Лорд 2

Два кольца были боевыми с некротическими чарами, которыми я однажды прибил немцев в грузовиках, когда под дождём путешествовал с Желтиковым. Третье содержало огненные чары. Они для неподготовленного к магии человека смотрятся крайне эффектно, хотя та же молния намного эффективнее.

И имелся ещё мифриловый амулет в виде ладанки. Он являлся защитным, гарантированно выдерживал взрыв гранаты в метре от носителя или пять выстрелов из винтовки с расстояния в пятьдесят метров. Манекенами служили дикие свиньи. В отличие от орихалка, мифрил не разрушался после истощения энергии. Этот металл точно выдержит два десятка циклов. Плюс, заклинания на него ложились, так сказать, крепче, паразитных оттоков маны шло раз в пять меньше, и объём вложенной энергии превосходил объём орихалкового амулета в несколько раз.

От мысли подарить амулеты со сменой личности я отказался. Во-первых, жутко не хватало времени, и я не успевал их изготовить за отведённое на подготовку время. Во-вторых, я решил не показывать такие опасные для человеческого сознания вещи, чтобы подсознательно не настраивать против себя правительство аборигенов. Ведь мало кому понравится мысль, что где-то рядом может находиться тот, кого ты считаешь хорошим знакомым, другом или родственником — на самом деле чужак под личиной близкого человека. Все эти размышления заставляли сожалеть про спешку и необдуманный поступок, когда я с товарищем Струкова отправил за линию фронта парочку таких вещей. Не нужно было правительству СССР знать о таких вещах на данном этапе наших отношений. С такой точкой зрения мне будет на пользу, если тот пилот советского бомбардировщика, которому я вручил ментальные амулеты, сгинул по пути к фронту. Соглашусь — это жестоко. Но когда стоит дилемма он или я, то мало кто выбирает первый вариант.

Так же я приложил пару амулетов с отводом внимания. Они помогут связным незаметно проскочить линию фронта и мимо немецких патрулей. Времени работы достаточно для этого. Главное, чтобы в Москве не тянули с отправкой после активации волшебных предметов.

— В Минск сбегайте. Найдите там аэродромы с бомбардировщиками, разузнайте обо всём, в том числе и график полётов, как себя ведут пилоты и техники перед вылетом. Ну и прочие мелочи. Попутно в Полоцке побывайте, узнайте, что там за настроение у людей, как ведут себя немцы и местные жители. Найдите стоянки грузовиков или другой техники, узнайте на ходу ли она. Не будет машин, так ищите лошадей с санями и груз, который можно погрузить на них. Только не тряпьё какое-нибудь, а что-то тяжёлое и не очень большое.

— Да что ж мы — совсем дурные, — хмыкнул Прохор. — Знамо дело, что нам нужно железо иль что-то вроде того.

— Про Кулебякина не забывайте. Я ему слово дал, что буду помогать.

В Лепель примерно два раза в неделю мои помощники доставляли несколько саней с провиантом для военнопленных в лагере. На днях, когда я учился летать и занимался «представительскими» амулетами, волколаки угнали в Лепеле дюжину лошадей, изобразив всё так, что это обычные волки поработали. Потом лошадей перегнали в наш лагерь, забили на мясо, а то переработали — закоптили, засолили, перекрутили в колбасу. Как только вся эта продукция дойдёт, то будет переправлена людям Кулебякина. Без малого две тонны мяса, которое отлично подходит для восстановления сил. Да, жёсткое, да, не очень вкусное из-за неумех-поваров, но военнопленным оно должно показаться пищей богов после той баланды из гнилой свеклы с опилками, землёй и жмыхом, которой они питаются по воле немцев.

— Да помним мы. Тут, эта, спасённые интересуются, что с ними дальше будет и почему их не выпускают? Парочка там кричит, что мы их из одного лагеря в другой перевели.

— Да? Ну, так отведи их назад к Кулебякину с очередным обозом. Пусть почувствуют разницу. А тем четверым, которых я выделил, скажи, что где-то через неделю я приму у них клятву.

— Мож их под нашим контролем сводить куда-нить, а? Пусть оценят разницу между нами и собой.

— Они и так горят желанием быть с нами и бить немцев, лишних подталкиваний не требуется. Да и когда вы их водить будете? Про Минск и Полоцк забыли?

