Гарпагон

– На тройках?! Круто! Это вы, Егор Петрович, здорово придумали… Так! А это что?

На второй пересекающей площадь Ленина улице появилась многолюдная демонстрация, во главе которой шагали, выстроившись в ряд, одноклассники Введенского с активистами движения «СтопХам». Приблизившись к ёлке, они развернули транспаранты с требованием отставки губернатора и принялись громко скандировать:

– Нет беспределу в ЖКХ! Нет росту тарифов! Долой антинародное правительство!

Музыка, точно испугавшись появления агрессивно настроенных людей, умолкла.

Из толпы вышел невысокого роста старичок в цигейковой шапке. Повернулся к губернатору и хорошо поставленным голосом стал говорить в мегафон о власти и о коррупции в ней, о низкой пенсии и высокой квартплате, о тех, кто, подобно зятю губернатора, богатеют пропорционально росту тарифов и тех, кто, согласно физическому закону сохранения утекающей в карманы чиновников денежной массы, впадают в беспросветную нищету.

– Где мэр? – прошептал Рева, не отводя широко открытых глаз от старичка в цигейковой шапке.

– Здесь я, Егор Петрович, – тихим голосом ответил Берг.

– Что это значит, господин мэр? Объясните.

Берг удручённо развёл руками.

– Не знаю, Егор Петрович. Ей богу, не знаю.

– Кто знает?

Тут Берг опомнился. Стряхнул с себя оцепенение, в которое впал, увидев демонстрацию, которой не должно было быть ни при каких обстоятельствах, посмотрел вокруг себя и рявкнул:

– Семёнова ко мне! Живо!

Семёнов – невзрачный человек с неприметным лицом выскочил из-за ёлки.

– Слушаю вас, Николай Александрович.

– Как они здесь оказались, Семёнов?!

Семёнов пожал плечами и, всем своим видом показывая, что не понимает: из-за чего возбудилось начальство, сказал, что митинг, организаторами которого являются: «Партия пенсионеров» и КПРФ, согласно решению городской администрации, проходит там, где и должен проходить – то есть, здесь, на площади Ленина.

– Ты что, издеваешься? – зашипел Берг. – Я тебе где велел?

– Здесь, на площади Ленина.

Казалось, Берг не понял смысл сказанных ему слов. А когда, наконец, до него дошло, что «здесь» означает: здесь и нигде больше, в ярости схватил Семёнова одной рукой за воротник дублёнки, другой замахнулся, чтобы ударить.

Но не ударил – стерпел.

Сплюнув себе под ноги, разжал кулак и, обращаясь к губернатору, сказал, что ничегошеньки не понимает.

– Ну как же, Николай Александрович! – затараторил Семёнов. – Вы же сами позвонили и велели срочно перенести митинг сюда, на эту площадь.

– Что ты несёшь?! – возмутился Берг.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался губернатор. – Неси Семёнов дальше. Я слушаю. Давай!

– Ну, то есть, не лично вы, Николай Александрович, – продолжал Семёнов, – вы, Николай Александрович, в это время были заняты – а ваш новый помощник.

– Какой помощник? Нет у меня никакого нового помощника.

– Помощник! – улыбнулся Рева так, будто только сейчас понял, о чём идёт речь. – Ну конечно! Кто ж ещё! Сам-то Николай Александрович тут, естественно, не причём. Правильно я говорю, Николай Александрович, вы ж тут ни сном ни духом?

Берг посмотрел на него и содрогнулся – так, как улыбался губернатор, подумалось ему, мог улыбаться разве что голодный крокодил жирному телёнку в предобеденный час.

– Егор Петрович. Честное слово… мы же с вами… не один год…

Не успел Берг договорить, как на площади под перезвон колокольчиков и песен цыганского хора появилась колонна из семи троек, запряжённых орловскими рысаками. На первой тройке в расстёгнутом настежь тулупчике и сбитой набекрень шапке ехал племянник мэра – не совсем трезвый мужчина с огромным животом и, укутанные в одеяло молодые, на второй – цыгане с гитарами и скрипками, на третьей, четвёртой, пятой, шестой – подвыпившие гости. На последней седьмой тройке ехали официанты в окружении коробок с названием известных всему миру производителей спиртных напитков, термосов с горячими и корзин с холодными закусками.

Разогнав на своём пути толпу демонстрантов, как какую-то пугливую стайку приблудных воробьёв, первая тройка лошадей, за ней вторая, третья и все последующие, остановились возле губернатора.

