Страница 6 из 16
Случилось это через четыре дня после пропажи Саши. Всё чаще и чаще девочку одолевали несладкие навязчивые догадки: «Он наверняка с ней! Бросил меня. Навсегда. Он ушёл к этой отвратительной Янке. Ненавижу! Хоть бы она сдохла!» Геля тогда впервые громко разрыдалась, уткнувшись мокрым носом в атласную обивку его трона. Высокие своды зала усилили её безудержный рёв, и немудрено, что, переполошившись, прибежала бабушка и стала обнимать, гладить Гелю по волосам, пытаясь утешить. Но вредная девчонка, устыдившись, что показала слабину, грубо оттолкнула:
– Отойди! От тебя старушатиной пахнет!
– Геленька, успокойся, маленькая! Да что ж так убивацца, у других вон ещё хуже! Всё уладицца…
– Ничего уже никогда не уладится! Ненавижу тебя, мерзкая старая дура! Не смей прикасаться ко мне! Никогда!
Геля резко повернулась и запустила старушке в голову, попавшим под руку высоким хрустальным фужером. Стекло разлетелось, разбившись о мраморный пол. Бабушка вздрогнула, зажала ударенный лоб. Молча повернулась и ушла. Больше Геля не видела её. Впоследствии соседи поговаривали, что та обосновалась в Долине парящих Земель.
Девочка подозревала, что старуха, конечно же, сделала это специально, зная, что ей не дано летать, и она никогда не сможет добраться до её нового жилища. Ну и пусть! Без бабки можно просыпаться во сколько захочешь или вообще не ложиться, не есть полезные каши на завтрак, можно вообще не есть, на Грани это вполне реально, а главное – гулять, где захочется. Никто не зудит над ухом о том, что пора домой, кушать, спать или что надо бы научиться красиво писать буквы, стирать свои носочки и чистить картошку. Бред!
Однажды Геля напрямую спросила нудную старушку, зачем она заставляет делать все эти совершенно ненужные на Грани дела, ведь в этом мире можно не есть, не спать, не расчесывать волосы. Но бабушка тогда сказала, что в беде лучше цепляться за привычный распорядок, делать обычные повседневные дела, которые облегчают боль и примиряют с действительностью. О какой ещё беде она тогда говорила? Или тоже чего-то недоговаривала, считая Гелю маленькой и глупой. Теперь уже не выспросить: бабушка обиделась и ушла.
Правда, старушка напоследок решила не бросать Гелю без помощи и оставила своего, наскоро слепленного клона. Двойник получился не до конца телесный. Внутри него под старой желтоватой кожей, покрытой сеткой мелких морщинок, можно было, приглядевшись, рассмотреть бушующие вихри серой туманной субстанции. Да, глядя на такой клон, сразу догадаешься, что человек, сотворивший его, не очень-то силён в магическом искусстве. Однако функции свои клон выполнял безукоризненно.
Фантом мог приготовить отличный обед, если его об этом вежливо попросить. На завтрак бабушкин двойник пёк блины, мог по просьбе заплести косы, а в остальном в Гелину жизнь почти никак не вмешивался. Псевдо-бабушка неподвижно сидела на кухне, пригорюнившись, у громадного мраморного стола и откликалась только на определённые запросы, в основном касательно приготовления пищи. Эмоций не проявляла вовсе, и даже свои любимые оладушки, которые готовила всегда с улыбкой и приговорами, теперь пекла молча с пустыми глазами-пуговицами, слепо пялясь в пространство перед собой. Смотреть на неё в такие моменты было весьма неприятно, как на нечто мёртвое, которое притворяется живым. На глупости и провокации бесчувственный «робот-бабушка» вообще никак не реагировал. Однажды от скуки Геля расчертила угольком пол на кухне и хотела заставить старушку прыгать вместе с ней в классики. Но упрямый фантом никак не отвечал на просьбы и даже приказания.
Геле надоело слоняться вокруг замка, гоняя с деревьев стайки элементариев и ворон. Словно на автомате, она колотила по голым чёрным стволам длинной шваброй, которую украла с кухни из-под самого носа фантома. Радости это занятие ей больше не доставляло. Ей не хотелось ни-че-го.
