных ей.
Ах, если бы живые крылья
Души парящей над толпой,
Ее спасали от насилья
Бессмертной пошлости людской.
20 мая 1851 года Елена Александровна родила Федору Ивановичу дочь.
Отношения с молодой женщиной стали для Тютчева любовью – страстью, любовью – страданием. Поэт обращался к ней
О, не тревожь меня укорой справедливой!
Поверь, из нас из двух завидней честь твоя:
Ты любишь искренно и пламенно, а я –
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.
И жалкий чародей, перед волшебным миром,
Мной созданный самим, без веры я стою –
И самого себя, краснея, сознаю
Живой души твоей безжизненным кумиром.
Любя Елену, Федор Иванович пишет Эрнестине Федоровне из Петербурга в Овстюг: "Я решительно возражаю против твоего отсутствия. Я не желаю и не могу его переносить… С твоим исчезновением моя жизнь лишается всякой последовательности, всякой связанности… Нет на свете существа умнее тебя. Сейчас я слишком хорошо сознаю. Мне не с кем поговорить…". В другом письме вновь звучит уверение: "Ты самое лучшее из всего, что известно мне в мире…".
… Мне благодатью ты была –
Ты, ты мое земное проведенье!
Исследователь творчества Тютчева К.В.Пигарев отмечал о привязанности Федора Ивановича к прежней семье: "С семьей Тютчев не порывал и никогда бы не смог решиться на это. Он не был однолюбом. Подобно тому, как раньше любовь к первой жене жила в нем со страстной влюбленностью к Э.Дёрнберг, так теперь привязанность к ней, его второй жене, совмещалась с любовью к Денисьевой, и это вносило в его отношение к обеим женщинам мучительную раздвоенность".
Отношения с Эрнестиной зашли в тупик, назревал разрыв. В сентябре 1853 года Тютчев пишет ей в Германию: "… Неужели мы дошли до того, что стали плохо понимать друг друга… разве ты не чувствуешь, что все, все сейчас под угрозой? … Это так грустно, так мучительно, так страшно, что невозможно высказать… Недоразумение – страшная вещь… что оно вот-вот поглотит последние остатки нашего семейного счастья…".
Из пятисот писем, адресованных ей мужем, она многие сожгла.
Она сидела на полу
И груду писем разбирала –
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала…
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Поддавшись письменным просьбам Фёдора Ивановича, Эрнестина вернулась в Россию. Между ними наступило примирение. Она уехала в Овстуг. Письмо от 27 июля 1854 года: "О, моя милая кисанька, мне невыносимо грустно. Никогда не чувствовал я себя таким несчастным – и это посреди всего блеска, всего великолепия неба и летней поры. Я нуждаюсь в твоем присутствии, в одном твоем присутствии. Тогда я снова стану самим собой, овладею собой и опять сделаюсь доступным добрым и мягким влияниям извне…". В другом послании звучит покаяние: "Ах, насколько ты лучше меня, насколько выше! Сколько достоинства и серьезности в твоей любви, и каким мелким и жалким я чувствую рядом с тобою!… Увы, это так, и я вынужден признать, что хотя ты и любишь меня в четыре раза меньше, чем прежде, ты все же любишь меня в десять раз больше, чем я того стою. Чем дальше, тем больше я падаю в собственном мнении, и, когда все увидят меня таким, каким вижу самого себя, дело мое будет кончено… Я… всегда испытывал чувство человека, которого принимают за кого-то другого. Это не мешает мне – напротив – хвататься за остатки твоей любви, как за спасительную доску…".
Сердце не устояло от такого признания. Эрнестина продолжала любить мужа прежней, страстной любовью. Дарья писала сестре Анне, как: "Дважды в день она ходила на большую дорогу, такую безрадостную под серым небом… По какой-то интуиции она велела запрячь маленькую коляску, погода прояснилась… и мы покатились по большой дороге… Каждое облако пыли казалось нам содержащим папу… Наконец доехав до горы… мама прыгает в пыль… У нее было что-то вроде истерики… Если бы папа не приехал в Овстуг, мама была бы совсем несчастная".
Тем не менее, Федор Иванович продолжал жить с Денисьевой. 11 октября 1860 года в Женеве Елена Александровна родила сына Федора.
Георгиевский изложил позицию Елены Александровны, занятой ею в отношении к Тютчеву: "Мне нечего скрываться и нет необходимости ни от кого прятаться: я более всего ему жена, чем бывшие ее жены, и никто в мире никогда его так не любил и не ценил, как я его люблю и ценю… Разве не в этом полном единении между мужем и женою заключается вся сущность брака и неужели Церковь могла отказать нашему браку в благословении?…"
Елена Александровна в полной мере так и не была принята светом, более того, перед ней закрылись двери тех, кто еще недавно принимал ее. Все это не могло не отразиться на нервах молодой женщины, она стала религиозной, раздражительной, вспыльчивой. Федор Иванович старался, как можно больше времени проводить с ней, уверяя: "Она жизнь моя, с кем так хорошо было жить, так легко и так отрадно". По словам Георгиевского в Тютчеве выражалось "блаженство…чувствовать себя так любимым такою умною, прелестною и обаятельною женщиною".
… Листья веют и шуршат.
Я, дыханьем их обвеян,
Страстный говор твой ловлю…
Слава Богу, я с тобой,
А с тобой мне – как в раю.
Федора Ивановича постоянно терзало чувство вины перед Еленой Александровной, о чем неоднократно писал в стихотворениях.
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!..
Через пятнадцать лет Федор Иванович напишет о дне объяснения с Денисьевой.
Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло
С того блаженно-рокового дня,
Как душу всю свою вдохнула,
Как всю себя перелила в меня…
И вот уж год, без жалоб, без упреку,
Утратив все, приветствую судьбу…
Быть до конца так страшно одиноку,
Как буду одинок в своем гробу.
В мае 1863 года Тютчев заболел, Елена Денисьева все время находилась с ним и сообщала сестре: "Вот уже неделю я ухаживаю за ним. Он был очень серьезно болен. Я сильно встревожилась и проводила дни и ночи около него (потому что семья его отсутствует) и уходила навестить моих детей лишь часа на два в день. Теперь, слава Богу, и он, и они поправляются, и, если все будет продолжать идти хорошо, мы поедем все вместе в Москву…".
Вершиной любви Федора Ивановича к Елене Александровне стало стихотворение "Последняя любовь".
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!..
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
Четырнадцать лет жизни они посвятили друг другу.
22 мая 1864 года Елена Александровна родила сына Николая. Роды, моральное напряжение ускорили ее болезнь – чахотку, которая приняла скоротечное течение. 4 августа она скончалась на руках Федора Ивановича. 7 августа ее похоронили на Волковом кладбище Петербурга.
Есть и в моем страдальческом застое
Часы и дни ужаснее других…
Их тяжкий гнет, их бремя роковое
Не выскажет, не выдержит мой стих…
О господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней…
На следующий день после похорон Тютчев написал А.И.Георгиевскому: "Александр Иванович! Все кончено – вчера мы ее хоронили…Что это такое? Что случилось. О чем я вам пишу – не знаю… Во мне все убито: мысль, чувство, память, все… Я чувствую себя совершенным идиотом.