— А-а, ну да, — закивал Прохор. — Совсем из старой головы вылетело.

— Так, вроде бы всё… Дня через четыре вернёмся, максимум через неделю.

— Ни пуха, ни пера! — гаркнули почти в один голос оборотни. И на их фоне затерялся голосок Маши.

— К чёрту! — практически также в унисон ответили им мы с Пашей. А затем оба превратились в птиц и взмыли в небо. Сделав круг над лагерем, мы набрали высоту и направились на северо-восток. На дорогу туда-назад я отложил полтора-два дня, и ещё два дня на наблюдение, диверсии, поиск подходящих собеседников из числа высшего командования РККА и разговор с ними. Полагаю, этого срока нам хватит на всё.

Спустя три часа была сделана первая передышка. Опустившись в лесу на поляне, окружённой высокими елями, мы обломали нижние ветви под одной из них, утоптали там снег и из двух плащ-палаток соорудили навес. На всё у нас ушло минут двадцать. На самодельной подставке из лёгкого алюминия от обшивки самолёта в котелке вскипятили чай, согрели несколько кусков мяса из плодов, перекусили и спустя десять минут после еды опять поднялись в небесную высь. В нужный район мы попали ещё до темноты и решили вместо отдыха потратить остаток светового дня на осмотр местности с высоты птичьего полёта. С Пашей мы дважды пролетели от огромного замёрзшего озера вниз по реке на юг до плацдарма, про который он мне говорил, и где сейчас шёл вялый обстрел русских позиций немцами из орудий. Там немного покружились в воздухе, примечая и запоминая всё, что может нам пригодиться. После этого повернули на запад и зигзагами прошли вдоль линии соприкосновения, забирая вглубь расположения то немецких войск, то советских. Уже в сумерках мы развернулись на восток, быстро пролетели над плацдармом, где пальба стихла, и приземлились в десяти километрах от него в глубокой балке, заросшей ольхой, вётлами и высоким колючим кустарником, на ветках которого даже сохранилось немного жухлых плодов.

— Я там видел пушки и миномёты, это они сейчас молотили по нашим. Вот бы их ночью прищучить, а, Киррлис? — торопливо произнёс Паша, как только мы с ним вернули себе человеческий облик.

— Погоди, дай дух перевести и мысли в кучу собрать, — ответил я и зябко повёл плечами

Тот смолк, а спустя примерно десять секунд тихо спросил:

— Может, чайку горячего с травками? Плащ-палатки накину на ветки, чтобы огня никто не увидел в темноте, а дым… тут дымом всё пропахло, наш не заметят. Веток сухих хватает, уж на котелок воды наберу точно.

— Давай, — кивнул я и опять поёжился.

Смерть. Смерть. Смерть.

Везде, где я летал, чувствовалось дыхание смерти. А я только сравнительно недавно вернулся в норму после акции в Витебске. Кое-какие шаги я предпринял, чтобы частично нивелировать воздействие некроэнергетики на своё искалеченное тонкое тело. Но их может не хватить в этом месте, где давление куда как выше, чем было в оккупированном городе.

— Киррлис, готово, — отвлёк меня от размышлений сокол.

— Что? — встряхнулся я, потом увидел крошечный костерок, дымящийся котелок и протягиваемую мне кружку, парящую ароматным паром.

— Заснул? — хмыкнул он.

— Задумался, — ответил я ему, забирая кружку.

— О немцах?

— Ага. Думаю, откуда начать их бить. Мы видели недалеко отсюда в карьерах и за рощей позиции артиллерии. Вот хочу ночью туда наведаться, прибить расчёты и испортить орудия с миномётами.

— Обеими руками голосую, — парень поднял руки верх. Когда опустил их, то добавил. — А я обратил внимание на кое-что ещё. Вот смотри, — он взял тонкий прутик и принялся быстро чертить схематический рисунок на снегу, — здесь река, тут проходит плацдарм, немецкие позиции, а здесь ГРЭС. Тут два карьера, ещё один с другой стороны, роща. Батареи тут, тут и тут. А вот здесь, — он одним росчерком нарисовал кружок в стороне от позиций, — стоит посёлок, полный немцев. Возле одного дома я видел три легковушки, легкий грузовик с раздвижной антенной и броневик с рамочной. А ещё над крыльцом висел большой флаг.