Звёздный капитан

И всё равно гадкое предчувствие меня не покидало ни на секунду. Последующие дни, всё своё свободное время я носился по всему кораблю, проверяя и перепроверяя всё, что только мог. Пару раз пересекался с самим Сиро, но тот не проявлял ни ко мне, ни к происходящему на корабле ни малейшего интереса.

Шёл день за днём: мы покинули Солнечную систему, уверенно двигались к цели, казалось что я впустую мечусь, и тут мои мрачные подозрения наконец оправдались.

***

Я сидел на мостике и с чувством, что трачу время впустую, смотрел на новостные сводки, стремясь урвать информацию по Новому Каиру. Не сложно догадаться, что писали об этом редко и мало — политики Земного Содружества очень не любили плохие новости, это заставляло их отрываться от коррупции и отчитываться перед смердами.

Передо мной сонно шевелились немногочисленные операторы, следящие за корабельными системами. Ещё дальше, в специальном кресле сидел штурман с огромной кипой проводов, подключенных напрямую к нервной системе. Мозг Небулы в буквальном смысле.

Управление кораблём весьма непростое занятие. И чем больше корабль, тем это сложнее и опаснее. Раньше эта часть возлагалась на корабельный ИИ, но после их запрета нашли другое решение. Людей, а точнее их мозг, интегрировали с системами судна. К сожалению, содержимое нашей черепушки довольно хрупкая вещь, абсолютно не предназначенная для подобной работы. Поэтому долго штурманы не жили: два, реже три года службы.

На этом моменте здравомыслящий читатель должен задаться резонным вопросом: «кто вообще согласится на такое?». Официально, я подчёркиваю,официально существовали спецшколы для добровольцев, где с помощью сложных тренировок их готовили к службе штурманом. Государственные СМИ все как одно отчитывались о падении уровня смертности и увеличении срока службы. По факту, всё это одна большая мерзко пахнущая ложь.

Никаких школ не существовало, как и «добровольцев». Штурманами становились дети с отклонениями в развитии мозга, как правило, сироты. Большая часть «начинки» штурманского кресла была предназначена для поддержания их и без того жалкого существования как можно дольше.

Впрочем, в тот момент я обо всем этом знать не знал, и мысли мои были заняты другим. Отвлек меня от них боцман, который вызывал меня по личному каналу:

— Капитан, как можно быстрее зайдите ко мне, я возле второй секции трюма, — немного заплетающимся от волнения языком сказал он.

Не успел Кереньев договорить, а я уже летел туда на всех парах — первая и вторая секции трюма были предназначены для хранения продовольствия. Любое происшествие в них было чрезвычайно опасно.

В коридоре возле входа в трюм стоял матрос в чёрном, который при моём приближении вытянулся по струнке. На нём зачем-то была надета дыхательная маска. Прежде чем отпереть дверь, он протянул мне такую же.

Внутри секции в воздухе витала какая-то желтоватая дымка. Что ещё более странно: внутри была настоящая теплица, хотя температура тут должна быть лишь чуть-чуть выше нуля.

Кереньев, Лютцев и пара мичманов осматривали ящики с провиантом. Я зашёл как раз тогда, когда они открывали очередной. Стоило им сдвинуть крышку, как изнутри в воздух ударил поток жёлтого газа. Внутри всё было покрыто какой-то отвратительной фиолетовой плесенью.

— И так в каждом ящике, — немного невнятно из-за маски сказал боцман. — Эта зараза буквально везде: в воздушных фильтрах, морозильных установках, плитах, она даже запечатанные консервы поразила!

Я достал из кармана платок и аккуратно, так, чтобы не касаться рукой, вскрыл один из пайков. Обычный армейский паёк представлял собой замысловато устроенную коробочку, в которой по секциям были разложены все необходимые для жизнедеятельности элементы. Питательные кубики, которые можно есть как сырыми (сомнительное удовольствие), так и готовить. Одной такой коробки хватало человеку примерно на неделю, а при должном грамотном приготовлении и больше.

Загадочная плесень сожрала всё до единой крошки, оставив после себя лишь зелёную жижицу. Я немедленно вызвал Фаррела. Тот отдыхал, поэтому ответа пришлось ждать невыносимо долгую минуту:

— Слушаю, капитан, — наконец раздался голос, всеми силами пытающийся показать, что он не сонный.

