Сахара

— А ну, слезь с нее, — раздалось где-то рядом.

Ксюша открыла глаза, увидев стоящего в двух шагах от них, Паяца.

— Пошел ты! — огрызнулся Штык.

— Да, я-то пойду, только твою жалкую шкуру прикрывать больше не стану.

Штык с минуту обдумал сказанное и нехотя поднялся, отряхивая руки.

— Один хрен, в стабе у нее другой работы не будет, — плюнул в песок ушастый.

— Вот, когда она прейскурант выставит, тогда и приходи, — безучастно отозвался Паяц.

— Она тебе, что родня?

— Если ты забыл, я напомню: у рейдеров нашего стаба есть устав. Как ты разговариваешь с тем, кто выше тебя по званию?

— Может тебе еще честь отдать? — с издевкой спросил Штык.

— Обязательно, — усмехнулся Паяц, — поворачивайся и снимай штаны.

Штык фыркнул, отправившись в лагерь. Ксюша как завороженная слушала их разговор. Сил встать на ноги не было. Обхватив себя руками, девушка тихонечко раскачивалась, пытаясь унять, убаюкать, бьющую по всему телу дрожь.

— А ты, — Паяц обернулся к Ксюше, — если не в состоянии себя защитить, сделай всем одолжение: отсоси у этого говнюка за патрон, ствол я так и быть одолжу.

Его слова были пропитаны брезгливостью. В полной тишине, Паяц, собрал тарелки, утащив их в лагерь.

Ночь обволокла черной, непроглядной безнадежностью. Укрыла колкими осколками былых надежд. Пригвоздив к месту последними словами Паяца, как суровым напоминанием о реальном положении вещей.

Ксюша не могла говорить, голос просто пропал. Она не могла пойти в лагерь, сгорая от стыда. Рядом не было любящих родителей, готовых поддержать в трудную минуту, рядом не было друзей готовых защищать самую младшую из них.

Девушка на карачках доползла до огромной вынесенной течением коряги. Черная, шершавая плоть мертвого дерева, равнодушно приняла Ксюшу в свои объятия. Девушка уместилась в изгибе меж двух толстых ветвей, подтянула колени к подбородку, стараясь спрятаться от всего мира.

Невидящий взгляд бродил по темным силуэтам дальнего берега.

"Эта ночь будет длиться вечно…"

Глава 5

Мрачные образы, неясные видения еще теснились на грани сознания, когда кто-то сильно затряс за плечо. Видения бесконечных коридоров, в свете болезненных электрических ламп моментально схлынули. Ксюша судорожно вздохнула, возвращаясь в реальность, тут же рывком вжавшись в корявый ствол. На ее округлившихся от ужаса глазах, снова, выступили слезы. Она за озиралась по сторонам как затравленный зверь, пытаясь руками закрыться от неведомой угрозы.

— Кто? — Ржавый смотрел суровым, нетерпящим возражений взглядом.

Ксюшу напугало это серьезное выражение лица. Ржавый большую часть вчерашнего дня хохмил и улыбался, таким сосредоточенным он был лишь при виде настоящей угрозы. Его напряженный взгляд, быстро развеял нахлынувшие воспоминания, заставив трезво посмотреть на вещи. Она не хотела, чтобы из-за нее, в этой давно сработавшейся команде, начались трения. Ей было неловко вовлекать в свои проблемы, Ржавого, по сути, совсем чужого ей человека.

— Все в порядке, — ели слышно шмыгнула носом она, попытавшись улыбнуться.

— Так, — растягивая слово произнес Ржавый, достав уже знакомую флягу, — пей.

Девушка покорно попыталась осушить сосуд до дна.

— Стой, стой. Живчик нужно пить в меру! А то попугайчиком станешь, — улыбнулся он.

— Кем? — вопросительно сдвинула брови девушка.

— Запомни, живчик — это лекарство, и злоупотреблять им тоже вредно. А теперь, пойдем, покажешь кто тебя обидел.

Ксюша отвела взгляд посильнее вжавшись в корягу.

— Я не пойду.

Ржавый медленно присел рядом.

— Нам скоро нужно будет отправляться в путь. Ты, конечно, можешь просидеть тут до отъезда, но тогда пропустишь завтрак.

— Я не хочу уезжать…

— Так, — он снова растянул это слово, расстегнул ремень, сняв с пояса охотничий нож, — на вот, держи. Дарить холодное оружие — плохая примета, так что как разживешься своим вернешь.

— Я… Я не смогу.

