Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 54

Восьмой снаряд снова ударил в боевую рубку, но на этот раз не в толстую переднюю стенку, а в тонкую трехдюймовую крышу. Легко проткнув экстрамягкую никелевую сталь, «его двенадцатидюймовое путиловское величество» проникло в святая святых британского линейного крейсера и взорвалось, отправив большую часть командного состава британского корабля прямиком в сундук Дэви Джонса. Уильям Кристофер Пэкинхэм услышал страшный грохот и почувствовал, как палуба ударила его в ноги. С высоты мостика он увидел неровную дыру с загнутыми зазубренными краями, а внутри нее уже разгоралось жаркое чадное пламя.

Временно потерявший управление «Лайон» стал совершать циркуляцию влево, будто пытаясь этим маневром выйти из-под огня. И тут же он получил новые смертельные попадания. Девятый снаряд, пробивший верхнюю и главную бронепалубы, прошел наискось от правого до левого борта и взорвался в левом отделении главных машинных холодильников. Десятое попадание вызвало пожар в нефтяных танках, а одиннадцатое – полностью уничтожило камбуз вместе с корабельным коком и его подручными.

Самые тяжелые повреждения нанес двенадцатый снаряд, наискось пробивший крышу уже поврежденной башни «Х» и взорвавшийся в ее перегрузочном отделении, что вызвало пожар в пороховом погребе. Во время Ютландского сражения «Лайон» уже чуть было не погиб из-за такого же попадания в башню «Q». Такого же, но не совсем. На этот раз у команды получилось затопить только снарядный погреб, а порохового отделения волна огня достигла раньше, чем кто-то что-либо успел сделать. Или, возможно, они уже все были там мертвы – теперь этого не узнает никто.

Контр-адмирал Пэкинхэм увидел поднимающуюся в небо ослепительную вспышку кордитного пламени, на мгновение осветившую все вокруг на несколько миль. Стало светло, как днем. Смертельно раненный «Лайон» описывал пологую циркуляцию, постепенно все более и более кренясь на левый борт. Потом напора раскаленных газов не выдержали клинкетные двери в бронированных переборках, и, пройдя через отделения главных холодильников и кормовых кочегарок, волна огня вызвала пожар в подбашенном отделении башни «Q». Несколько минут спустя прогремел взрыв хранящегося там боезапаса.

Но еще раньше, когда накренившийся «Лайон» еще чудом держался на воде, адмирал Пэкинхэм успел увидеть, как взрывается следующий вторым в колонне линейный крейсер «Тайгер». Всего один снаряд, упавший с сильным перелетом, и вот оно – «золотое попадание».

В самом начале боя британская эскадра потеряла два боевых корабля, так и не видя противника и не имея возможности достойно ему ответить. Даже днем в условиях хорошей видимости британские корабли, обладающие превосходной дальнобойной артиллерией, из-за несовершенства оптических приборов наблюдения были вынуждены сражаться на крайне невыгодных для себя дистанциях 60–80 кабельтовых. Ибо на большем расстоянии противника просто невозможно было разглядеть.

После гибели флагмана и второго следовавшего за ним корабля уцелевшая часть эскадры, ведомая принявшим на себя командование контр-адмиралом Худом, выполнила разворот «все вдруг» и строем растянутого пеленга на полных ходах устремилась на юг, подальше от неминуемой гибели. Эти британцы еще не знали, что спасаясь от одной опасности, они мчались прямиком в объятия отряда германских линейных крейсеров адмирала фон Хиппера.

28 (15) декабря 1917 года.

Петроград, Таврический дворец.

Кабинет председателя Совнаркома Иосифа Сталина.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич

Сегодня мне придется заняться своими прямыми обязанностями. Ведь, кроме разных шпионско-политических дел, я был еще и руководителем созданного недавно советского информационного агентства ИТАР.





И когда известный американский журналист, член социалистической партии Североамериканских Соединенных Штатов Джон Сайлас Рид снова обратился к нам с просьбой о встрече с руководством Советской России, мне пришлось организовывать эту самую встречу.

