Unknown

— Продолжай, мне приятно слышать, как ты меня любишь.

— Когда ты была у нас в гостях с мужем, я слышал ночью через стенку, как он тебя е…ёт, кровать долго скрипит, и ты стонешь от сладострастия; а я плакал в подушку, хотел быть на его месте, царапал стенку... Вы затихали, скрип прекращался, и я засыпал. Ан нет, ещё за ночь два-три раза. Вы будили меня своим скрипом, а утром кошмар начинался снова, снова целый час у вас скрипит кровать… Сколько же можно тебя терзать?! Но ты счастливо хихикаешь, а я, несчастный, снова в слезах... Если сегодня откажешь, не заплачу, подожду ещё...

— Вон какие дела открываются. Но сознаюсь: так долго он «терзал» меня в ту ночь потому, что в чужой кровати, в чужом доме, в другой обстановке и воображал, что е…ёт твою мамку, шептал её имя — весь вечер на неё зыркал, а желание вые…ать сестрицу сорвал на мне. А дома обычно раз в неделю, по субботам... Эх, откровенность за откровенность: мамаша твоя признавалась, что у неё с моим было, и с Клавиным тоже было. Чего уж там скрывать, были мы моложе, и как-то остались с твоим отцом вдвоём. И как ты думаешь, он упустил момент? Ещё чего! Не слезал с меня полночи. Что было в остальное полночи? Ну как что: уговаривал меня... А как-то и Полинин муж уговорил меня, уже на всю ночь. Должен ты знать: каждый из этих трёх мужиков хотя бы раз попробовал каждую из моих сестёр, и, соответственно, каждая сестра хотя бы раз переспала с каждым мужем сестры, а семья только прочнее, такова жизнь...

Такой периодический «обмен» мужьями оказался полезен для сестёр: только муж охладел — как «случайно» оказался наедине со свояченицей. Полночи её уговаривает, она отталкивает его: «Нет, нет, так нельзя. Да не лапай ты и не целуй. Убери руку с лобка, потрогал — и хватит, а х…й мне в п…ду вставить не дам. Так сильно встал у тебя, так сильно меня хочешь? Тебе сестры мало, что ли? Только один раз, говоришь, и угомонишься, оставишь меня в покое? Ну. ежели обещаешь... Ты действительно считаешь, что я самая красивая из сестёр? С этого бы и начинал. Полине так не говорил, когда её три месяца назад уговорил… Ох, Парис ты мой, где твоё яблоко? Ну ладно, давай вставляй, какой горячий. А у меня погорячее, чем у Полины... Ну, теперь-то всё, успокоился? Нет? Ещё хочешь? Зачем поворачиваешь меня на живот? Через жопу хочешь? О-хо-хо, коготок увяз — всей птичке пропасть... Что, ещё? Бог троицу любит... Хочешь, чтоб я сверху? Вот так свояк! За одну ночь во всех позах меня поимел...»

И вспомнился ей её первый опыт и первый мальчик, по прозвищу Хохон. Прозвенел последний школьный звонок, они шли домой из Личадеева в Левашово через рощицу, и он начал читать ей стихи:

Шли мы лесом-просеком,

У ней п…да с волосиком.

Попросил всего разок,

А наё…ся как бычок!

Она села на пенёк, сняла трусики, раздвинула ножки: смотри, у меня уже есть волосики... И они начали отмечать окончание восьмилетки...

— Ох уж эти мужики! Какие все вруны и обманщики, что Хохон, что свояк, что первый, что последний: обещали всего «разок», а е…ли меня один весь день, другой — всю ночь. Ни стыда ни совести... Через два-три месяца они забывают об обещании: больше ни-ни, — и всё повторяется, и Клава- — снова новая, чужая жена, и у них всё впервые. А налево сходить уже ни у кого ни желания, ни сил, ни возможностей, остаётся -только крепче любить свою жену.… ) А тебе совет, : не будь однолюбом, не зацикливайся на мне, не обедняй интимную жизнь, попробуй и другую мою сестру, . ну Ну, бывают сверх продвинутые — и мамку не пропускают, но я б не советовала, замучают угрызения совести... ну Ну а самые хитрые мамки дают сыну втёмную, обустраивают всё так, что он думает, что отъепал отъе…ал соседку... -Нет-нет, сегодня я твоя, я просто хотела это сделать с тобой под этим кустом... Тебе осталось выполнить мою последнюю просьбу — и твоя мечта детства исполнится: я буду твоей первой женщиной... и можешь «терзать» меня целый день, . ну Ну а чтоб всю ночь, это у тебя всё впереди, с молодой женой, а сейчас надо пройти в воду голышом и вернуться ко мне.

