Страница 11 из 78
На секунду мне показалось, что я неверно выбрал цель — левый эсминец выглядел самым современным из всех. Кто знает, что моллюски в него запихнули? Самый дохлый энергетический щит или термоустойчивая броня, и мы можем хоть весь день по нему стрелять без какого-либо толка.
Мои сомнения развеяла яркая, появившаяся на сотые доли секунды вспышка, — выстрел нашего главного калибра.
Фаррел принялся что-то истошно кричать по связи, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять о чём он. Корабль противника разваливался, покрываясь сеткой взрывов! Команда принялась ликовать, кто-то даже срывался с мест, чтобы выразить свою радость.
— Всем занять боевые посты! — крикнул я по связи. — Это ещё не конец!
Два других корабля и вправду словно не обратили внимания на гибель товарищей, продолжая свой путь и выпуская на предельно малой дистанции ракеты.
Третья волна встретила нас куда болезненнее первых двух. На мостике на секунду погас свет, затем всё вернулось вместе с рёвом сирен, криками и выражением паники на лицах экипажа.
Я принялся просматривать отчёты о повреждениях, которые ежесекундно присылались с разных мест корабля. Ситуация была плачевная: по сути, Небуле разворотило весь нос, число пробоин сосчитать было просто невозможно, в некоторых местах корпус просто разошёлся по швам. Нужно было срочно действовать:
— Кереньев, возьмите людей, наденьте скафандры и займитесь повреждениями на носу. В первую очередь вытаскивайте людей, запечатывайте по пути всё, что сможете. Лютцев, смените его на зенитках. Фаррел, по соседству с вами куча дырок, берите людей и уходите, вытаскивайте по пути всех, кого сможете. Ворстон, как дела с двигателем?
— Жарко, кэп, очень. Держу его на максимуме, сколько ещё протянем не знаю, повреждений пока нет.
Это уточнение напомнило мне, что битва только начинается. Теперь мы уходили от противника, а тот нас преследовал. Вооружение моллюсков сейчас работало против них — ракеты могли нас нагнать, но на это уходило много времени и зенитные орудия имели гораздо больше возможностей для попадания. Все же такое положение не было идеальным — сейчас огонь противника был направлен нам в корму. Задняя полусфера корабля — это то место, которое следует держать как можно дальше от вражеского огня.
— Капитан, — раздался встревоженный голос Лютцева, — проблема. Я сейчас на третьей зенитной батарее, мы не можем её развернуть, механизм неисправен.
Зенитные батареи находились в бронированных капсулах-башнях, способных к вращению и, таким образом, к ведению кругового огня практически без мертвых зон.
— Ворстон, мы можем это исправить?
— Минутку, сейчас гляну по связи! Жень, разверни камеру чуть правее! — раздался раздражённый голос инженера, который совсем забыл про субординацию, а затем поток ругательств, — … нет, спасибо дерьмовым конструкторам этого корыта, нужно всю башню снимать и менять ось.
— Я вас понял, — вариантов действий у меня не было, — отправьте туда кого-нибудь, пускай снимут всё, что смогут, чтобы в случае повреждения других батарей, у нас были запасные детали.
Не успел я договорить, как на мостик ворвался Фаррел, его форма была безнадёжно испорчена огнём, а сам он был весь в ссадинах.
— Лейтенант Джек Фаррел для продолжения службы прибыл! — вытянувшись по струнке, доложил он громким басом.
Я смерил его взглядом, не понимая такого странного воодушевления. Решив, что мой первый лейтенант испытал на себе прелести кислородного голодания, я усадил его в кресло контролировать работу корабельных систем и приказал быть на связи. Сам же отправился на нос, посмотреть, что от него осталось.
***
На месте всё оказалось куда хуже, чем казалось с мостика. Из-за множества пробоин катастрофически не хватало кислорода. Пришлось напялить неудобную маску и таскать с собой баллон кислорода. Энергоснабжение пострадало не меньше, поэтому и так не слишком ярко освещённые помещения были погружены в неуютный полумрак. Всё это было в условиях жуткой суматохи и постоянной толкучки. Места не хватало: из повреждённых помещений выносили раненых, убитых, ценное оборудование. Я выловил какого-то мичмана и приказал, кивая на как попало разбросанных раненых:
— Отнесите всех в коридоры возле рубки.