Со Сталиным Джон Рид уже имел возможность беседовать в октябре 1917 года, когда власть только что перешла от правительства Керенского к партии большевиков. Интервью, которое он тогда взял у нового русского премьера, было перепечатано самыми известными мировыми информационными агентствами. Но тогда большевики и глава их правительства были еще «вещью в себе». К тому же мало кто верил в то, что они сумеют удержать власть.

С того момента случилось множество самых разных событий, и ход мирового политического процесса изменился до неузнаваемости. В канун нового 1918 года можно уже было подводить и первые итоги.

Сейчас, после того как были посрамлены многочисленные газетные пророки и политические пифии, предрекавшие падение советской власти через неделю-другую, интерес к правительству Сталина вырос неимоверно. А посему многие иностранные журналисты наперегонки искали любую возможность взять интервью у председателя Совнаркома и у главы ВЦИК. Но я встречал их первым и, как неофициальный пресс-секретарь советского правительства, под тем или другим предлогом отказывал им. Зато они ежедневно получали подготовленные в ИТАР пресс-релизы и время от времени под моим чутким руководством встречались с тем или иным советским наркомом.

Это была моя сознательная позиция – встречу с высшим руководством Страны Советов следовало заслужить. Ведь большая часть той информации, которую иностранные журналисты получали от нас, впоследствии бессовестно перевиралась на страницах печатных изданий, которые они представляли. К тому же под личиной журналиста частенько скрывался профессиональный разведчик, о чем я знал, что называется, не понаслышке.

Самых наглых и злобных лжецов из числа зарубежной пишущей братии мы регулярно выдворяли за пределы Советской России, запрещая им въезд в течение пяти ближайших лет. Скоро представители «второй древнейшей профессии» поняли, что писать пасквили на власть большевиков – себе дороже, и стали более ответственно относиться к получаемой от нас информации. Так образовался своего рода «Таврический пул» – группа журналистов, которая получала самую свежую информацию о положении дел в Советской России и которую допускали туда, куда остальные их коллеги даже и не мечтали попасть.

Естественно, что в числе таких счастливчиков неизменно оказывался Джон Рид. И это было не случайно. Он писал хорошие объективные материалы, которые охотно перепечатывали в зарубежных изданиях. И еще – он был человеком храбрым и рвался туда, где стреляли и легко можно было получить пулю в лоб.

Кстати, я не удивился, когда узнал, что Джон Рид оказался в числе журналистов, добровольно поехавших под Ригу, прямо с фронта давать информацию о германском наступлении и о контрударе русской армии. Там он посмотрел на новую войну, которую не была похожа на ту полупартизанскую гражданскую войну, которую он наблюдал во время своей поездки в Мексику. Потом, когда отгремели пушки и за дело взялись дипломаты, он же подробно освещал все перипетии переговоров в Риге, закончившихся подписанием мирного договора между Германской империей и Советской Россией.

И вот Джон Сайлас Рид снова в Таврическом дворце, и я сопровождаю его в кабинет председателя Совнаркома, где, собственно, и состоится беседа со Сталиным. Встретив нашего гостя у подъезда, я не стал говорить, что его ждет приятный сюрприз. Но, когда мы вошли, он сразу все понял. В кабинете находился не только Сталин. Чуть наискось от него на мягком кожаном диване сидел Владимир Ильич Ленин, председатель ВЦИК и, следовательно, глава законодательного органа власти Советской России.

Дело в том, что, прочитав книгу Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», Ильич очень захотел встретиться с ее автором. И вот встреча эта, к обоюдному удовольствию, наконец, состоялась.

Джон Рид в быту довольно сносно изъяснялся по-русски, поэтому беседа шла без переводчика. Лишь иногда, когда американский журналист испытывал затруднение в изложении своей мысли, я приходил ему на помощь и переводил его фразу с английского на русский.