— Немедленно отравляйтесь на мостик и опечатайте первую и вторую секции трюма полностью: воздух, воду — вообще всё. Никого не впускать и не выпускать. Организуйте где-нибудь рядом пункт обеззараживания. Объявите по кораблю тревогу — пускай все нацепят дыхательные маски. И пришлите ко мне пару медицинских дронов.

— Так точно! — голос лейтенанта преобразился до неузнаваемости; что ни говори, Фаррел глупостью не страдал и быстро понял всю серьёзность ситуации.

— В первой секции то же самое? — спросил я у Кереньева.

— Мы ещё не добрались туда, — виновато ответил боцман. — Вход загорожен ящиками.

Я уже готовился разразиться такой триадой ругательств, на что Кереньев как-то сразу съёжился. По уставу секции должны были быть свободными для доступа в любой момент. Это уменьшало площадь хранения и некоторые пренебрегали этим правилом, ведь продовольствие бралось из ближайшего склада.

— Возможно, это нам на руку, — остановил меня Лютцев. — Может быть, эта гадость туда не проникла.

— Фаррел! — вызвал я по коммуникатору. — Проверьте с мостика первую секцию.

Некоторое время стояла тишина. Наконец, раздалось:

— Дверь в какой-то гадости, температура выше нормы на десять градусов. На сколько могу судить, ящики с провиантом целы.

— Мы можем плотно запечатать отсек? — недовольно косясь на Кереньева, спросил я.

— Автоматика работает исправно.

— Запечатайте и разгерметизируйте. Если повезёт, эта дрянь погибнет и мы хоть что-то спасём.

Послышался скрежет, с которым опускались дополнительные перегородки, а за ними шум выходящего воздуха. Через пару минут он превратился в тоненький свист.

— Фаррел, докладывайте.

— В первом отсеке вакуум, но с вашей стороны, похоже, есть протечки.

Этого следовало ожидать. Небула была весьма старым кораблём, каждую образовавшуюся дырку найти было нереально, а уж межсекционные переборки никто и не пытался никогда осматривать — тут нужен был долгий капитальный ремонт.

— Насколько всё плохо?

— Кислород во второй секции закончится минут через тридцать, если я не включу его подачу.

— И эта дрянь будет по всему кораблю. Мы ждём дронов, убедимся, что плесень не попала в лёгкие и уйдем отсюда. Потом откачаем воздух и из этой секции. Найди пока Ворстона, как только мы выберемся отсюда, продуем вентиляцию — пускай подготовится.

Лейтенант отключился, а мы принялись дальше проверять ящики в ожидании дронов. Везде было одно и то же — фиолетовая плесень, жёлтый газ и зелёная жижа. Неожиданно, Лютцев что-то нашёл:

— Капитан, этот целый!

И вправду, содержимое одного из ящиков было абсолютно нормальным, без каких-либо следов заражения.

— Это армейский ящик, один из тех, в которые перегрузили пайки, — прокомментировал он.

Мы втроем переглянулись и синхронно выругались.

***

Быстро и решительно действуя, нам удалось избежать дальнейшего заражения корабля. Очень повезло, что плесень так быстро обнаружили. Распространялась она с поистине невероятной скоростью. Ещё пара часов, и зараза добралась бы до систем жизнеобеспечения.

Из нас пятерых, побывавших в очаге заражения, к счастью, никто не пострадал. С ужасом могу представить, на что способна эта гадость, попади она в человеческие лёгкие.

По моему приказу все старшие офицеры собрались на мостике. Настроены они были мрачно, прекрасно понимая весь размах произошедшего, и что последует за этим. Первым заговорил Кереньев, только что вернувшийся со склада и не успевший снять скафандр:

— Я с помощниками осмотрел первую секцию, — издалека начал боцман. — Судя по всему, весь провиант в ящиках с Лапуты-13 мы потеряли — они были не герметичны.

— Через два часа мы выйдем из гиперпространства все заражённые ящики должны быть незамедлительно выброшены за борт, — прижимая рукой разболевшийся от перенапряжения висок, сказал я. — Кислородом секции не заполнять до тех пор, пока мы не убедимся, что эта дрянь действительно погибла. Сколько у нас осталось?