Корабельный лазарет был разрушен вместе со всем, что там находилось. Самое страшное: были уничтожены медицинские дроны и большая часть персонала. Выжил единственный врач.
Мичман медицинской службы Громмар был явно не в себе. То был уже немолодой мужчина, по-видимому, набранный из гражданских врачей; обычно небритый и не слишком опрятный, а после произошедшей катастрофы ещё и в разорванной одежде. Его усадили в угол того самого коридора, что раньше вёл в лазарет. То и дело медик вставал, что-то невнятно бормотал и пытался отворить дверь. К счастью, ту не только закрыли, но ещё и запаяли, иначе болтаться бы сейчас доктору в космической тьме среди своих бывших пациентов.
На меня он обратил внимание не больше, чем на происходящее вокруг него. Я был на этот счёт заранее предупреждён, поэтому явился не с пустыми руками, вскрыв по пути полевую аптечку. Когда доктор в очередной раз попытался открыть дверь, я аккуратно приставил к его шее небольшой инъектор и ввёл дозу успокоительного.
Громмар вздрогнул и замер. Я пару минут подождал, попутно пытаясь обратить его внимание на себя, но так ничего и не добился. Хмыкнув, я вколол ему ещё одну дозу. Риск был и не малый: док вполне мог упасть, забиться в анафилактическом шоке и уже не встать. Но на борту было больше пятидесяти раненых, которым требовалась срочная помощь, а я был готов пойти на какой угодно риск, желая их спасти.
К счастью, всё обошлось. Постепенно доктор Громмар пришёл в себя. Он слабо поднял руку, желая отдать приветствие и прошептал:
— Капитан…
— Рад вас видеть, док, — я изобразил самую лучшую улыбку из возможных в этой ситуации, — нам нужна ваша помощь…
— Да-да, конечно, мне нужно вернуться в лазарет, — Громмар вновь попытался открыть дверь, правда, теперь чуть более осмысленно.
— Док, лазарет уничтожен вместе со всеми медицинскими дронами. Вы сейчас, наверное, единственный человек на корабле, который хоть что-то понимает в медицине. Мы организовали временный лазарет в коридорах возле рубки, туда же отнесли все найденные медикаменты, но без человека, знающего, что делать, все, кто там сейчас страдает — погибнут.
— Красное к красному, белое к белому, — тихо прошептал Громмар, кивнул мне и пошёл к раненым.
Проводив его взглядом, я вернулся на мостик.
***
За время моего отсутствия ситуация поменялась слабо: мы убегали, нас преследовали. Моллюски вели огонь: не слишком эффективный, но беспокоящий. Постепенно они начинали нагонять Небулу, и чем были ближе, тем больнее становились залпы ракет.
Как выяснилось, я не учёл того факта, что три разных корабля не могут двигаться с одинаковой скоростью: быстрые подстраивались под самого медленного. Уничтожив один из них, можно было уничтожить как самый быстрый, так и наоборот. Тут нам не повезло: мы выбили именно медленный, и моллюски набирали скорость быстрее, чем я рассчитывал.
До границы системы нам оставалось лететь тридцать девять минут.
— Кто-нибудь видел Донавала? — спросил я и сам себе махнул рукой, решив, что мой адъютант где-то прячется. — Что у нас по потерям?
Фаррел, уже чуть пришедший в себя, доложил:
— Семнадцать погибших, ещё пятьдесят пропали без вести. Шестьдесят раненных.
Катастрофические цифры для Небулы — треть экипажа просто выбыла.
— По кислороду что? — мрачно спросил я.
— Пробоины по большей части заделали, осталась пара мелких. Но в трюмах пожар, и он сжирает очень много. Кереньев туда отправился минут десять назад, но связи там нет.
— Ясно, — я перехватил в руках столь ненавистную кислородную маску и проверил ёмкость баллона с воздухом. — Я туда, постараюсь быть на связи. Если что, как только сможем убраться отсюда — прыгайте.