Страница 14 из 20
– А в чем, собственно, дело, Маргарита? Вам что-то нужно от меня?
Я не смогла скрыть, как ошеломлена его словами. Но чем большее недоумение я показывала, тем отрешеннее и невозмутимее он становился.
– Ничего, мой брат, – выговорила я, вконец растерявшись, но все-таки попыталась взять себя в руки. – Просто я не понимаю, отчего вы так переменились ко мне. Я делала все, о чем вы меня просили, а вы так холодны со мной…
– Холоден? Ничуть.
– Вы любите меня, как прежде?
– Конечно, я люблю вас, как прежде, Маргарита, – произнес он таким тоном, что мне захотелось провалиться куда-нибудь. Меня охватило смятение.
– Но, признаться, мне неясно, чего вы от меня ждете, – продолжал он. – То, что вы сделали для меня, было вашим долгом, ведь вы моя сестра. Да это и легко было сделать.
Повисла тягостная пауза. Наконец брат нарушил тишину, неторопливо прибавив:
– Маргарита, я советую вам вспомнить наставления в вере, которые вы сами же когда-то мне давали. Recte facti fecisse merces est[11]. Разве вам что-то нужно сверх этого?
Я вышла от брата с чувством, что он ударил меня. Мое лицо горело. Я посмотрела на свои руки и заметила, что пальцы дрожат. Что произошло? Что случилось? Сам брат не мог так перемениться ко мне, кто-то повлиял на него. Но кто? И почему?
Этим вечером я обнаружила, что и моя мать стала так же холодна со мной, как Анжу. До этого они беседовали наедине. Что он сказал ей? Что? Я не могла спросить, потому что брат стоял тут же… Матушка велела мне идти спать, но я дождалась, когда брат уйдет, и спросила у нее:
– Что случилось, матушка? Мне кажется, вы недовольны мной. Не прогневила ли я вас чем-нибудь по неведению? Если это так, я сделаю все, чтобы загладить свою вину! Только скажите мне, в чем она заключается?
– Дочь моя, идите спать, – отозвалась мать тоном, говорившим куда больше слов. Ее голос звучал спокойно, совсем без гнева, но так, словно сегодня подтвердились ее давние подозрения.
– Матушка, но ведь я не смогу заснуть, пока не узнаю, в чем провинилась перед вами! Вы были так добры ко мне, уделяли мне столько внимания, и я от всего сердца старалась угодить вам! Если это не получилось, не отталкивайте меня, а позвольте исправить свою ошибку! Неужели моя вина настолько глубока, что я не заслуживаю даже этой милости?!
Мать задумалась. Похоже, она совсем не верит в мою искренность и сейчас решает, как ей держаться со мной. Но что такого мог сказать ей брат, чтобы она вот так, в одночасье, переменилась ко мне?
Я продолжала настаивать на объяснениях. Наконец она ответила:
– Не сердитесь на своего брата, дочь моя. Он мудр и желает вам только добра.
– Я ничего не понимаю, матушка! Что это значит? Умоляю вас, объясните мне, что произошло? Брат так переменился ко мне!
Она посмотрела на меня в упор и заговорила медленнее, чем обычно:
– Ваш брат сказал мне, что вы близки с месье де Гизом и что месье де Гиз, с поддержки своих родственников, намеревается просить вашей руки. Это правда?
Я не ожидала такого и растерялась. Мое замешательство не укрылось от глаз матери и, судя по всему, не развеяло, а только укрепило ее подозрения.
– Это так? Что же вы молчите, дочь моя?
– Матушка, я ничего не знаю об этом! Если бы я узнала, что месье де Гиз имеет подобные планы, то вы узнали бы об этом первой!
– Маргарита, прошу вас, не пытайтесь сохранить в тайне то, что уже стало явным. Этот спектакль никому не нужен.
– Клянусь вам, матушка, я ничего не знаю о таких планах господ Гизов! Почему вы мне не верите?
– Потому что молодой герцог де Гиз умен, красив и обаятелен. Неудивительно, что он вскружил вам голову. Только вы совсем не думаете о семье. Гизу, несомненно, выгодно ваше расположение – ведь именно потому он и добивается его. Ваша приязнь позволяет ему знать все, что происходит внутри нашей семьи. К тому же он надеется породниться с нами и получить власть. Ваша наивность непростительна, дочь моя.
– Матушка, я уверяю вас, что у месье де Гиза нет подобного намерения!