Племянник мэра встал в полный рост.

Цыгане умолкли.

Племянник с торжественным видом поднял бутылку початого шампанского, сделал небольшую паузу и, насладившись произведённым эффектом, гаркнул:

– С праздником вас, Егор Петрович! С прошедшим Новым годом!

Хор грянул цыганскую новогоднюю песню.

Племянник сделал круговое движение кистью – песня оборвалась.

– Егор Петрович! – сказал он. – Разрешите от имени невесты и жениха пригласить вас отпраздновать с нами бракосочетание моей дорогой сестрицы Арины свет Николаевны Берг! Иначе говоря: будьте нашим гостем! Но для начала по народному обычаю… – племянник сделал небольшую паузу и с видом иллюзиониста, готового продемонстрировать публике коронный трюк, щёлкнул в воздухе пальцами. – Ваш выход, ромалы! Раз-два-три! Тра-та-та! – На слове: «три» цыгане выпрыгнули из саней и с величальной песней «за дружеской беседою, коль пир идёт горой…» двинулись, весело приплясывая, к губернатору. Одна из цыганок – самая молодая и красивая – протянула ему поднос с доверху наполненным водкой фужером и поклонилась в пояс. Цыгане запели громче: «Хор наш поёт припев любимый, слова текут рекой, а с нами снова наш любимый Егор Петрович дорогой!.. Пей до дна, пей до дна, мы нальём ещё вина! Пей до дна, пей до дня, чтобы жизнь была полна!»

– Пей до дна! – заорал племянник Берга.

– Пей до дна! – подхватили гости с саней.

Ничего не понимая, Рева с растерянным видом посмотрел на молодую цыганку с подносом, на племянника мэра с бутылкой початого шампанского в руке, на журналиста, пытающегося за напускным вниманием скрыть ехидную улыбку, и снова на племянника.

– Вы это чего? – спросил он. – Вы как сюда попали? Кто вас пустил? Кто-нибудь мне может объяснить, что тут происходит?!

Почувствовав неладное, племянник вопросительно посмотрел на дядю Берга.

Берг снял шапку. Вытер ею выступившую испарину с лица и, обращаясь к губернатору, сказал, что сейчас попробует всё объяснить.

– Потрудитесь, господин мэр! – повысил тот голос. – Я жду!

Берг надел шапку. Стараясь лишний раз не встречаться взглядом с Ревой, в глазах которого читалось: «Размозжу негодяя!», сказал, что молодые с гостями всё сегодняшнее утро катались в парке на тройках, катались-катались и, по какой-то ещё не выясненной причине, докатились до площади Ленина, где увидели господина губернатора, и так обрадовались этому, что решились пригласить его на свою свадьбу.

– Вот такой, значит, вышел у них, Егор Петрович, экспромт.

– Экспромт! – возмутился Рева. – А это что? – он кивнул в сторону подноса с фужером полным водки. – Тоже, скажете, экспромт, позорить меня перед народом?

– Неудачный, Егор Петрович. Согласен. Но с другой стороны, что с них, пьяных, взять – третий день гуляют, не перестают!

– Если пьют, не перестают, значит, место им в медвытрезвителе, или куда там, не знаю, сейчас отправляют пьяных!

– За что в вытрезвитель? – ахнул племянник. – Мы ж на законной свадьбе!

– Замолчи! – рявкнул на него Берг. – Какого рожна вы сюда припёрлись? Кто вас звал? Вам что, места в парке мало?

Племянник укоризненно посмотрел на него.

– Дядь Коль, зачем так говорить? Ты же сам полчаса назад…

– Что сам?!

– …через своего помощника приказал приехать к вам на всех семи санях.

– Какого ещё помощника? – упавшим голосом спросил Берг. – Зачем?

– Вот я и удивился: зачем, думаю, это тебе?

– Затем, чтобы меня скомпрометировать перед выборами, – обращаясь к Кривицкому, сказал Рева. – Точно вам говорю.

– Нет-нет-нет! – горячо возразил племянник Берга. – Дядя Коля сказал забрать вас с ёлки, и ничего больше. Это уж потом я сам решил отвезти вас в ресторан, и там, зная ваше, Егор Петрович, уважение к хорошим французским коньякам, угостить Реми Мартен пятнадцатилетней выдержки… А компрометировать ни у кого даже в мыслях не было. Поверьте!