Страница 8 из 13
«У меня довольно плохая музыкальная память, поэтому, когда я заучиваю мелодию, то могу положиться на весьма небольшое количество аудиальных мнемонических образов. В качестве способа запомнить мелодию я часто использую зрительные образы нот. Когда я был моложе и брал уроки игры на скрипке, порой случалось так, что я не мог представить себе, как должен звучать тот или иной пассаж, но все же мог извлечь его из памяти и сыграть. Говоря другими словами, память моих рук была более эффективна, чем память на звуки. Я часто просто двигал пальцами, изображая, что играю, дабы пробудить воспоминания о нужном звучании».
Роршах был чрезвычайно заинтересован в исследовании этих трансформаций из одной разновидности опыта в другую. Ему было интересно представлять себя на месте других людей, рассматривая их опыт как свой собственный. 4 июля 1903 года, в возрасте восемнадцати лет, Роршах выступил с традиционным докладом, которые члены братства «Скафузия» должны были читать своим товарищам. Он назвал свою речь «Женская эмансипация», и это было громогласное воззвание во славу полного гендерного равенства. Женщины, утверждал он, ничуть не хуже мужчин, а женская природа ни в чем не уступает мужской: «ни физически, ни интеллектуально, ни морально», они не менее логичны и как минимум настолько же храбры. Они нужны не для того, чтобы «плодить детей», – так же, как и мужчины не являются «пенсионным фондом для оплаты женских счетов». Делая отсылки к истории женских движений последних ста лет, опираясь на законы и общественное устройство других стран (включая Соединенные Штаты), он выступал в защиту предоставления женщинам полных избирательных прав, а также доступа к высшему образованию и ряду профессий, особенно медицинских, поскольку «женщина охотнее расскажет о своих интимных болезнях другой женщине, а не врачу мужского пола». Он развивал свои аргументы с остроумием и сочувствием, отмечая, что, хоть «синие чулки» и приводят старшее поколение в ужас, тщеславный псевдоинтеллектуал мужского пола также является «кислым и отталкивающим персонажем». Что же до приписываемой женщинам привычки сплетничать и вести пустопорожние разговоры, то «еще неизвестно, где больше сплетничают – в кофейнях или в барах», в мужских компаниях или в женских. Он ставил вопрос: а может быть, «мы» такие же смешные, как и «они», пытаясь, как он часто делал, посмотреть на себя со стороны.
Разумеется, сын Ульриха создал немало художественных работ для общественного скрапбука братства «Скафузия». Страница с изображением скрипичной партии, где вместо нот по линейкам, резвясь, скакали вверх и вниз кляксообразные кошки, была своеобразным каламбуром, поскольку в немецком языке для обозначения какофонической, кричащей музыки используется выражение «кошачья музыка». Именем «Клекс» было подписано и изображение смотрящих в разные стороны силуэтов двух людей, озаглавленное «Рисунок без слов». Среди художественных работ Роршаха, не вошедших в скрапбук «Скафузии», есть карандашный рисунок, портрет его дедушки по материнской линии, датированный 1903 годом и скопированный с небольшой фотографии. Выразительные лица и жесты интересовали его больше, чем статичные объекты и текстуры. На одном из рисунков Роршаха одежда студента и окружающая обстановка выглядят менее убедительными, чем поза юноши: дым его сигары не похож на дым, но клубится как дым.
Страница из рукописного альманаха «Скафузии», подписанная «Кляксой»: модифицированная копия «Кошачьей симфонии» австрийского композитора Морица фон Швинда. Роршах упростил изначальное изображение, убрав значительную часть символизировавших ноты кошек. Хоть некоторые кошки в его исполнении стали больше похожи на мышей, картинка в целом имеет более живое ощущение движения.
Еще одна лекция, прочитанная Роршахом в «Скафузии», называлась «Поэзия и живопись» и взывала к улучшенной проработке искусства видеть. «Людям недостает понимания визуального искусства, даже многим из тех, кто принадлежит к образованной прослойке, а корни этого недостатка лежат в нашей системе образования… Кто-то без толку пытается найти курсы по истории искусства в нашем гимназическом учебном плане, а в то же самое время ребенок может художественно мыслить не хуже некоторых взрослых».