— Сможешь. Вот тут пимпочку отстегиваешь и нож легко выходит из ножен. Здесь по-другому нельзя, Сахарная… — он пододвинулся ближе, — если что пыряй в живот, туда трудно промахнуться.

— У меня не получится…

— Так, взяла и повесила к себе на ремень, а то это сделаю я! Он, между прочим, волшебный, — Ксюша слегка улыбнулась, — я не шучу, он удачу приносит, а сколько раз он мне жизнь спасал… Все, пошли.

Парень резко встал, практически выдернув Ксюшу из ее убежища.

Теплые пальцы уверенно сжимали маленькую девичью ручку. Ржавый, набычившись изучал просыпающийся лагерь. Ксюша практически чувствовала, как его взгляд периодически возвращается к ней и снова начинает сканировать окружающих. «Я просто сделаю вид, что ничего не было, просто не буду ничего говорить!» — наконец нашла выход из этой ситуации девушка.

В дальнем углу, завернувшись в спальник, кто-то еще мирно посапывал. Лагерь пробуждался с явной неохотой.

Они подошли к возящемуся с котелками Мету. Тот на минуту отвлекся, скользнув взглядом по Ксюше и непонимающе замер. Выгнув светлую бровь, он вопрошающе уставился на Ржавого.

— Сам хотел бы знать, — ответил рыжий на незаданный вопрос.

Видимо вчера, Ржавый, заснул, не дождавшись ее возвращения, а как проснулся пошел искать.

— Вода… — раздался сзади голос Штыка, и звук опустившегося ведра.

Ксюша вздрогнула. Возможно, увидь она его раньше или услышь шаги, Ксюша смогла бы морально подготовиться…

Рыжий медленно перевел на нее взгляд. Девушка попыталась улыбнуться, изо всех сил изображая беспечную легкость.

Мужчине хватило несколько секунд чтобы сделать выводы и принять решение. Он отпустил руку Ксюши, в момент оказавшись рядом со Штыком. Короткий удар в нос, откинул голову противника. Штых охнул, схватившись за поврежденное место.

— Ржавый, да я ее и пальцем не тронул, — загундосил он, — ты кому веришь мне или этой шлендре?

— Заткнись. Увижу хоть один косой взгляд в ее сторону и тебе будет лучше самому застрелиться.

Штык выпрямился, убрав руки от распухающего носа.

— Да она все равно не жилец! Либо твари сожрут, либо на спек подсядет в стабе. Как не крути она труп! — практически закричал парень.

На шум стали подтягиваться другие члены команды.

— Я тебя предупредил, Штык.

Подоспевший Герольд не стал долго разбираться в произошедшем, постановив оставить все до стаба.

Завтракали молча. Омытый прошедшим дождем мир, смотрелся всклокоченным воробьем, будь то поникшие ветви ивы, или важно выглядывающий из-за примятой травы куст репейника, окружающее пространство тонуло в тишине серого, промозглого дня. Ксюша, ковыряясь в своей тарелке, вспоминала как любила в такую погоду сидеть на веранде, завернувшись в плед и мечтать о дальних странах.

Бывалые мужчины быстро и четко свертывали лагерь. Все что следовало оставить другим группам аккуратно упаковывалось в деревянный ящик под тополем, кое-какой скраб был закинут на плот. Костер затушен, а посуда убрана. Управились минут за пятнадцать, не больше. Ксюша все время пряталась от любопытных взглядов за спиной Ржавого.

На большой земле все сделали вид, что ничего не было. Ржавый с остальными учесал прятать плот. Штык пытался помочь Герольду выехать по крутому склону, чем больше мешал и раздражал последнего. Командир с матюками прогнал подчиненного, вдавив педаль газа.

— Ржавый, полезай в гнездо. Мет, за баранку.

— А как же я? Я справлюсь, Герольд, — запротестовал Паяц.

— Разговорчики! Распоясались, как бабы! Тебе, после вчерашнего, еще пару дней даром лучше не пользоваться. Здесь по прямой до Курякино, всего ничего. По местам.

Ксюша закинула на спину рюкзак, сумев без посторонней помощи забраться в кузов. Мудрый услужливо подал вилы. Штык долго маневрировал, усевшись в угол рядом с девушкой.

Бодро заурчал двигатель, машина резво двинулась в путь. Ксюша прижала руки к груди, попытавшись ногой, незаметно, придвинуть поближе к себе, лежащие на полу вилы. Ей не нравилось соседство Штыка, напрягало отсутствие рядом Ржавого и Мета. Щелчок, по обе стороны, вновь, открылись полоски бойниц.