– Полно, Маргарита. Ваш брат сказал мне об этом, и ваша реакция только подтверждает его слова.
Во мне все вскипело.
– Мой брат предал меня, матушка! Когда он расположился ко мне, я стала самой счастливой на свете, и вам это известно! А сегодня он отнял у меня это счастье и ваше хорошее отношение под влиянием чьей-то гнусной лжи! Но больше всего меня ранит то, что вся его привязанность ко мне была только лицемерием и обманом! Он поверил чьей-то клевете, даже не удосужившись вначале поговорить со мной, чтобы проверить свои домыслы! Я никогда этого не забуду!
– Прекратите оскорблять брата, дочь моя! – оборвала она. – Это вы его ненавидите, а он любит вас и заботится о вас, несмотря на ваше отношение к нему! Он не произнес о вас ни единого грубого слова, напротив, старался защитить и оправдать вас. Но он слишком мягок к вам – а вы вместо благодарности осыпаете его незаслуженными обвинениями! Довольно, я не желаю больше разговаривать с вами! Ступайте. И не смейте показывать ваше дурное отношение к брату! Если я увижу, что вы демонстрируете малейшую неприязнь к нему, пеняйте на себя.
Я вышла от матери сама не своя. Что теперь делать? Все рушится… Вот оно что – брат узнал о моей любви. Одна эта фраза стоит целой греческой трагедии… Я вспомнила наши с ним жаркие объятия, его голос: «Ты моя, навсегда моя, я никому тебя не отдам!» Как странно, дико, страшно и стыдно думать об этом сейчас – сейчас, когда все встало на свои места, потому что я нашла настоящую любовь!
В детстве мой брат и Гиз были неразлучными друзьями, доверяли друг другу все свои секреты. Выходит, что и Гиза мой брат теперь ненавидит так же сильно, как меня? Это даже хуже, чем ненависть – это ревность, страшная, испепеляющая ревность! Брат уязвлен тем, что он больше не царит в моих мыслях, что он отступил на второй план, а место, которое он считал своим и только своим, занял его ближайший друг! А главное – Анжу взбешен тем, что ему нельзя быть со мной, а Гизу – можно… Конечно, теперь он употребит все силы, чтобы отнять у Гиза победу. Как это глупо, как страшно!
Вскоре я узнала, кто настраивал Анжу против меня. С некоторых пор он приблизил к себе некоего Луи де Беранже, сеньора Ле Га, редкостного мерзавца, который убедил брата, что мое желание ему помочь неискренне, мое расположение – не что иное, как лицемерие, что заключать со мной союз и надеяться на мою помощь крайне неразумно, поскольку я преследую только собственные интересы и при первом удобном случае, не колеблясь, нанесу и брату, и всей нашей семье удар в спину. Ле Га пользовался успехом при дворе – рыжеволосый, высокий и статный, невозмутимый на вид, но очень энергичный и настойчивый месье, грубый и бесцеремонный, с наглым взглядом. Однажды он подошел ко мне, когда поблизости никого не было, и заявил, оглядев меня с головы до ног:
– Уверен, что не разочарую вас, ваше высочество.
– Не разочаруете чем?
– Вы меня прекрасно понимаете. Сегодня вечером.
Я оторопела – ведь только что в присутствии других придворных этот дворянин был любезен и предупредителен со мной.
– Да как вы смеете?!
– Беру пример с месье де Гиза. – Он железной рукой схватил меня за плечо, притянул к себе и прошептал еле слышно: – Спишь с Гизом – значит, будешь спать и со мной!
Я с размаху дала ему пощечину.
– Прочь от меня, мерзавец!
Его бесстыдные глаза довольно заблестели.
– Что ж, воля ваша, я покоряюсь ей всецело. Не хотите секретов – их не будет.
Я думала, он оставит меня в покое, но он еще довольно долго продолжал свои мерзкие ухаживания, при этом в присутствии посторонних неизменно делал вид, что он мой самый почтительный слуга. Мое раздражение только раззадоривало его, а угрозы рассказать о его домогательствах матери и братьям вызывали надменную улыбку: «Попробуйте, я не против. Вы ничего не докажете, и никто вам не поверит». Поэтому я сменила тактику и наконец нашла его слабое место: этот самодовольный наглец совершенно не понимал моих намеков. Нескольких насмешек над ним оказалось достаточно, чтобы он отстал от меня.
11
Наградой за доброе дело служит свершение его (лат.).