Когда Саня возвращался, она расстегнула лифчик, медленно сняла трусики, раздвинула ляжки, согнула ноги и показала ему промежность, половые губы её затрепетали, соски титек затвердели... У него встал, она увидела, что это не меньше, чем тогда у прапора, и просияла, а он опустился на колени перед царицей Велетьмы…

Повторив, они искупались и покинули пляж. Он шёл чуть сзади, смотрел, как она виляет попою, и у него встал снова. И он ткнул его ей в попу через платье. Она оголила великолепную попу, нагнулась, ухватилась руками за сосенку и отклячила попу. Яйца застучали по ягодицам, его живот шлёпал ей по упругой жопе... Дважды спереди на пляже, на песке, и дважды через жопу в сосновом бору, под пение щеглов — так отметил он расставание с девственностью...

Клава потеряла невинность в бане. Ей пошёл шестнадцатый. Она напросилась в баню с двоюродным дядюшкой Петей, 35-летним верзилой — мол, похлещу тебя веничком...

— Ну, пойдём, да без глупостей, мала ещё для этого, хотя у тебя вроде уже всё есть...

Как там в детском стихе:

Истопила Дуня баню,

позвала соседа Ваню

Париться с собой...

«Ваня, что торчит меж ног такое,

Толстое большое, — просто чудеса?»

Отвечает Ваня: «Это «колбаса».

Если хочешь «пообедать»,

Колбасы моей отведать,

На спину ложись, ляжки раздвигай,

Вкусно ль — отвечай!..»

Клава закусила губу: «Мала ещё, говоришь? Ну, я тебе покажу...» Помылись, она встала напротив, подставила п…ду — нет реакции; взяла обвисший его член в нежные девичьи ручки и провела залупой по волосикам на кунке... Встал как железный.

Последнее время жена ему поднадоела; она потолкает его в бок, он вроде хочет, да не может — не встаёт. Идёт в ванную, берёт лохматую мочалку, трясёт перед членом — чужая-чужая, пощекочет мочалкой залупу — член встал; проткнул и нанизал мочалку, идёт к жене, е…ёт через мочалку и шепчет:

— Чужая-чужая жена...

— Петюша, ты чего мне мочалку на п…ду пристроил? А, понимаю, фетиш, вроде возбуждающего белья... Ну и молодец, довольна я...

Между тем, пока Петя удивлялся, чего это у него так крепко встал, Клавочка вставила его здоровенную стоячую х…ину себе в п…дёночку, поднажала и сама себе сломала свою мембранку. И, не останавливаясь, продолжала нанизывать и дрочить его х…й своей п…дой стоя, пока он не кончил... Теперь ему ничего не оставалось, как поиметь юную женщину, лёжа на банной лавке и на карачках через жопу... Сразу весь ассортимент при потере девственности.

Минуло 20 лет, и теперь тётя Клава пригласила племянника Женю Шарова в баню, якобы веником похлестать, а на самом деле инициировать в мужчину. Помылись, у Жени встал.

— Тёть Клав, что делать-то?

— А ты не знаешь? Не придуряйся. Объясняли тебе мужики, куда его вставлять, чтоб он упал.

— Говорили, да я стесняюсь, стыдно мне, ты вроде родня. Ой, мочи нет как хочется е…ать, прости, Клава, раздвигай ляжки... иль умру...

— Ну-ну, не дури, забудь про стыд, это святое дело. Какая я тебе родня — седьмая вода на киселе. Я твоя первая женщина, а это на всю жизнь... Ещё хочешь пое…аться? Понравилось? Ну, значит, сделала тебя мужчиной, как и обещала твоей мамане... Нет-нет, это первый и последний раз, такой был уговор, на завтра у меня муж есть... Ну а сегодня я твоя, е…и сколько сможешь…

У Полины первым мужчиной был дядя Вася: его жена ушла по делам и попросила Полю посидеть с ребёнком. Она укачала малыша в кроватке, постояла под душем, надела халат, застегнула его на одну пуговку, забыла надеть трусы и уселась в кресло рядом с детской кроваткой читать старинный роман С. Ричардсона «Кларисса».