Страница 4 из 16
Дымчато-пепельная кошка расположилась на поленнице за погребом и внимательно следила за действиями художницы. Вскоре после серии отчаянных зевков сон победил Мому и она, уютно свернувшись колобком (снова бабушкино словечко!), уснула. «Ах ты, красотка моя, если будешь так смирно полёживать, то я и тебя успею написать!» – обрадовалась девушка.
Как вдруг что-то незримо изменилось в самой атмосфере. Высокое ясное небо затянули серые непроглядные тучи, укутав светило плотным комковатым ватным одеялом. Яркий тёплый свет уже не отделялся чёткой холодной тенью, власть взяли полутона, и всё вокруг стало одинаково серым. Кошка неожиданно проснулась и, недовольно мяукнув, убежала прочь. Казалось, даже троица подсолнухов, замерев, настороженно прислушивается к происходящему. Янка в раздражении ещё какое-то время пыталась завершить работу, дописывая освящение по памяти. Но состояние природы и вдохновение были безвозвратно потеряны, и она, решив, что уже и так сойдёт, начала собираться.
Небо стремительно темнело, как перед грозой. В наэлектризованном воздухе запахло озоном. Янка понимала, что здесь ничего не происходит просто так. Грань пытается о чём-то предупредить. Стараясь не поддаваться панике, складывая этюдник, она нарочно долго и тщательно вытирала кисти. Налетел холодный пронизывающий ветер. Три брата подсолнуха, сегодняшние Янкины модели, взметнув вверх широкие зелёные ладони, затрепетали то ли в восхищении от увиденного семейного портрета, то ли от страха, мол, сдаёмся!
Вдруг наступила необычная давящая тишина. У Янки в голове заухали меха дырявой гармони. На тополях за забором примолк неутомимый птичий базар. Даже нагловатый непрошеный порыв невесть откуда взявшегося ветра, словно убоявшись неопознанного зла, прибился к земле и затаился в дальних кустах. Казалось, что даже листва и трава застыли.
Тревожное беспокойство холодной ядовитой гадюкой шевельнулось где-то рядом с сердцем. Самым мудрым решением было бы сейчас, конечно, ретироваться по-быстрому и спрятаться в доме за дверью, защищённой надёжной пентаграммой. Мало ли какая неведомая сказочная гадость могла вдруг объявиться на перекрёстке всех миров: трёхглавый Змей Горыныч, например, мог мимо промчаться или летучий косяк метёлок выпускников Хогвартса.
Янка завернула за угол, беспокоясь, что на крыльце сидит ничего не подозревающая бабушка, но та уже ушла хлопотать в кухню. Девушка занесла в сенцы этюдник, поставила к стене сырую работу. Подсолнухи словно зажглись в прохладной полутьме и смотрелись теперь сочнее и радостней, Янка удовлетворённо отметила, что этюд удался.
Чуть помедлив, словно собираясь с мыслями, она решила сопротивляться страху и вернулась в огород. Девушка прошлась по тропке между грядок, встала в самой середине и осмотрела периметр. Не заметив ничего опасного, решила немного подождать. Янка вернулась к стене дома и встала на крышку погреба. Здесь с возвышения можно было контролировать максимальную площадь, не вертясь кругом. Вдруг она заметила неясное мельтешение у дальнего забора. Какое-то синее пятно то поднималась, то вновь пряталась за старым ветхим ограждением, нещадно его раскачивая.
Девушка робко двинулась навстречу, но тут же в ужасе отшатнулась. На забор пытался взобраться огромный синий медведь. Он встал во весь трёхметровый рост, опираясь широкими когтистыми лапами на забор. Заприметив её он, вытянув шею и утробно заревел. Янка видела его огромную раскрытую зубастую пасть, трепетные ноздри, которыми зверь наверняка давно учуял её приближение. От страха в желудке у неё завязался противный холодный узел, ног она не чуяла.