Девочка встала на краю пропасти. Дальше дорожка обрывалась круто вниз, и находиться здесь было просто опасно. Однако Геля не была бы Гелей, если б не затеяла нового рискованного развлечения. Она принялась пинать небольшие камешки со скалы, на которой покоился замок, следя за их головокружительным падением. Камни летели, иногда наткнувшись на скальные выступы, разбивались в полёте, и их обломки продолжали свое гибельное движение в туманную бездонную пропасть.
Когда и эта шалость порядком ей наскучила, Геля стала всматриваться в унылый однообразный пейзаж, в верхушки гигантских деревьев, торчащие из пропасти, в очертания обрыдлого замка, выплывающего из густого тумана. И вдруг она заметила то, чего не замечала никогда раньше. Из подвала замка чернел выход прямо в обрыв, причем выглядел он, как выступ величиной с гараж, что выдвигался из стены, словно ящик каталога. Это сооружение можно было бы принять за гигантскую трубу, торчащую откуда-то из подвала под кухней, с единственным отступлением, что труба эта была квадратной формы. Выход зиял раззявленной пастью и никаких дверей или ступеней разглядеть было невозможно.
«Что это? – размышляла девочка – Гигантская канализационная труба, а нечистоты из неё льются прямо в пропасть». Но зная, что местные жители ели и пили крайне редко, лишь из желания подбодриться или оживить ощущения, такого количества нечистот никак не набиралось, даже если бы все комнаты замка были заполнены гостями. Хотя узкие коридоры, тускло освещаемые факелами, бесконечно плутают по замку, и, наверняка, ещё остались не исследованные помещения.
А вдруг это секретный канал для выбрасывания трупов искалеченных пленников? Нет, откуда взяться злодеям в семействе, имеющем в одном из своих колен такого праведника, что был удостоен возведения в чин Серафимов16. Бабушка часто любила пересказывать эту старую легенду. Поэтому в семействе Аграновичей часто встречались мужчины и женщины, названные соответственно: Серафим и Серафима. Хорошо, что Саше от высшего ангельского чина досталось только отчество. И тут Гелю осенила ещё одна идея. Это же тайный выход, спрятанный именно от неё, потому что остаться в живых, выйдя из такой двери можно, только умея летать, чего она как раз делать не умела.
Обретя хоть что-то мало-мальски похожее на цель, и дабы найти подтверждение своей теории, девочка ринулась на поиски кухонного подвала. Бабушка-фантом не обратила на Гелю никакого внимания и осталась неподвижно сидеть, сгорбившись у стола. Ключ от кухонной кладовки бабушка всегда почему-то прятала в карман фартука и гнала Гелю, когда та пыталась что-то разглядеть в темноте чулана через замочную скважину. У девочки тогда даже зародилась мысль, что в этом закутке хранятся настоящие летательные мётлы и другие волшебные предметы.
Забрать ключ из кармана фантома было легко, псевдо-бабушка даже не шелохнулась, хотя у Гели в тот момент сильно колотилось сердце. Вдруг старуха схватит её за руку? Но всё обошлось, и ключ легко отворил массивную дверь. Действительно в чулане стояли метёлки, щётки и крупная посуда, редко бывавшая в обиходе, там же девочкой был обнаружен вход в подземелье.
Саша уходил из замка опрометью, как вор. Ясно осознавая, что обречён, он не хотел, чтобы его близкие стали очевидцами тех ужасных изменений, которые никто не в силах был остановить. Агранович и так, как мог, оттягивал момент расставания, но дальше тянуть было невозможно, уж слишком явные признаки перерождения проявлялись в его внешнем облике, да и в поведении. Становясь всё угрюмее, он испытывал даже физическую боль от необходимости общения.
Каждый его день стал начинаться с того, что он подолгу осматривал себя в зеркале. Сначала на голове по правой и левой стороне набухли шишки, словно его кто-то хорошенько отходил поленом. К тому же эти две воспалённые опухоли нестерпимо чесались. На спине, чуть ниже лопаток наблюдались такие же вспухшие области, которые к тому же невозможно было почесать руками. Прячась от посторонних взглядов, он подходил к дверному косяку и тёрся об него спиной, в такие моменты сравнивая себя с неуклюжим медведем.
16
Серафимы (ивр. Śārāf – пламень, горение или возвышенный, благородный) – один из девяти чинов ангельских, о которых упоминается в Священном Писании