Роршах трижды выступал с лекциями о Дарвине и взаимоотношениях человека с природой. Труды Дарвина не изучали в школе, так что эти лекции были по-настоящему полезны с точки зрения образования, – и снова Роршах сделал акцент на визуальных аспектах. Поднимая вопрос о том, нужно ли преподавать дарвинизм детям, Клекс сам ответил на него, согласно стенограмме встречи, решительно положительным образом: «Только путем тщательного изучения этих тем, адаптированных для детского понимания, юный человек сможет научиться “видеть природу”. Только таким образом может быть простимулирована его мотивация к наблюдению». Самым важным, по мнению Роршаха, было то, как нужно видеть окружающий мир и что видеть его нужно с радостью. Роршах закончил свою речь похвалой в адрес еще одного художника: «великого ученика Дарвина на немецкой земле, Геккеля». Иллюстрируя свою речь изображениями из книги Геккеля «Красота форм в живой природе», он старался «привлечь особое внимание к тому, как Геккель, при помощи своего метода естественного наблюдения, обрел способность хорошо различать художественные формы в окружающей природе».
Эрнст Геккель (1834–1919) был одним из самых знаменитых ученых в мире. В одной из его недавних биографий написано, что «из его многочисленных и объемных публикаций люди почерпнули больше сведений об эволюционной истории, чем из какого бы то ни было иного источника», включая даже работы самого Дарвина. За тридцать лет было продано менее сорока тысяч экземпляров книги Дарвина «Происхождение видов», в то время как научно-популярный труд Геккеля «Загадка Вселенной» разошелся тиражом более чем в шестьсот тысяч в одной только Германии, а также был переведен на множество языков, от санскрита до эсперанто. Сам Ганди хотел перевести эту книгу на индийский язык гуджарати, считая ее «научным противоядием от смертельных религиозных войн, пожиравших Индию». Помимо популяризации теорий Дарвина список научных достижений Геккеля включает в себя открытие тысяч новых видов (3500 лишь после одной из его полярных экспедиций); точное предсказание того, где будут найдены останки особей, являющих собой «недостающее связующее звено» между человеком и обезьяной; создание концепции экологии и ранние разработки в области эмбриологии. Его теория о том, что развитие индивидуума следует по пути общего развития видов – «онтогенез является срезом филогенеза», – имела огромное влияние как в биологической науке, так и в популярной культуре.
Геккель был и художником. Начинающий пейзажист в юности, он в итоге совместил искусство и науку в своих роскошно проиллюстрированных трудах. Дарвин восхищался Геккелем и как ученым, и как художником, называя два тома его прорывной книги «самыми поразительными трудами, которые я когда-либо видел», а его же «Естественную историю творения» – «одной из самых примечательных книг нашего времени».
Книга «Красота форм в живой природе», которую Роршах использовал, чтобы проиллюстрировать свой студенческий доклад, представляла собой визуальное суммарное изложение понятий структуры и симметрии сквозь призму мира природы, описывая гармонии, связывающие друг с другом амеб, медуз, кристаллы и все разновидности высших форм. В виде единой книги она была опубликована в 1904 году, однако в период с 1899 по 1904 год выходили также альбомы, включавшие в себя сотню иллюстраций из этой книги: десять альбомов, по десять рисунков в каждом. «Красота форм» была популярна и влиятельна как в научном мире, так и в сфере искусства, став своеобразным визуальным словарем для направления ар-нуво и выводя на передний план особый взгляд на природу. Тот факт, что горизонтально симметричные формы кажутся нам «органичными», отчасти является наследием метода Геккеля видеть окружающий мир. «Красота форм в живой природе» стояла на видном месте в домах немецкоязычной Европы и за ее пределами; в семье Роршахов имелись по меньшей мере некоторые из иллюстраций. Написанный Ульрихом «Очерк по теории формы», хотя Геккель в нем и не упоминается, был фактически прозаическим аналогом книги Геккеля, несшим в себе заметное влияние его «словаря форм».