Однако, не прекращая движение, Янка стала разговаривать сама с собой и с диким незваным гостем: «Эй, разве я не хозяйка пусть крошечного, но своего островка?! А?! Разве не в моём сердце растворились магические «Глаза Ночи»?! Мой боевой перстень всегда со мной! Вот, смотри!» Вытянув вперёд руку с нацеленным прямо в пасть гиганта голубым камнем, она пробиралась сквозь густые кусты смородины, что подбадривали панибратскими касаниями и острым ароматом. Дабы показать чудовищу, что она вовсе не хочет делать ему ничего плохого, а лишь удивлена внезапным вторжением, Янка напевала тихим дрожащим голоском только что выдуманную песенку:
– Ты тучка, тучка, тучка, ты вовсе не медведь. И как не стыдно тучке здесь громко так реветь?
Мишка, словно поняв слова и устыдившись, отвернул огромную голову в сторону и виновато глянул тёмно-синим блестящим глазком. Янка держала животное под прицелом, но медлила выпускать боевую искру. Неожиданно она поняла, что медведь плачет, из синего глаза, который она могла видеть пролегла мокрая чёрная дорожка. Не дожидаясь, когда в него полетят магические разряды, медведь вдруг стал на глазах разбухать и округляться, а потом неожиданно лопнул как гигантский пузырь, оставив после себя голубоватое дымное облачко с медовым ароматом.
От громкого хлопка с соседнего тополя, увешанного пушистыми серёжками, взметнулась стайка полупрозрачных элементариев11 – мятущихся душ умерших людей, чаще всего атеистов, не приписанных на постоянное место обитания ни в Ад, ни в Рай. Они напоминали больших полупрозрачных бабочек, только при полном отсутствии головок и усиков. Всколыхнув крону, многочисленная стая спровоцировала бесшумный каскад тополиного пуха, который облепил их крылья и щедро посолил под деревом прогретую землю.
Кроме глубоких бороздок от медвежьих когтей на заборе осталось ещё кое-что. На серых, высушенных временем досках виднелся чёткий рисунок. Это была словно выведенная тёмно-синей тушью трясогузка, что вполне могла уместиться на детской ладони. Но вот что удивительно, плоская нарисованная птица кивала, раскрывала клювик, и даже, как настоящая, трясла хвостиком. Янка невольно протянула к ней ладонь, в желании потрогать оживший рисунок, как вдруг изображение соскочило с забора и перепрыгнуло на протянутую руку. Девушка ошарашенно уставилась на своё запястье. Теперь чуть пониже кисти на её правой руке красовалась совершенно натуральная татуировка – мастерски, со знанием дела прорисованная трясогузка.
Покинутый замок
Обрыв. Провал. И я на дне,
На дне глубокого колодца.
В том самом-самом чёрном дне,
В ужасном чёрном дне без солнца
И ночи без тебя.
На самом краешке крыла,
Уснула маленькая точка всех надежд.
Мой серый ангел, светлоокий,
Несусветный –
Прозрачный бред…
Тоскливый путь окончен – всё известно.
В формате тёплого окна,
На острие огня, в твоей судьбе
Нет места,
места для меня…
В интерьерах замка ей всегда не хватало света. Она даже не подозревала раньше, что можно так сильно скучать по обычному дневному свету. Солнце на Грани было редким явлением. Правда, на утренней заре солнечные лучи влетали в узкие, больше похожие на бойницы оконные проёмы и протыкали своими острыми пиками пространство тронного зала. Длилось это великолепие совсем недолго, и как только солнечный диск поднимался выше, его лучики один за другим пристыженно убирались восвояси, словно проигравшие бой с темнотой, сыростью и старостью фамильного замка Аграновичей.
11
Элементарии (источник: Елена Петровна Блаватская «Теософский словарь») – элементарные духи, развоплощенные души развращенных; эти души уже за некоторое время до смерти отделили от себя свой божественный Дух и тем самым утеряли свой шанс на бессмертие